Принц шутов - Марк Лоуренс

Первый же городок попался нам на пути к вечеру. Это было довольно крупное поселение со скучным, но достойным названием — Мельницы. Мы не спеша ехали по грязной центральной улице, заполоненной торговцами, путниками и горожанами. Снорри подогнал коня к кузнице, наполненной звоном молотов.

— Тебе нужен меч, Ял. — Он привык называть меня «Ял», не «мой принц» или «принц Ялан», даже не «Ялан», а просто «Ял». Я не говорил ему, что это меня раздражает, зная, что он не прекратит, разве что будет при этом еще и широко ухмыляться. — Хорошо владеешь клинком?

— Получше, чем ты конем.

Снорри фыркнул, кобыла последовала его примеру. Он назвал ее Слейпнир в честь какой-то языческой клячи, и они неплохо ладили, хотя в седле он по-прежнему напоминал бревно и весил не меньше своего скакуна. Он спешился — все равно что вышеупомянутое бревно упало с козел.

— Покажешь?

Он вытащил меч и протянул его мне рукоятью вперед.

Я огляделся.

— Нельзя же просто взять и начать махаться посреди улицы, еще кого-то без глаза оставим. И то если нас прежде не арестуют.

Снорри озадачился. Можно подумать, на ледяных склонах Севера это вполне обычное дело!

— Это же кузница. — Он махнул в сторону мастерской. — Кузнецы делают мечи. Люди, надо полагать, время от времени пробуют их в деле.

И снова ткнул в меня рукоятью.

— Сомневаюсь. — Я крепко держал поводья. Кивнул на прилавок — сплошь косы, крюки, гвозди и прочие необходимые в хозяйстве вещи. — В таком городе наверняка есть свой оружейник, но явно не здесь.

— Ха! — Снорри показал на меч, висящий в глубине. — Кузнец!

Кузнец вышел на рокочущий голос Снорри — низенький, уродливый, потный, разумеется с могучими ручищами, но при этом странно напоминавший ученого-книжника.

— Здрасте.

— Я бы опробовал вон тот меч.

— Чиню для Гарсона Хоста. Убираю зазубрины, точу. Не продается, короче.

— Не зли его.

Я кивнул, давая понять, что согласен с ним.

Кузнец прикусил губу. Я уже и забыл, что ронийца хлебом не корми — дай посадить жителя Красной Марки в лужу и что простолюдины обожают гонять тех, кто познатнее их. Лучше бы я придержал язык. Снорри, конечно, чужеземец, но он хотя бы не житель соседней страны, что считается непростительным грехом.

— Не думаю, что Гарсону понравится, если я уберу пять зазубрин, а не три.

Кузнец ушел и вернулся с мечом.

Смирившись с судьбой, я спешился и принял рукоять, которой Снорри опять тыкал в меня. Так уж получилось, что фехтую я неплохо, но только если жизнь моя не подвергается опасности. В тренировочном дворе с тупыми мечами и в ватной защитной куртке я справлялся очень даже. И даже более чем. Но все эти уроки пошли псу под хвост, когда однажды, ровно один раз, мне пришлось всерьез биться с бойцами из Скоррона на перевале Арал, — тогда чистый ужас мгновенно выбросил всю учебу из памяти. Здоровые сердитые мужики на полном серьезе хотели порубить меня в капусту. Пока не увидишь разверстую красную рану, из которой торчит непонятно что, не увидишь человека изломанного и выпотрошенного, который уже точно больше не поднимется, и не выблюешь пару последних трапез на камни… В общем, считай, до этого момента ты и не знал, что значит биться на мечах, и если ты человек разумный, то больше и не захочешь. Я не помню из битвы за перевал Арал ровно ничего, кроме отдельных застывших моментов: мелькающую сталь, алые дуги, искаженные ужасом лица, то, как от меня пятится человек, захлебывающийся собственной кровью… и, разумеется, крики. Я все еще слышу их. Все остальное словно стерто из памяти.

Снорри взял свой новый меч здоровой рукой и замахнулся на меня. Я парировал. Он ухмыльнулся и снова пошел в атаку. Мы обменивались ударами несколько секунд, на шум собрался народ. Сила обычно не так важна в фехтовании, даже если биться на тяжелых мечах, как мы. Рапира — это в первую очередь скорость, но даже длинный меч — это скорость, если тебе вообще хватит сил им орудовать. Хорошо обученный мечник скорее выиграет от небольшого преимущества в технике и скорости, чем от большого преимущества в силе. Меч — это же, по сути, рычаг. Конечно, в случае Снорри и силой нельзя пренебрегать. Он делал довольно простые движения, но от блокирования у меня руки заболели, и первый же его серьезный удар едва не лишил меня оружия. Все равно было совершенно очевидно, что я бьюсь правой рукой куда искуснее, чем норсиец — левой.

— Хорошо! — Снорри опустил меч. — Очень хорошо.

Я постарался не показать, что мне приятна похвала.

— Бабка требует, чтобы вся ее родня хорошо владела боевыми искусствами. — Хочешь ты сам того или нет. Я вспомнил бесконечные тренировки во дни отрочества, руки в волдырях от деревянного меча и побои от Мартуса и Дарина, которые почему-то решили, что так и должно поступать старшим братьям.

— Оставь меч себе, — сказал Снорри. — Ты им лучше распорядишься.

Я поджал губы. Если бы только владение мечом не предполагало его использование… Разумеется, с мечом на бедре я смотрелся эффектнее. Я полюбовался игрой света на клинке. На нем было темное пятно — видимо, там, где он коснулся нерожденного. Я постарался прогнать это воспоминание.

— А ты?

По правде, собственная безопасность волновала меня куда больше.

— Куплю что-то взамен.

Он направился к кузнецу, который не скрывал разочарования от того, что не увидел, как великан-викинг делает из меня котлету.

— Ты не можешь позволить себе другой меч!

Да что он вообще мог себе позволить? Последние несколько месяцев он просидел в тюрьме, а это не слишком прибыльное занятие.

— Ты прав. — Снорри вернул меч кузнецу. — В любом случае он не продается. — Он кивнул в сторону кузницы. — А хороший топор у тебя найдется? Боевой, не такой, каким рубят дрова.

Кузнец принялся рыться в своем товаре, а Снорри снял с шеи кошель, висевший на ремешке. Я вытянул шею, чтобы разглядеть содержимое. Серебро! Никак не меньше пяти монет.

— Кого ты убил ради этого?

Я нахмурился, но скорее от мысли, что Снорри богаче меня, чем из-за того, что он мог совершить убийство и грабеж.

— Я не вор.

Снорри сдвинул брови.

— Хорошо, значит, это таки был грабеж.

Снорри пожал плечами.

— Земли викингов скудны, почва тощая, зимы суровые. И некоторые из нас отбирают у слабых. Что есть, то есть. Однако мы, ундорет, предпочитаем отбирать у сильных — у них имущество получше. На каждую ладью, отплывающую к дальним берегам, приходится не меньше десятка ближайших соседей-воров. Племена викингов по большей части тратят силы друг на друга — так было всегда.