Соблазнительный дьявол (СИ) - Идэн Вероника

Я отвлекаюсь от своих грустных ногтей и переключаю внимание на домашнее задание, разложенное на журнальном столике. Трудно сосредоточиться, когда колючий твид уродливого клетчатого дивана раздражает мои бедра и оставляет вмятины на коже. Я двигаюсь, поправляя свои хлопковые шорты.

Еще пять минут попыток поработать над эссе по истории — предмету, который я обычно люблю, — и я закрываю глаза, падая обратно на диван с пораженным стоном. Я прикрываю глаза лапами свитера своей безразмерной толстовки.

Чертов поцелуй с Девлином не выходит у меня из головы. Движение его языка, его хватка на моей талии и приглушенный стон, который он издал, — все это впечаталось в мою память. Я даже не представляла, что поцелуи могут быть такими. Те немногие поцелуи, которые я испытала, были сладкими, неловкими или лишенными чувств.

Поцелуй с Девлином был ошеломляющим, неконтролируемым, незабываемым.

Разрушительным.

Спираль жара скрутила мой живот в восхитительный клубок. — Это смешно. И жалко. Соберись.

Я в замешательстве. Вот и все. Я ни за что не позволю ему убедить меня поцеловать его снова. Даже если он заплатит мне миллион долларов.

Ну…

Ладно, за такую сумму это будет несложно. Я падаю боком на диван, вытянув руки над головой. Однобокая улыбка приподнимает край моего рта, когда я мечтаю. С одним миллионом баксов я могла бы купить маме хороший дом, надежную машину, списать все долги и счета, и еще осталось бы немного на оплату колледжа.

В самый разгар мечтаний о выборе идеальных занятий по истории искусств для моего расписания в колледже, стук двери заставляет меня сесть прямо.

Мама входит в дверь за несколько часов до того, как она должна была вернуться домой после вечерней смены в закусочной. Ее плечи поникли, а лицо слишком бледное, из-за чего синяки под глазами резко выделяются.

— Мама! — Я вскакиваю с дивана и бросаюсь к ней. — Что ты делаешь дома?

Она испускает вздрагивающий вздох и берет меня за руку. Ее пальцы ледяные.

— О, малышка, — шепчет она срывающимся шепотом.

Мне не нравится прерывистый звук ее голоса. Беспокойство утяжеляет мой желудок, как кирпичи, покрытые илом, слипаясь и создавая огромную массу дискомфорта.

— Присаживайся. — Переплетая свои пальцы с ее, я веду ее к маленькому столику на кухне.

Когда она садится, она кладет голову на руки, опираясь костлявыми локтями на стол. Ее униформа официантки свисает с ее маленькой фигуры. Если я худая, то мама почти смертельно худая. Она никогда не могла удержать вес. И это всегда было тяжело, когда наше питание нормировалось в течение месяца.

Было бы лучше, если бы мы получали талоны на питание, но мама слишком много зарабатывает. Эта система — шутка для таких, как мы, которые проскальзывают сквозь трещины, потому что у нас слишком большой доход, чтобы претендовать на государственные программы помощи, которые были бы огромной помощью, и слишком маленький доход, чтобы содержать себя без забот. Риджвью — все еще дорогое место для жизни, даже в неблагополучной части города. Большая часть маминой зарплаты в закусочной уходит на аренду трейлера, затем на счета в порядке очередности и последствий. Это ужасное существование — постоянно бояться, сможем ли мы оплатить счета или будем ли мы есть из недели в неделю.

Из мамы вырывается мучительный всхлип, и она сжимает волосы в своих когтистых руках. Мое сердце разрывается на части, когда я обнимаю ее.

— Не плачь, — шепчу я, такая же разбитая, как и она. Я ненавижу видеть ее слезы. Это разрушает меня, вонзаясь в мое сердце, как смертоносные кинжалы. — Все хорошо. Просто дыши, мама. Что бы это ни было, мы разберемся. Мы всегда так делаем.

Слова звучат пустотой, но они не перестают звучать. Я должна что-то сделать, чтобы остановить ее слезы.

Мама поворачивается с напряженным хныканьем, обхватывает меня руками за талию и зарывается головой в мою грудь. Слезы застилают мне глаза и собираются на ресницах, пока я глажу ее по волосам, успокаивая ее нежными прикосновениями. Мы остаемся так, пока она не успокоится.

— Прости меня, милая, — повторяет она сдавленным голосом. — Мне так жаль.

— Все в порядке.

Беспомощность сковывает меня, зажимает в железные кандалы. Как я могу это исправить?

Мама похлопывает меня по спине и мягко отталкивает. Я откидываюсь назад, чтобы дать ей место, и она смотрит на меня сверху. Она тут же разражается смехом.

— Боже мой, — дышит она сквозь слабый смех. Ее плечи вздрагивают под моими руками. — Ты похожа на енота.

Я моргаю, смахивая слезы с глаз. Мой большой палец снова оказывается измазанным тушью. Я выдыхаю смех и качаю головой.

Обнимаю ее, криво улыбаясь. — Позволь мне пойти умыться, а потом я сделаю чай.

Когда я возвращаюсь, мама держит в руке бейджик с ее именем, обводя пластиковые буквы, которые пишут Мэйси. Я включаю в розетку наш электрический чайник, который я нашла в эконом-магазине в центре города, и достаю чашки и пакетики чая. Пока я завариваю чай, мама молчит.

Меня пугает, когда она срывается. Обычно она не плачет при мне, поэтому, когда она теряет самообладание вместо того, чтобы пойти поплакать в своей комнате, я понимаю, что это плохо.

— Вот, — говорю я, ставя перед ней кружку чая с паром.

Мама откладывает в сторону помятую пластиковую табличку с именем и обхватывает кружку руками. Есть что-то такое в теплом напитке, что обладает магической успокаивающей силой. Как бы плохо ни обстояли дела, это помогает нам успокоиться.

Я сажусь напротив нее и жую губу, решая, как начать разговор. — Итак…

Мама вздыхает, усталая и побитая всем миром. От этого у меня щемит сердце, переломы словно пронзают тысячи иголок. Я сглатываю, мое горло становится плотным и тугим.

— Меня отпустили из закусочной.

Комок застревает в горле. Я хриплю, пытаясь дышать.

Мама потирает висок, корчит рожицы. — Я не знаю, как мы будем платить за квартиру до конца месяца. Мне придется сразу же начать искать другую работу.

— Я могла бы найти работу…

— Нет. — Мама прерывает меня свирепым взглядом. — Я тебе сто раз говорила, Блэр. Сосредоточься на школе. Я позабочусь о нас, просто хочу, чтобы ты беспокоилась о своей учебе. Ты так много работала, чтобы получить свою стипендию. Не хочу, чтобы ты упустила эту возможность из-за денежных забот.

— Но это даже не твоя вина! Это все потому, что папа ушел, как проклятый…

Мама хлопнула рукой по столу. Я вздрагиваю, рада, что в ней еще осталась хоть капля борьбы, даже если это для того, чтобы отругать меня.

— Хватит. Это больше не имеет значения. Мы просто должны двигаться вперед. Зацикливание не принесет нам никакой пользы.

Я откидываюсь на спинку стула, вздыхая и постукиваю обкусанными пальцами по стенке кружки. Есть и другой вариант. Я собиралась приберечь его, но поскольку Девлин не разговаривал со мной всю неделю, я могла бы отдать его ей сейчас.

— Я сейчас вернусь.

— Блэр?

Я поднимаю палец, когда иду в свою комнату и жду секунду, положив руки на бедра. Вздохнув, я ложусь на матрас своего футона и поднимаю угол. В шкафу я вынимаю деньги из двух разных пар ботинок. Из коробки с носками я достаю последнюю из сбереженных наличных. Стопка толстая, все двадцатки и пятидесятки, заработанные в игре Девлина.

Это все, что я накопила до сих пор.

Вернувшись в главную комнату трейлера, я кладу пачку перед мамой. — Вот. Мы можем использовать это для аренды. Я думаю, этого хватит на два месяца, по крайней мере.

Мама вытаращилась, переводя шокированный взгляд с денег на меня. — Блэр, где ты это взяла?

Я пожимаю плечами, ковыряясь в красной кутикуле на мизинце. Жгучий укус боли удерживает меня на месте.

Мама перебирает деньги, отсчитывая их. Чем выше она поднимается, тем больше ее брови ползут вверх на лоб. — Блэр, — хрипит мама. — Это почти пять тысяч долларов.

— Я знаю.

— Откуда у тебя столько денег?

Я уклоняюсь от вопроса. — Занималась репетиторством с некоторыми людьми в школе. Они все богатые, поэтому платят хорошо. Просто возьми. Это поможет?