Ты - Моё Море - Яна Войнова

он завернул не туда по скользкой дорожке, чтобы дойти до того, что хрупкая женщина благодарит за то, что ее только что силой не заставили заниматься анальным сексом? Да что с ним творится?! Как он допустил это?!

Вадик почувствовал, что его стало накрывать. Холодная вода не помогала. Таблетки? Где, черт возьми, его таблетки? Они необходимы, иначе его порвет. Он чувствовал признаки надвигающегося мучительного приступа. Вышел из ванной, в одном из шкафчиков комода в спальне трясущимися руками нашарил упаковку медикаментов и проглотил таблетки, даже не запивая. Кирилл советовал пить не больше двух за раз. Однако Вадик ослушался рекомендаций долбанного врача и выпил сразу четыре. Чтобы наверняка не началось. Не при Лоре. Только не при ней. Вадик умрет от стыда, если она невзначай станет свидетельницей его позорного дефекта.

— Что ты пьешь? — спросила встревоженная вскочившая с кровати Лора. — Это наркотики?

— Я хоть и сволочь, Лора, но не наркоша. Спи, — отрезал Вадик и ушел ночевать в другую комнату. Должно полегчать. Вытерпеть только бы тридцать минут, пока чертовы колеса начнут действовать.

Как теперь заснуть без Рыжика под боком? Как, мать его, он допустил, что эта хрупкая девочка стала его личным успокоительным, персональным антидепрессантом и его сильнейшим наркотиком в одном лице? Даже когда Лора до безумия бесит, Вадик старается не терять до конца головы и не чудить. И так успел наворотить делов. Дожил, млять, сексуальный маньячина! Как так получилось? Где прокололся? Ему нужен отдых, хотя бы на пару часов. Больше трех часов Вадик никогда не спал. Иначе снова адский поганый сон, после которого пулю себе в лоб пустить хочется и кишки наружу выпустить, а не делами заниматься. Рядом с Лорой спал по четыре часа. Иногда даже пять. А это практически нереально, учитывая его психологическую особенность, даже под сильнейшими колесами. Что ему с Рыжиком делать? Отпустить не может, один он больше не вытянет. Совсем загнется.

Она странно спит. Использует живот Вадика вместо подушки и дрыхнет. Первый раз, когда почувствовал теплое дыхание, думал, приснилось или снова нехило заглючило. У него бывало несколько раз. А Лора, подтянув колени к подбородку и выставив ягодицы кверху, уткнулась ему в пупок носом. Как вообще так спать можно? Время от времени меняет положение головы и продолжает спать. Первые ночи Вадик даже не дышал практически, боясь разбудить. Когда же ему вставать надо, он тихонько поднимает ее голову и перекладывает на подушку. И она открывает глаза и смотрит на него затуманенным от сна взглядом, иногда даже сонно улыбается. Только ее утренняя неоднозначная реакция поддерживает Вадика. Будь он ей совсем противен, не стала бы улыбаться, ведь так? Или это совсем в беспамятстве делает?

Сон сегодня не шел. Вот тебе и сильные успокоительные, нейролептики, вперемешку со снотворным. Состояние размякшее, а сна ни в одном глазу. Кирилл предупреждал: не мешать и не злоупотреблять. Кто ж его только слушает? Вадику надо поспать. Хоть пару часов. Кто ж виноват, что лучшие колеса для него ― рыжая девица с пирсингом в носу. Как не задыхается только с железкой в ноздрях?

От силы продержался час. Делать было нечего, на ватных ногах поперся обратно. В его отсутствие Лора снова заняла ту же позу, используя теперь подушку вместо живота Вадика. Нихрена. Осторожно забрал подушку из-под нее. Лора даже не дрогнула. Неваляшка чертова, поворачивай как хочешь. Что за девка?!

Он улегся, положив рыжую голову на ее законное место ― себе на живот. Потому что пофигу. Да, он мразь. Сволочь последняя. Яйца бы ему оторвать следовало, однако, смельчаки не найдутся. Барина, что ли, попросить? Чтобы отдубасил по полной программе и мозги на место вставил? Единственный, кто, наверное, способен. Вот умора-то будет!

Лора щекотно согревала своим ровным дыханием живот. Вадик терпел, осторожно поглаживал ее спину. Вот сдохнет, но с места не сдвинется. Прикрыл уставшие глаза. И в первый раз в жизни задал себе вопрос, над которым раньше никогда не задумывался: чё вообще делают, чтобы понравиться женщине?

Утром за завтраком Лора вдруг ляпнула такую фигню, что Вадик аж поперхнулся:

— Помоги мне. Я хочу вернуть долг Ромы. Я выиграла достаточно, чтобы расплатиться со всеми. Я все посчитала.

— Чего ты хочешь? — вкрадчиво спросил Вадик, начиная закипать. Он все же надеялся, что просьба Рыжика ― всего лишь слуховая галлюцинация. Очередной новый симптом.

— Я хочу расплатиться своим выигрышем за Рому. Я не знаю этих… людей, а ты можешь передать им деньги, — уточнила Рыжик.

Млять, не показалось…

— Нет, — отрезал Вадик.

— Почему? — искренне удивилась Лора. Она, правда, не понимает?

— Я сказал — нет.

— Почему?

— Потому что ты не будешь платить за твоего чмошника! — рявкнул Север. — Совсем долбанулась?

— Но…

— Лора, не беси меня. Я тебя прошу, — прикрикнул Вадик, став мгновенно красным от обжигающего грудь гнева. — Я просто хочу спокойно позавтракать. Давай без вот таких гениальных идей.

Охренеть. Гавнюк ее подставил, жестко киданул, практически ей на лоб мишень нацепил, а Рыжик, мать Тереза хренова, выгораживать его надумала! Еще и Север помогать ей будет! Ага, счаз! Уже бежит, роняя тапки! Дура.

Обиженная и надутая Рыжик ковыряла в тарелке, не произнося ни звука. В столовую зашел один из его людей. Кивком головы попросил разрешения говорить.

— Давай.

— Мы выяснили, что Селезнев выехал из страны по поддельным документам, как вы и предполагали, — начал подчиненный. Рыжик оживилась, услышав о муже, встрепенулась и навострила уши. У нее даже уши красивые: небольшие, изящные. Так, стоп. Селезнев, дела, мысли надо вернуть к разговору. Что там помощник несет? — Укатил не один, в казино была у него одна шмара, Нинка, официантка. Он ее периодически потрахивал. Вот с ней и укатил. Нина на работу не выходила долго, говорила, что на больничном. Я наобум и проверил. Они, конечно, тупо лоханулись. Телка по своим документам поехала. Билет взяли до Сингапура. Ну, вы же понимаете, это лажа может быть. С такими деньжатами сменить конечную остановку раз плюнуть.

Вадик неотрывно следил за Лорой, лицо которой стало мертвецким, таким ярким, будто его краской намазали, во сто крат белее, чем скатерть на столе в его столовой. Рыжик нарочито медленно