Очаровательный притворщик - Джоу Росс

– Прости… – Протянув руку, она нежно дотронулась до его щеки. – Я вовсе не собиралась ничего такого рассказывать. Во всяком случае, до того как… – Ей действительно не хотелось спугнуть его раньше времени. Она подозревала, что он сможет поднять ее на высшую ступень сексуального наслаждения, дать ей то, что Алан не сумел довести даже до мало-мальски волнующего переживания. – Но когда ты честно признался, что не можешь предложить себя навеки, я поняла, что мы с тобой очень похожи.

Это прозвучало почти как признание в любви.

– В чем? – отважился спросить Шейн.

– Мы оба ценим правду, какой бы горькой и неприятной она ни была. И если ты честен со мной, справедливость требует, чтобы и я была с тобою так же честна.

Проклятие! Шейн невольно подумал, на месте ли в чулане старый дробовик Рорка. Уж лучше сразу застрелиться, чем ждать, когда тайное, темное, гнусное варево неизбежно выплеснется наружу и, подобно урагану, напрочь сокрушит и сметет эти светлые и доверительные отношения, так неожиданно сложившиеся между ними. Эта искренняя, с нежным сердцем женщина заслуживает гораздо лучшего человека, чем он. Человека, которым Шейн не мог стать ни при каких условиях. Даже если бы прожил тысячу жизней.

– Я не знаю, что сказать. – Наконец-то это была правда.

Улыбка, отразившаяся в ее больших, выразительных глазах, охватила его такой волной тепла и нежности, каких он, кажется, не испытывал никогда.

– А не надо ничего говорить, Шейн, – промолвила она, призывно обнимая его шею. – Просто… будем любить друг друга… – голос дрожал от дурманящей смеси волнения и желания, – всю ночь. Ты согласен?

Видит Бог, едва ли не впервые в жизни он хотел поступить честно! Но слишком поздно. В конце концов, он всего-навсего простой смертный, не стремившийся быть святым, особенно с тех пор, как эту роль в семье присвоил себе Майкл. И Шейн жадно прильнул губами к трепетным, зовущим губам Блисс, поднял ее на руки и понес в спальню.

Глава десятая

Постель оказалась восхитительно упругой.

– Как на облаке, – счастливо промурлыкала Блисс. – Чудесном, благоухающем облаке.

– Матрас набит испанским мхом. И еще какими-то травами.

– Если я уже чувствую себя почти на небесах, что же за волшебные ощущения ждут меня впереди! – В уединенном, скрытом от посторонних глаз, живописном месте она окончательно раскрепостилась, прониклась каким-то удивительно легким и светлым состоянием души.

– И поверь, милая, я тебя хорошо понимаю, – отозвался он. Их губы слились в страстном поцелуе. Он начал медленно расстегивать на ней блузку, и Блисс невольно затрепетала.

Она не только была способна заливаться краской, но и дрожала от его прикосновений. Он привык заниматься любовью с женщинами светскими, опытными, искушенными в любовных играх и в наслаждениях. Такую женщину, как Блисс, он встретил впервые.

Под цветастым шелком оказалась пена кружев.

– Как ты прекрасна!

Блисс страстно желала услышать от мужчины, что она прекрасна. Нет, больше чем прекрасна, подумала она, вся задрожав от прикосновения его губ…

Ей хотелось ошеломлять, сводить с ума. Хотелось быть женщиной, перед которой невозможно устоять. Хотелось, чтобы он навсегда позабыл всех других, опытных и изощренных, всех женщин, что превосходно знали, как удержать мужчину своими цепкими, унизанными драгоценностями пальцами. Как та элегантная брюнетка, с которой она столкнулась в гардеробной в Париже…

– Ты меня боишься? – На губах ее любимого играла улыбка, глаза были полны искреннего участия.

– Нет, не тебя, – выговорила она с немалым трудом, потому что именно в этот момент он с беглой нежностью провел кончиком пальца по кружевному контуру, обрамлявшему ее вздымающуюся грудь. – Только не тебя. – Ах, ну почему, так беспомощно, так предательски дрожит ее голос? – Просто дело в том, что я никогда не умела… не была сильна… я по натуре не очень-то… страстная… Я боюсь, что не смогу дать тебе то, что ты хочешь.

Все ее существо буквально источало непритворную, болезненную ранимость, будто некую мерцающую ауру, подобную тем загадочным огням святого Эльма, что нередки на речных лиманах. Никогда еще не ощущал себя Шейн таким смиренным, таким робким и безыскусным, быть может, только очень давно, в первый раз.

– Ты не должна беспокоиться об этом, Блисс. – Он подавил в себе желание сорвать с нее остатки одежды и изо всех сил постарался выразить ей необычную для него нежность. – Просто доверься мне.

– Я доверяюсь, – прошептала она с поспешной старательностью, под стать ее напряженному взгляду. – Полностью.

Это прилежное доверие, выраженное так наивно и неумело, породило у Шейна новый острый приступ вины, который он мужественно подавил.

– Никогда не заботься о том, что даешь, – тихо пробормотал он, почти касаясь ее губ, таких сладких и манящих. – Сосредоточься на том, что получаешь.

От долгого, томительно долгого поцелуя голова у нее пошла кругом, и Блисс не сумела ничего возразить. Впрочем, она и не хотела.

Успокоиться и расслабиться ей помогла длительная процедура разувания. Утром у Блисс было искушение надеть туфли на высоких каблуках, ведь они подчеркивали бы стройность ног. Но практичность одержала верх, и она выбрала пастельные, точно лепестки розы, матерчатые тапочки на высокой шнуровке.

Теперь, сама того не замечая, она, затаив дыхание, следила, как он неторопливо распутывает атласные ленты, крест-накрест перетягивающие икры. Но вот он неожиданно прикоснулся губами к какой-то невообразимо чувствительной точке у нее под коленом. Горячий, шумный вздох невольно вырвался из груди, и она замерла на миг.

– Расслабься, – точно баюкая, тихо уговаривал он, осторожно поглаживая освобожденную от обуви ногу – не возбуждая, а скорее успокаивая. – Все будет хорошо. Я не причиню тебе зла.

И это, разумеется, была еще одна ложь, очередная ложь из тысячи. Разумеется, он причинит ей зло, это неизбежно. Это было ясно с самого начала. Но теперь Шейн все больше понимал, что и ему не выйти из нынешнего оперативного задания без потерь.

Он нежно и уверенно начал гладить ее плечи, затем руки, безмолвной лаской как бы помогая ее телу расслабиться. Он переплел ее пальцы со своими и одновременно прильнул губами к ее губам. Поцелуй, поначалу легкий как пушинка, постепенно делался все жарче и проникновеннее, увлекая Блисс в упоительные туманные дали и, точно злых духов, отгоняя прочь страх и беспокойство. Поцелуй погружал ее в теплую, обволакивающую пучину наслаждения, где начинала растворяться и плавиться каждая частичка ее существа.

– Так вот она какая, моя Блисс, – улыбаясь, прошептал он. Она почувствовала эти слова и улыбку на своих устах. Но вот уже его умелые, дразнящие губы двинулись ниже, лаская шею, доводя ее и без того распаленную кровь едва ли не до точки кипения – под стать послеполуденному жару летней Луизианы. – До чего же ты сладкая. – Кончиком языка он дотронулся до нежной ямки между ключицами, и сердце Блисс бешено отозвалось стократно учащенными ударами пульса. – Такая мягкая и нежная. – А язык между тем неумолимо продолжал свое безжалостное исследование, увлажняя теперь едва прикрывавшие ее грудь кружева.