Рождество по-новорусски - Александр Золотько

И спорить с Ниной Гринчук не стал.

Закончив осмотр, Гринчук закрылся с Ниной в кабинете и о чем-то с ней разговаривал почти полчаса.

Тяжелее всех переживали происшествие братья Кошкины.

В их головы просто не могло вместиться, как это кто-то мог нанести ущерб их месту жительства и работы. Как кто-то мог огорчить Нину. Как они сами могли допустить такое…

Браться Кошкины даже захотели принять меры. Братья Кошкины, переговорив между собой, направились было на выход, но натолкнулись здесь на Михаила.

Как и все ограниченные люди, Кошкины были людьми целеустремленными. И настойчивыми. И какой-нибудь пустяк, типа стены или бронированной двери их остановить не смог бы. Но Михаил, понимали братья Кошкины, это вам не дверь и не стена. Это Михаил.

Кошкины остановились перед ним и молчали, пытаясь придумать, как им обойти Михаила. Думать им Михаил не мешал.

– Что тут у вас? – спросил Гринчук, выйдя, наконец, из кабинета Нины.

– У нас братья собрались идти наказывать виновных, – спокойно объяснил Михаил.

– И кого вы собрались наказывать, братья-акробаты? – Гринчук обошел братьев по кругу. – Только честно.

– Это… – сказал Кошкин.

– Гирю, – добавил второй брат.

Гринчук покачал головой и посмотрел на Михаила:

– Что будем делать с мстителями? Я так полагаю, что закрывать их где-нибудь – бессмысленно – вырвутся. И с собой их таскать – тоже. Что будем делать?

– Зачем закрывать? Они давно не были в гостях у мамы Иры, – сказал Михаил. – Вот мы их сейчас и отвезем. Пусть погостят.

Решение было простым и изящным.

Ирина знала братьев давно, и ее они слушались беспрекословно. Похоже, они просто не могли себе представить, как можно ослушаться Ирину.

– Давай, – согласился Гринчук. – Забирай Кошкиных и отвози. А я…

В дверь клуба постучали. Громко и уверенно. Михаил отодвинул засов и отошел в сторону. На пороге появился прапорщик Бортнев.

– Мама родная, – протянул Гринчук ошарашено. – Я думал, что это у меня насыщенная личная жизнь, но вы, господин Бортнев…

Прапорщик выглядел если не живописно, то впечатляюще. Во всяком случае, внимание к себе привлекал.

Под правым глазом у него имела место ссадина. Нижняя губа была рассечена. В правой руке Браток держал комок снега, используя его вместо компресса. Снег был розовый. А рука, вернее костяшки пальцев, были разбиты в кровь.

Гринчук демонстративно принюхался.

– Я за рулем, – угрюмо сказал Браток и сел в кресло возле стены. – Не пью.

– Одобряю, – кивнул Гринчук. – И все же?

Даже Кошкины вопросительно уставились на Братка.

– Слышал, вы сегодня стреляли? – сказал Браток.

– И в меня. Но это не объясняет вашего внешнего вида.

– Знаете в кого стреляли? – спросил Браток.

Лицо Гринчука стало серьезным:

– В кого?

– В Колю Лося. Знаете такого?

Гринчук задумался, потом медленно покачал головой.

– Не помню. Нет.

– Помните в прошлом… в позапрошлом году стрельбу на стадионе?

– Помню. Только это было не в моем районе, я этим не занимался. Там, кажется, положили троих?

– Двоих, – Браток посмотрел на окровавленный снег в руке и обернулся к Нине. – Хозяйка, йоду не найдется?

Нина скрылась в кабинете.

– Двоих там положили, третий умер в больнице. А стрелка так и не нашли. Это и был Коля Лось. Он там по-пьяне поссорился с приезжими пацанами, схватился за пистолет… А потом решил, что стал киллером.

– А на самом деле?

Снова появилась Нина, уже держа в руках ватку с йодом и пузырек. Не говоря ни слова начала обрабатывать раны Братка.

– Твою мать, – прошипел Браток.

– Так что Лось? – снова спросил Гринчук.

– А его стали приглашать, если нужно было кого-то припугнуть. Приглашали целых три раза за все время. Стрелять, правда, ему не пришлось – добазарились на словах.

– А что так слабо? Нет для киллеров работы?

– Для киллеров – есть. Для идиотов нет. Этот придурок сегодня поехал на дело в своей тачке позорной. И даже документы все собой взял. И бабки. Полный козел. – Браток вздрогнул и застонал. – Осторожнее можно?

Нина невозмутимо залила йодом разбитые костяшки пальцев.

– И из кого ты выбивал информацию? – спросил Гринчук.

– Какая разница?

– Интересно. Что-то еще выяснил?

– А чего тут выяснять? У Лося друзей нет. Кроме одного, такого же придурка. Тот вроде бы должен собирать для Лося заказы. Кино насмотрелись, засранцы.

– Фамилию и адрес знаешь? – насторожился Гринчук.

– Да. Ерохин Сергей Петрович, улица Теплая, дом девять, квартира пять, – спокойно сказал Браток.

– Что ж тянул! – Гринчук застегнул куртку. – Нужно ехать.

– Не нужно, – также спокойно сказал Браток. – За ним уже поехали.

Браток немного ошибся. Ерохина уже даже успели забрать из теплой постели от теплой сожительницы и отвезти его в подвал офиса фирмы «Булат». И даже успели немного обработать.

Странно, но тщедушный Ерохин начал говорить о деле не сразу. Целых пятнадцать минут он голосил под ударами, клянясь и божась, что знать, блин, ничего не знает, и ведать, мать вашу, не ведает. Сгоряча даже ляпнул, что зуб дает, после чего зуб действительно потерял.

Не знает он никакого Лося. И Лосева не знает. И не знал… Ой, мама! Знал. Давно его не видел… Да что ж вы делаете? Блин… Позавчера, позавчера с ним разговаривал по телефону… Просто так, за жизнь… Честно… Ма-ать! Руку не ломайте! Руку… Ну да, вспомнил. Говорил Лось, что его… Рука! Я ему заказчика дал. Он позвонил… Заказчик, вашу мать, позвонил. Сказал, что хочет… Ну, правда… правда… Не видел я… не… А-а! Один раз. Один разочек. Он мне назначил встречу… В универмаге. В «Пассаже». Там, где пальто продают… слева от входа. Да. Он спросил, я сказал, что перетру с Лосем… Больно же! Потом Лось согласился за три штуки, и я дал его телефон заказчику… да не вру… точно.

На этом правдивые показания Ерохина закончились. И, как понял Шмель, он действительно ничего больше не знал. Даже не знал, в чем именно заключалась работа Лося. Сказал только, что деньги, две тысячи, остаток гонорара, лежат у него дома. И даже сказал где именно. За деньгами не поехали.

Вместо этого еще раз обработали Ерохина, для проверки. Новые показания совпали со старыми. Ерохин даже вспомнил, как выглядел заказчик. Высокий парень в кожанке и черной вязаной шапочке. Лет тридцать. На правой руке, возле большого пальца – наколка. Что-то типа орла. Глаза? Светлые глаза. Брови? Не помню. Сволочи! Честно, не помню.

Ерохина закрыли в подвале, на всякий случай.

Директора универмага «Пассаж» разбудили через полчаса. Серьезные парни в быстром темпе вывели его из квартиры, Шмель в машине объяснил ему, что собственно, от него требуется, и Яков Феликсович успокоился.

Универмаг свой он старался оборудовать по последнему слову техники. Видеотехники в том числе. Яков Феликсович и сам толком не знал, зачем оборудует залы камерами слежения, и почему приказал хранить записи в комнате охраны, но записи, тем не менее, имелись. В том числе, записи того, что происходило возле отдела верхней одежды.

Ерохин действительно встречался с высоким тридцатилетним мужчиной в черной кожаной куртке. Шапочка действительно была черной и вязаной, еще на парне были светлые джинсы и ботинки на толстой подошве. И перчатки на парне были кожаные и черные. И все. Разговор длился всего секунд тридцать. После чего парень и Ерохин ушли. Парня еще раз смогли обнаружить на записи камеры возле входа. Он прошел на стоянку и сел за руль «девятки». Номер разобрать не смогли.

Дежуривший в тот день на стоянке Никита Агеев не помнил ни машины, ни водителя. Не освежили его память ни деньги, ни пара тумаков. Поднятая около пяти часов утра продавец из отдела верхней одежды не смогла вспомнить ни парня, ни Ерохина.

Нужно было начинать искать «девятку» без особых примет, но таких машин в городе было много. Это понимали все. И все понимали, что найти «девятку» было очень трудно. Практически невозможно.

Оставалось ждать чуда.

Часам к шести утра было решено предупредить охрану Липского о приметах одного из похитителей и его машины. На телефонный звонок никто не ответил. Ни ответил ни телефон особняка, ни мобильный телефон Липского. К дому Липского немедленно отправили машину с двумя людьми Шмеля, Ветром и Сергеем.

На стук в калитку никто не открыл. Люди Шмеля прошлись вдоль трехметрового забора. Вернулись к калитке.

– Звоним Шмелю? – предложил Ветер.

– Подсади, – попросил Сергей.

Ветер сцепил руки в замок, прислонился спиной к стене. Сергей оперся ногой о сложенные руки, подпрыгнул и схватился за гребень стены. Рука попала на кусок стекла. Осколок располосовал перчатку и ладонь, Сергей взвыл и спрыгнул. Он всего с полсекунды мог видеть двор особняка Липского. И этого хватило, чтобы понять – возникли проблемы. Не станет человек так просто лежать в шесть утра третьего января посреди двора. Тем более, двое.