Древнее сказание - Юзеф Крашевский

С дикой кошкою в руках молодой парень стал спускаться по стволу и, добравшись до своих товарищей, бросил ее любопытным, которые, передавая зверя из рук в руки, внимательно рассматривали его. Стрела так глубоко вонзилась в глаз кошки, что даже тот, который выпустил ее из лука, никак не мог сообразить, откуда явилась у него такая сила. Тело зверя было совсем холодно, язык высунут, пасть как бы силой разорванная. Все это было до того не понятно, что какой-то шутник начал доказывать, что стрелок просто-напросто попал в мертвого уже зверя.

Начался спор, и спорящие подняли такой шум, что на них невольно обратили внимание на городище. Кметы посмотрели в сторону дуба: парни издали показали им убитого зверя. Младшие кметы, прибежали к ним с расспросами, и один из них, схватив кошку, понес ее на городище.

— Вот боги ворожбу учинили! — вскричал он. — Кошка сидела в дупле, один из парней, увидев лишь один глаз ее, сумел убить ее. Так точно и Хвостек сидит в каменной яме… и наша стрела попадет в него! Боги предсказывают нам победу. Долой Хвостка!

Сторонники Мышков громче прежнего закричали:

— Лада! Коляда! Лада!

И с радости начали бить в ладони.

Другие кметы молчали, не принимая никакого участия в общем восторге. Изнуренные долгим совещанием кметы выбились из сил. Как раз в эту минуту на опушке леса показалась высокая фигура старого Слована, которого вел за руку мальчик, прямо по направлению к городищу.

— Слован! Иди сюда! — звали кметы. — К нам с песнями… по старинному обычаю…

Старик остановился, прислушиваясь к раздававшимся вдали от него призывам. По знакомым ему голосам он угадал, что приближается к городищу. Все обрадовались старику; его желтые от старости волосы ободрили многих; старик напомнил им собою давно минувшие времена и деяния.

— Будь здоров, старик Слован!

Слован молча приближался к городищу, точно помня местность и зная все закоулки его; он прошел вдоль насыпи и, войдя на городище, сел на земле. Гусли покоились у него на коленях: старик задумался. Он не проговорил еще ни одного слова.

— Опоздал я, опоздал, — начал он после некоторого молчания каким-то заунывным, певучим голосом, — старые ноги не служат уже, как прежде, дороги стали для меня длиннее… А какое было бы у вас вече без старого певца? А какой был бы у вас совет, если бы вы не вспомнили, как в старину собирались, как в старину совещались?… Орлы только летают шибко по высям… а улитка ползет тихонько.

Старик ударил по струнам… Гусли зазвучали затрагивающими душу звуками… Все молчали… Слован начал петь:

— Когда не стало племени Леха, не стало… захотелось кметам свободы, захотелось… Захотелось им бескняжьей свободы. Избрали они двенадцать старших… Кровь ведь это от нашей же крови, кость от нашей же кости… Родные наши братья земляки, пусть же они нами правят; пусть же заведут у нас порядок… О, Лада! Пускай землю сделают счастливой… О, Лада!

Избрали их, избрали двенадцать!.. Радовались им, радовались не долго! Скоро брат брату стал слугою. Не хотели одного, одного не хотели… двенадцать их избрали и вот вам… Двенадцать… О, Лада! О, Лада!..

Один рад был, что может, что может… пить, сколько в горло влезет, ой, влезет… А напившись, ни во что не ставил своего народа… Другой собирал у себя в избе все, что у других отнимал изо рта… Третий ездил и ездил по людям, высматривал, где есть девки, где есть девки, и брал у них дочерей, точно мед из бортей… О, Лада! О, Лада!..

И так были они довольны своими двенадцатью вождями, что послали за море за поклоном… Ой, послали, ища воина, который один княжил бы над ними… Крак, господин наш и князь, звали они, иди с нами в наши землю и управляй ты нами. И согнали всех своих двенадцать… и у столба остался лишь один!.. И старшины стали снова кметами… И слушались одного Крака… О, Лада! О, Лада!..

Когда песня кончилась, многие посматривали на старика, недоумевая, какое имела она значение.

— Так вот и ты, Слован, тоже полюбил Хвостка, — проговорил один из кметов, желая добиться какого-нибудь объяснения.

— Полюбил? — переспросил старик, наклоняя голову. Струны снова зазвенели, и Слован начал петь тем же печальным голосом.

— Сидит Хвостек у столба… И смотрит он из своего столба вокруг себя… Хороший князь!.. Где дым идет из светлицы, где поля зеленеют, где ржут стада, где меду вдоволь, видит его глаз, рука берет… Хороший князь! Сидит Хвостек… издали смотрит и прислушивается: кметы ли ропщут, собаки ли воют? Высылает он дружину… Молчать, смирно! Или веревка ждет недовольных, да сухая ветвь… Хороший князь!.. Господин он веселый, властелин он добрый. Рад он гостям, созывает на пир… рад угостить и накормить, и напоить… Да так он всех их накормит, что на веки вечные сыты будут… А слуги в озеро отнесут гостей… Хороший князь!.. И сидит он у столба… Слышите ли, как он хохочет! Как далеко расходится дикий его хохот… и пустеет лес густой от этого смеха… а в селах люди бледнеют от страха… Хороший князь! С немцем он поцелуется, немец даст ему девку белую. А вы, кметы, должны молчать, потому что немец даст ему свои мечи и всех недовольных он изрубит. Хороший князь! Хороший князь!..

Кметы хором повторили припев Слована: "Хороший князь!" Обе его песни смутили одинаково и Мышков, и их противников. Слован умолк, понурив голову, и, опершись оземь рукой, отказывался более петь.

Понемногу кметы начали шептаться, потом стали говорить громче, и снова шум и крик стояли над городищем.

Солнце, все ниже опускаясь, с каждой минутой готовилось укрыться за лесом, а старшины, заметив, что вечу, видно, не суждено придти к какому-нибудь решению, по несколько человек разместились по городищу, сели на земле, каждый в своем обществе и принялись за принесенное с собой кушанье: один принес холодное мясо, другой калачи, все имели с собой деревянные и глиняные сосуды, в которых были мед, квас или пиво.

Мышки пригласили к себе Слована и первую чарку меда поднесли певцу.

— Пусть будет по старинному обычаю, — сказал он, — первая чарка богам… Лада!

И он вылил напиток на землю. Затем он вылил несколько капель для добрых и злых духов городища, для белых и черных, чтобы они не мешали им спокойно отдыхать; наконец, вылил он еще несколько капель для душ отцов, которые, невидимые для глаз, присутствовали на городище… В это же время каждая группа ставила на земле маленькие чашечки, в которых лежал белый хлеб, предназначенный в жертву богам. Затем все молча принялись за еду.

Старик Слован ел очень мало; он выпил немного меду и снова запел песню, но более веселую, чем две первые. Едва услышали кметы первые слова хорошо знакомой им песни, как все хором, даже парни на лугу, стали петь ее.

Между тем солнце опускалось все ниже и ниже. Слован запел новую песню, затем другую, третью; все они были удивительно похожи одна на другую. Кметы вторили ему: они все эти песни знали наизусть. Наконец, Слован запел один. Он пел песню о живущих на берегах Дуная, где растут виноградники, где львы гуляют по лесам, где есть драконы и змеи, где морские волны разбиваются о скалистые берега, а солнце сильно пригревает. Эта песня очень понравилась кметам.

Ночь наступила, и окончилось вече. Старшины встали, простились друг с другом, подавая обе руки. Все были мрачны, все вздыхали. Впрочем, кто знает? Может быть, они задумывали о созвании нового веча.

Кметы начали расходиться каждый в свою сторону. Вскоре городище опустело: не осталось на нем ни одной живой души. Вечерний ветерок шелестел сухими ветвями старого дуба, вдали, на болотах, уныло кричали птицы. Звезды одна за другою показывались на небе. Ветерок с лугов тихо пробегал к реке.

Воцарилась мертвая тишина.

Вдруг в дупле что-то шелохнулось, две руки ухватились за ее край, и вскоре показалось в ней окровавленное лицо Зносека. Обняв руками и ногами ствол дуба, он соскользнул на землю. Он упал, точно мертвый. Долго лежал Зносек на земле, расправляя свои уставшие члены. Хитрый человечек сильно страдал; он стонал, точно испускал последнее дыхание.

В лесу послышалось ломание ветвей и шелест листьев. Зносек вздрогнул. Бежать было поздно. Он узнал своего нового врага по его тяжелой походке. Зносек притворился мертвым. Из леса, едва передвигая ноги, вышел медведь. Он водил носом по земле, как бы ища чего-то. До ушей Зносека доходило его сопение и хриплые звуки. Медведь направил свои желтые, светящиеся в темноте глаза на Зносека, который не шевелился и не дышал. Медведь подошел к нему и, точно собака, начал обнюхивать его со всех сторон. Он дотронулся до него лапой и отошел прочь. Зносек видел, как опасный его враг медленно подвигался к полям, по временам он садился на землю, лизал свою лапу и снова шел дальше за добычей или, может быть, отыскивая своего друга, без которого ему стало скучно…

Зносек, заметив, что медведь уже далеко ушел от дуба, встал и стремглав бросился бежать в лес.