Самураи. Подлинные истории и легенды - Хироаки Сато

О главном герое Тайра-но Садацуна известно очень мало. Сирабёси, «белый ритм» – танцовщица в элегантном и изысканном костюме, зачастую она же была и проституткой.

Вада Ёсимори (1147–1213) – доблестный воин с блестящим послужным списком. Когда Ходзё Ёситоки (1143–1224), регент сёгуната Камакура и фактический правитель Японии, убил своего брата, Ёсимори поднял против него армию, но потерпел поражение и был убит. Он будет важным действующим лицом в следующем разделе о Минамото-но Ёсицунэ.

Командир Левого крыла стражи Внешнего дворца Тайра-но Садацуна из Фурукори был пьян и спал вместе с танцовщицей-сирабёси по имени Гёкудзю, когда грабители проникли в его дом в Киото. Они ворвались в спальню, но Садацуна выхватил меч и заставил их отступить. Затем он протолкнул вперед себя Гёкудзю, отступил на задний двор, перебрался через живую изгородь кипарисов на участок соседа и бежал вместе с женщиной.

Люди узнали об этом и сказали: «Он бежал от разбойников. Это позор!»

Услышав такие слова, Садацуна произнес: «Если бы подобное случилось снова, я бы поступил точно так же. Я не хочу из-за разбойников рисковать жизнью. Но если в беду попадет мой господин, я отдам свою жизнь столько раз, сколько потребуется».

Садацуна сдержал свое слово. Когда командир Левого крыла стражи Внешнего дворца Вада Ёсимори вступил в битву, Садацуна мчался впереди войск, которые он вел. Днем он скакал на черном коне, накинув алое хоро[29], защищающее от стрел, ночью – на белом коне с черными яблоками, неся белое хоро. Он был настоящим воплощением «воина, стоящего тысячи». Верный своему слову, он оставался храбрым и отважным.

Когда его сторона потерпела поражение и никто не захотел принять его вызова на поединок, Садацуна покончил с собой.

Часть II. Сыгранные сражения

Минамото-но Ёсииэ: «Самурай величайшей храбрости»

Однажды, когда господин Сиракава спал, на него напал дух. Ему сказали: чтобы избавиться от духа, нужно положить на подушку оружие. Тогда Сиракава вызвал Ёсииэ. Ёсииэ сразу же предложил ему свой лук, сделанный из особого дерева и покрытый черным лаком. Как только господин Сиракава положил этот лук на подушку, дух перестал досаждать ему.

Потрясенный, он спросил Ёсииэ, не пользовался ли тот луком во время Двенадцатилетней войны. Ёсииэ ответил, что не помнит. Это, говорят, восхитило господина Сиракава еще больше.

* * *

Короткий эпизод из «Удзи сюи моногатари» («Истории, собранные в Удзи», разд. 66) подтверждает, каким большим уважением, граничащим с благоговейным ужасом, пользовался у двора во главе с императором Сиракава (1053–1129), здесь называемым господином Сиракава, самурай по имени Минамото-но Ёсииэ (1041–1108). К тому времени, когда произошел описанный выше случай, некоторые называли его «командиром всех самураев» и «самураем величайшей храбрости». Второе определение принадлежит Фудзивара-но Мунэтада (даты жизни неизвестны). Он записал его в своем дневнике в 1098 г., когда Ёсииэ был допущен ко двору Сиракава. Подобной чести удостаивались лишь очень немногие воины.

Ёсииэ прославился в ходе двух гражданских войн, которые традиционно называются Первой Девятилетней (1051–1062) и Второй Трехлетней (1083–1087)[30]. В первой он командовал войсками под началом своего отца Ёриёси, губернатора Муцу, а в ходе второй уже сам был губернатором той же провинции. Обе войны велись с целью уничтожить могущественные кланы области Муцу, стоявшие во главе племен эбису[31].

Считается, что члены семьи Абэ, занимавшие главные посты в области Муцу, прежде заселенной преимущественно эбису, сами принадлежали к этой народности. Их автономия крепла, и вскоре они фактически превратились в единоличных правителей области. К тому же они не только пользовались влиянием и поддержкой среди тех, кем управляли: они были высокообразованны. Это подтверждается описанным в следующем эпизоде обменом стихами (рэнга), который, по преданию, произошел в разгар битвы между Ёсииэ и Абэ Садато, возглавлявшим противников Минамото. Говорят, что Мунэто, брат Садато, сдавшийся в плен в конце Первой Девятилетней войны, опозорил знать столичного Киото, когда кто-то, желая продемонстрировать грубость и невежество Мунэто, попытался выставить его на посмешище. Указывая на цветущую сливу – древняя поэтическая тема – его спросили, знает ли он, что это такое. Мунэто моментально откликнулся стихом:

В своей стране я бы сказал,

что это цветы сливы.

Но как же называет их знать Киото?

Неудивительно, что для Ёриёси и его воинов борьба с народом, который возглавляли такие люди, борьба в чужой стране с плохим климатом оказалась делом изнурительным. Муцу была родной землей Абэ, снабжение оставалось постоянной проблемой для Ёриёси, и многие его воины дезертировали. Вожди местных кланов нередко коренным образом меняли свои пристрастия. Киёхара-но Цунэкиё, поначалу занявший сторону Ёриёси, переметнулся к Абэ вместе со своими восемьюстами воинами. За это предательство Ёриёси, как рассказывается в следующем повествовании, обрек Цунэкиё на мучительную смерть, когда тот был схвачен живым. В конце концов Ёриёси победил, когда Киёхара-но Норитакэ, могущественный лидер эбису из Дэва, присоединился к нему с 10 000 воинов. Под непосредственным же началом Ёриёси находилось всего около 3000.

В одной из первых жестоких битв начала войны Ёсииэ заслужил славу великого лучника. В «Муцу ваки», описании Первой Девятилетней войны, кратко говорится об этом.

* * *

В одиннадцатом месяце того же года [1057] командующий [Ёриёси] вел армию в 1800 воинов, намереваясь уничтожить Садато и его людей. Садато, под началом которого было 4000 отборных воинов, занял оборону в Кимони и превратил крепость Коганэ-но Тамэюки в свое передовое укрепление. Дули сильные ветры, валил снег, дороги и перевалы стали труднопроходимыми. У войск Ёриёси закончился провиант, люди и лошади были истощены. Мятежники на свежих лошадях прорвали их центр и стреляли в них, покуда те пытались подняться на ослабевших ногах. Мятежников было намного больше, так что силы сторон оказались неравными. Войска Ёриёси потерпели поражение во многих стычках, несколько сот воинов погибло.

Однако Ёсииэ, старший сын командующего, далеко превосходивший всех остальных в отваге и силе, стрелял с лошади как бог. Он врывался снова и снова в ряды окружавших его воинов со сверкающими мечами, появлялся то слева, то справа, стреляя в командиров врага из своего большого лука. Ни одна стрела не прошла мимо цели, и каждый, кого она настигала, падал замертво. Он обрушивался как молния и летал как ветер. О его божественной военной доблести знали все. Воины эбису метались, и никто не отваживался бросить ему вызов…

[Тем временем] воины, охранявшие командующего, либо рассеялись, либо были ранены или убиты. В