Подарки ревности - Роман Волков

– Отлично, и с поля ушла, и до леса не добралась. А похоже, это конец. Дурацкий.

До леса было еще далеко, и песенка «Гражданской обороны» превратилась в голос отца.

– Когда силы кончились, включай мозг. Представь, что ты сидишь у горящего камина, пьешь горячий чай и пытайся согреться. Это крайний шанс, – отец, как многие военные, не употреблял слова «последний»: последний бывает только перед смертью.

Про огонь и горячий чай Марго думалось плохо, похоже, мозги совсем замерзли. Девушка еще раз упала, и на этот раз встать сил не было.

«Может, как-нибудь зарыться в снег? Там согреюсь, а потом до леса доковыляю…»

В этот момент сильные руки схватили ее под мышки и поставили на ноги. Ноги не слушались. Она повернула голову. Это был Емельян.

Глава двадцатая

Можно ли отдать два пальца на ноге за два часа счастья?

3 февраля 03:12

– Маргош, как же ты так… – говорил он, растирая ей щеки мягкими флисовыми перчатками, – и в сторону зачем свернула? Мы тут все объездили, следы замело, зачем ты сюда-то пошла? А если бы я не направился сюда, то что бы ты? А? Герман с Максом в другую сторону поехали тебя искать, это мне чутье подсказало… Телефон еще не ловит…

Он сорвал с себя черную куртку, сам остался в легкой спортивной кофте и укутал Марго, а потом усадил ее на снегоход. Сдернул с нее промокшие варежки, сунул их себе в задние карманы и надел свои горячие перчатки. Потом сел сзади и крепко к ней прижался, согревая своим яростным мужским теплом.

– Ну, как ты? – спросил Емельян самым заботливым в мире голосом. Это согревало теплее любого камина.

– Спасибо, – прохрипела Марго.

– Герман, блин, еще не сразу понял, что ты свалилась, гонщик чертов, – ругнулся парень, заводя снегоход и медленно устремляясь в сторону, противоположную лесу. – Хорошо, что Макс заметил… Да и я хорош, вырвался вперед, не видел ничего.

Марго начала согреваться, успокоилась. С Емельяном ей снова стало спокойно и уютно, а главное – прибавилась уверенность, что все будет хорошо!

– Сейчас надо добраться до базы, там тебя в бане попарим, и все наладится… Пальцы чувствуешь?

– Не очень…

– Ладно, приедем, разотрем. Ты не спи, не спи. Мышцы напрягай, пальцами пытайся шевелить.

Марго пыталась и напрягаться, и шевелить. Кровь постепенно начала циркулировать быстрее, и замерзшие пальцы на руках ожили. Это принесло мучительную боль, но зато ее крепко обнимал Емельян! Это того стоило.

А вот пальцы на ногах слушались плохо, и Марго даже задумалась – неужели их правда ампутируют? Но так как голова соображала вяло, то лезла странная мысль:

«На ногах не страшно: пусть режут. Можно туфли надеть закрытые, никто и не увидит».

Они ехали уже не так быстро, как в начале пути, но, по ее подсчетам, минут через двадцать должна была появиться турбаза. Только ее все не было и не было. Боль становилась такой сильной, что приходилось изо всех сил стискивать зубы. Ничего, вытерпит. Что еще оставалось? «Зато спать не хочется», – усмехнулась она, сжимая пальцы, которые, казалось, вот-вот лопнут.

– Потерпи, потерпи, малыш, – прошептал Емельян, и у нее на глаза выступили слезы. Не от боли, конечно, от радости.

– А где Зина… – прошептала Марго. Видно, мозги у нее и в самом деле немного отморозились. На самом деле, какая разница, где Зина? Ее назвали малышом, первый раз в жизни! Она и правда была как малышка, которую словно несли вперед большие сильные руки. Все медленнее и медленнее.

– Макс погрузил девчонок и поехал в ту сторону, – Емельян махнул рукой куда-то вдаль, – в среднем темпе. А мы с Германом на скорости гоняем, тебя ищем везде. Поехали в разные стороны. Герман вообще сам не свой. Ой!

В этот момент снегоход медленно остановился. Емельян ругнулся.

– Все-таки кончился бензин. Эх, надо было заправиться. Кто же знал, а?

– Теперь мы замерзнем? – мысль замерзнуть вдвоем, обнимаясь, чтобы согреться, морозила и грела одновременно.

– Немножко, – ответил Емельян. Он слез со снегохода, – тебе холодно, малыш?

У Марго опять быстро забилось сердце.

– Тепло, – ответила она.

– Я вижу, – улыбнулся Емельян. – Вон, белая вся, как Снегурочка.

Парень сорвал с себя спортивную кофту, оставшись в одной футболке, раскутал Марго, надел на нее кофту, а потом снова закутал в свою огромную черную куртку. От кофты завораживающе пахло сильным мужским телом. Потом Емельян быстро взял Марго на руки. Это было так неожиданно, что она даже не успела ойкнуть.

– Ты что, зачем… – неразборчиво прошептала она.

– Молчи, – ответил он. – Побежали.

И он в самом деле побежал, крепко прижимая к себе Марго. Какой же он был сильный и красивый! Марго вдруг поняла, что эти минуты – самые счастливые в ее жизни и могут никогда уже не повториться.

«Запоминай каждую секунду», – мысленно говорила она себе.

Емельян бежал ровно, быстро, громко дыша. Парень вспотел, от него валил пар, несколько раз он поскальзывался и спотыкался, но чудом удерживался на ногах.

Потом он улыбнулся, посмотрел на Марго и сказал:

– Еще немного продержись, малыш. Ты молодец.

И поцеловал ее в щеку. А потом перехватил ее поудобнее и снова побежал. Это давалось ему все тяжелее и тяжелее, он с усилием сжимал зубы. У Марго на глаза выступили слезы.

– Я… давай я сама пойду…

Хотя далеко, конечно, она бы не дошла: ноги не слушались, пробежала бы метров десять и рухнула.

– Нет-нет, я тебя донесу, осталось немного! – Емельян бежал, мускулистые руки дрожали от напряжения, лицо исказилось в гримасе. – Потерпи, малыш…

– Емельянушка! – вырвалось у Марго то имя, которым она называла его в своих мечтаниях, – ну хотя бы надень куртку, ты же… У тебя же…

– Нет, так хуже… Вот! Видна база!

В самом деле, откуда-то издалека через тьму и потоки снега прорывался свет. И тогда Марго сказала в первый раз в своей жизни, а может быть, и в последний (если она больше никогда никого не полюбит), те самые слова:

– Емельян… я… тебя… люблю…

Ну и было бы здорово, конечно, по-киношному потерять сознание и откинуться так, чтобы рука безвольно повисла вниз, и голова тоже, и чтобы ветер развевал волосы. Но падать без чувств не хотелось, а притворяться – нечестно. Поэтому Марго смотрела на Емельяна преданными глазами, на которых застывали слезинки боли и счастья, замерзали так, что слипались ресницы. У Емельяна щетина и ресницы тоже покрылись инеем, он продолжал смотреть то вдаль, то на Марго, обеспокоенно и напряженно.