Андрей Капица. Колумб XX века - Михаил В. Слипенчук

горам и другим недалеким местам. До сих пор запомнился „пьяный лес“ на склонах долины Москвы-реки и обнажения темных юрских глин, из-за которых впоследствии пришлось принимать меры для устранения опасности сползания нового здания МГУ в сторону реки. Практику проводили молодые сотрудники геологического факультета.

За геологической последовала месячная геодезическая практика в поселке Красновидово в верховьях Москвы-реки. От Можайска до Красновидово наши вещи довезли на машине, а мы сами прошли пешком (16 км). Расположились в двухэтажном так называемом „белом корпусе“. Кормили нас до этого времени вполне прилично в отличие от студентов предшествующих лет, когда еще существовали продовольственные карточки. Преобладающее блюдо в тогдашнем их меню даже нашло отражение в песне студента Володи Максаковского „Прощальная красновидовская“ (1947 г.). В ней есть такие слова:

Прощайте же, девушки наши,

Сегодня при свете Луны

Мы в вас и в овсяную кашу

Мы все, как один, влюблены.

По вечерам ходили гулять в прославленную Березовую рощу, а на ступенях часовни, стоявшей на обрыве над Москвой-рекой, пели песни, в самой часовне иногда показывали так называемые „трофейные фильмы“, вывезенные из побежденной Германии (на больших московских экранах их не показывали). После создания в 1959 году Можайского водохранилища большая часть рощи и место, где стояла часовня, оказались под водой.

После красновидовской практики мы две недели отработали на стройке в районе ж.-д. станции Рабочий Поселок, где выполняли мелкие подсобные работы на территории, предназначенной, как нам сказали, для возведения поселка строителей нового здания МГУ. Это был самый начальный этап грандиозного строительства. Использовали нас крайне неэффективно, что нашло отражение в оплате нашего труда — по три с лишним рубля. Этого как раз хватило для компенсации наших затрат на проезд к месту работы на электричке.

И вот, наконец, наступило время самой увлекательной практики. Называлась она общегеографической и продолжалась без малого месяц. А в отношении ее места у нас был выбор: Кавказ или Хибины…»[157]

Не стоит сомневаться, что Андрей Капица был тоже продут географическим факультетом через все эти «огонь, воду и медные трубы».

Однако учеба учебой, а ведь у Андрея еще были важные дела у папы на даче! Где-то с осени 1948 года Петр Леонидович начал переоборудовать сторожку на Николиной Горе в лабораторию. «Два года, до сентября 1948-го, я с Петром Леонидовичем не встречался, — вспоминал его ассистент и электромонтажник С. И. Филимонов. — А в сентябре Капица пригласил меня приехать на Николину Гору. Показал „хату-лабораторию“, как он ее называл. Это было деревянное строение, включающее гараж, и при нем две комнаты приблизительно по 13 кв. м, кухня и коридорчик. Электропроводка была только для освещения и штепселя для настольных ламп. Отопление дровяное — две печки… Меня поразило, что хотя эта „хата-лаборатория“ ни в какое сравнение не шла с ИФП, Петр Леонидович говорил о ней, а как я потом убедился, и работал там с большим удовольствием и энтузиазмом… Я спросил Петра Леонидовича, кто ему помогает в лаборатории. Он ответил: Анна Алексеевна, сыновья — Сергей, Андрей…»[158]

Перед вторым годом на географическом факультете пошло традиционное разделение студентов по специализации. Андрей Капица записался на кафедру геоморфологии, самую многочисленную по количеству преподавателей и студентов на факультете. Сейчас она называется кафедрой геоморфологии и палеогеографии. Наука геоморфология изучает формы земной поверхности, их строение и структуру. Палеогеография пришла на эту кафедру только в 1987 году благодаря Капице, но об этом дальше.

Кстати, чуть раньше в повествовании вроде бы промелькнуло что-то про автомобиль «москвич». Откуда он взялся у профессора? Рассказывает Павел Семенович Оршанко, познакомившийся с Капицами в 1949 году с подачи М. М. Пришвина: «Охотились мы вблизи Николиной Горы. К полям и болотам ходили пешком. Проезд на машине к местам охоты затрудняло одно гиблое место у крайней дачи поселка, которое, как утверждал Капица, проехать нельзя. Я осмотрел это место и решил — проеду. И проехал. Когда я остановил машину… Петр Леонидович вышел из „Москвича“, обошел машину кругом, осмотрел, как бы увидев ее впервые, похвалил ее проходимость и сказал:

— Надо такую купить.

Вскоре вся семья Капиц обучалась ездить на приобретенном „Москвиче“»[159].

3 января 1950 года Петр Леонидович написал Сталину письмо, в котором сообщил, что находится на пороге создания нового, еще невиданного оружия: «Очевидно, что когда самолет или ракета летят со скоростью, близкой по величине к скорости снаряда, то поразить их становится все труднее. Принципиально новым средством защиты явилась бы защита мощными энергетическими пучками электромагнитной или корпускулярной природы, распространяющимися со скоростью в десятки тысяч раз большей, чем наибольшая скорость, осуществляемая снарядом»[160].

Образно и эмоционально выразил тогдашний полет мысли Петра Леонидовича советский физик-теоретик, доктор физико-математических наук, лауреат Ленинской премии (1988) Гурген Ашотович Аскарьян: «Его исследования по СВЧ-разряду… не только… дали возможность предложить новую модель шаровой молнии, но и родили целый сноп изобретений нового вида лучевого СВЧ-оружия с плазмоидом на конце луча, прожигающего самолеты и ракеты, привели к новому подходу к управляемому термоядерному синтезу»[161]. П. С. Оршанко вспоминал: «С каждым приездом в Москву после 1951 г. чувствовалось, что дела у Петра Леонидовича идут постепенно в гору»[162].

«Постепенно фронт работ в лаборатории увеличивался, — писал С. И. Филимонов, — и в 1950 году была сделана пристройка площадью около 24 кв. м, а позже, в 1954 году, еще одна пристройка 12 кв. м, наполовину углубленная в землю. Мы ее прозвали „трюмом“, она предназначалась для изучения СВЧ-генератора „Ниготрон“… После окончания строительства пристройки в ней начались работы по изучению планотрона…»[163]

Помощь Андрея папе не пропала даром: «В июне 1952 года на планотроне был получен пучок СВЧ… мощностью 250 Вт, а в июле 1954 года — 4 кВт. Этот пучок мы выпускали через окно в лес, и его можно было обнаружить контуром с включенной в него лампочкой от карманного фонаря на расстоянии 100–120 м.

Мы решили попробовать, как наше излучение влияет на разные вещи. Вначале в пучок поместили яйцо, которое очень быстро сварилось вкрутую. При нашем опыте присутствовал и В. А. Фок (Владимир Александрович Фок, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда, номинант на Нобелевскую премию по физике, автор главных трудов по квантовой теории поля. — Прим. авт.). Он это яйцо съел.

Второй эксперимент был произведен с кварцевым шаром, наполненным гелием при давлении 10 см. При помещении его в пучок внутри шара произошла очень яркая вспышка, длившаяся всего несколько секунд. В результате шар проплавился»[164].

Настоящий секретный профессор и его фантастические опыты! Какой же мальчишка не захотел бы помогать такому папе!

28 августа 1953 года «Избе физических проблем» на даче у Петра Леонидовича был присвоен официальный статус Физической лаборатории Академии наук СССР.

Опыт, приобретенный Андреем