Известия Ибн Даста о хазарах, буртасах, мадьярах, славянах и руссах - Даниил Хвольсон

Впрочем, позволяю себе заметить, что сказанное мною о консервативном характере русского народа можно сказать и обо всех других народах земного шара. Тот, кто внимательно следить за внутреннею жизнью народов, легко заметить, что характеристические черты, наклонности, обычаи и духовный склад жителей любой страны или народа сохраняются, хотя и в измененной форме, по прошествии тысячелетий. Это явление мы видим даже у тех народов, которые подвергались смешению с другими и совершенному изменение политических форм, даже у тех народов, у которых была введена новая религия. Читая характеристику древних Галлов, мы думаем, что речь идет о Французах нашего времени. В Италии и Греции путешественника поражают многие обычаи, многие черты и явления классической эпохи, сохранившиеся доныне. В Персии путешественник часто думает, что он в государстве Ахеменидов, и многократные увещания против лжи в священных персидских книгах, приписываемых Зороастру, объясняются характером нынешних Персиан. Персиане, как известно, со времен Ахеменидов смешивались с Греками, Парфянами, Арабами, Турками и Монголами; приняли новую религию, а между тем характер их не изменился. А потому именно, что характер и нравы народов неизменны, одна и та же религия обыкновенно принимает различные формы у различных народов, одни и те же законы получают различное применение. Все установления применяются к характеру народа, а не наоборот. Особенности, глубоко коренящиеся в характере отдельного народа, даже одной личности, неискоренимы; они только являются при различных обстоятельствах в различных формах, которые однако же все объясняются одним и тем же принципом. Но здесь не место распространяться об этой истине, не всеми признаваемой.

§3.

96. Тоже сообщает нам Якут по Мукаддеси, хотя и в сокращенном виде (см. Френ, там же, стр. 3). Подобное показание находим мы и у Мирхонда, рассказывающего, что у Руссов в обычае давать в наследство дочерям все имущество, а сыновьям только меч, причем они говорят: «Вот твоя наследственная доля» (см. Hammer стр. 48, 57, 65, 109, 117 и 124).

Об этом показании говорит Круг (Forschungen, стр. 492 — 498) и доказывает, до какой степени меч был предметом гордости и отрады Норманнов, как они презирали золото и серебро и любили меч, так что часто имели большие запасы драгоценных мечей. Но ошибаются те, которые из этого показания Ибн-Даста выводят норманнское происхождение его Руссов. Почитание меча, то есть, оружия, материальной силы, есть наследственная доля индоевропейских народов вообще, направление, которого не могло искоренить ни христианство, ни древняя, ни новейшая цивилизация, и которое, к сожалению, еще надолго останется не искорененным. Кто герои и идеалы в эпопеях Арийцев, у Гомера, в Шах-Намэ, Нибелунгах, песнях о Сиде и пр., и пр.? Представители материальной силы, люди с руками, обагренными кровью, люди, разрушавшие города и целые государства. Разве народы, принадлежащие к индоевропейскому племени, и ныне думают иначе? Французский Чингисхан нашего века, на совести которого лежит смерть миллиона юношей, разве не обижается доныне половиною Европы? Способнейшие люди из способнейших индоевропейских народов не употребляют ли с давних пор свои таланты и остроумие на изобретение разных разрушительных машин. Не уважают ли эти народы еще и ныне «мужа меча» больше, чем «мужа духа»? Но спрашивается: были ли народы, думавшие иначе, имевшие другие идеалы, народы, героями которых были «мужи духа», народы, почитавшие дух выше меча? Многих таких народов, конечно, не было; но один был. Народ этот, оскорбляемый и презираемый в течение более, чем двух тысячелетии, и часто сравниваемый с цыганами, имел, конечно, и мужей меча; но имена их за немногими исключениями, забыты, и люди, их носившие, никогда не были уважаемы за то, что они — воины. Имен же законодателей, мудрецов и учителей своих — этот народ во все времена имел таковых — он никогда не забывал, и эти мужи духа, часто выходившие из низших классов народа, всегда почитались и почитаются ныне; они даже считаются святыми. Чего желал, на что надеялся этот народ? Он желал и надеялся, что настанет время, в которое все народы земного шара будут искать истины и находить ее, в которое все народы «перекуют мечи свои на сошники и копья свои на серпы; не поднимет меча народ на народ, и не будут больше учиться воевать» (Кн. Исаии, II, 4; кн. Михея, IV, 3.). И как представляли учители этого народа идеального героя и идеальное время? Будет ли этот герой завоевателем городов, грабителем стран, покорителем народов? Желал ли этот народ приобретать себе «славу», в французском смысле, покорением других народов? Нисколько. Идеальный герой этого народа будет одарен мудростью, разумением, познанием и страхом Божиим; «правда будет поясом на чреслах его и верность на бедрах его; бедного будет он судить справедливо и неправедного уничтожать дуновением уст своих»; во время его всеобщий мир будет царствовать, и вся земля будет преисполнена разумением (Кн. Исаии, XI, 2- — 9). Такой муж мудрости и справедливости составлял идеал этого народа, и время общего мира, общего распространения познания и образования, уже более, чем две с половиною тысячи лет тому назад, было предметом его желаний и надежд. Не пустая ли мечта этот идеализм? О, нет! Это идеализм библейский и поэтому он и должен быть целью стремления всех истинных библейских народов. Я, потомок этого древнейшего библейского народа, родственник пророков, предвещавших такое время общего мира и разумения, — я горжусь этим родством, — я твердо вторю, что настанет время, — может быть, время внуков наших — когда сделают машины из пушек, рельсы из корабельных броней, гимназии из казарм, и употребят военные бюджеты на построение шоссе, каналов, рабочих и школьных домов и на общее распространение образования. Не имеющий такой веры не верит в усовершенствование человечества, а кто не верит в это усовершенствование, тот не знает человечества и его истории. Извиняюсь пред читателем. Я забыл, что должен объяснить арабского писателя. При словах моего автора о великом почитании меча, невольно явилось множество мыслей, проникающих всю мою душу. И если они возникли в моей голове, то пусть узнают о них и другие. Ведь мои надежды — надежды древних пророков, божественные слова которых почитают две трети человечества, хотя и не всегда внимают им.

При этом случае я позволю себе обратить внимание читателей еще на один предмет, который, кажется, опущен из виду историками философами: характеристические черты, резко выдающаяся у одного народа, обыкновенно встречаются и у остальных народов, принадлежащих к одной с ним, расе, иногда в высшей, иногда в низшей мере. Это почитание мужей меча, впрочем, составляет резкую отличительную черту Индоевропейцев от Семитов вообще. Тем, что я сказал сейчас о народе Моисеевом, могут хвалиться и другие семитические народы, хотя и в гораздо меньшей степени. Самое дикое арабское племя считает великим счастьем появление среди его поэта; в таком случае от всех соседних племен являются посольства, чтобы приветствовать племя, осчастливленное новым поэтом. Большая часть государственных переворотов у Семитов производились не героями меча, а мужами духа, пророками, благочестивыми или святыми, знаменем которых был не меч, а идея. Притязания различных претендентов во время калифата основывались на близком или дальнем родстве с пророком или его сподвижниками при основании и распространение новой религии. По упадке Багдадского калифата, в пределах его образовалось несколько династий. В восточных странах, как, например, в Хорасане, Ховарезме и т. д., где жили большей частью индоевропейские народы, основателями этих новых династий были храбрые наместники и полководцы; на западе же, где жили преимущественно Арабы, сначала, до покорения Арабов тюркскими племенами, основателями новых династий были преимущественно благочестивые, святые, представители новых идей, как например, основатели династий Алидов в Египте и Альмохадов в Африке и Испании. Даже в наше время знаменитейшим героем Арабов был благочестивый ученый, сын святого; я разумею Абдэлкадера.

Прошу не думать, что я говорю «pro domo» и желаю унижать индоевропейскую семью, противоположно Ренану. Напротив того, я убежден, что индоевропейская семья оказала человечеству, по крайней мере, столько же услуг, сколько и семитическая. Тем не менее сказанное выше о характере индоевропейских народов несомненно и останется таковым; дай только Бог, чтоб оно скорее перестало быть живой действительностью.

Факты истории составляют только материал для исторической науки; настоящую историческую науку образуют философские заключения, выводимые из материалов, решение вопросов: отчего происходили эти факты, в какой связи они находятся между собою, какой общий принцип служил им основанием, хотя необходимый последствия они имеют? Всякий, понимающий историческую науку, всякий, кто понимает, что в истории как в природе, действуют вечные неизменимые законы, пусть стремится к разрешению этих вопросов, где, как и на сколько он может. Этим я извиняюсь в отступлении от своего предмета.