Пари на развод (СИ) - Рина Беж

с собой я не допущу. Если могу предотвратить – предотвращу.

«Ну же, ответь!» – давлю на Олесю мысленно.

– Нет, Рома, не сделал. Сын вовремя появился, – Кирова все-таки вытягивает свои руки из моего некрепкого захвата и натягивает рукава пониже.

Хорошо, не отстраняется, не показывает, что меня боится. Потому что… черт! Я не хочу, чтобы она меня боялась, зажималась. Не хочу, чтобы хоть в чем-то ассоциировала со своим огрызком-недомужем.

Хочу, чтобы улыбалась, как еще совсем недавно, шутила, флиртовала, вела себя раскованно и свободно.

– Фух, отлично, – не скрываю радости и указываю ей на длинный пенал за спиной, пока сам забираю с подноса наполненные горькой кофейной жижей чашки. – Так, Олесь, доставай-ка вон из того левого шкафа конфеты и сладости, какие захочешь, и пойдем за стол, поговорим.

– О чём?

Чувствую ее настороженность. Отлично понимаю недоверчивость. За пару встреч стать близким человеком, которому безоговорочно доверяют – невозможно.

Нужно время.

Но его нет, а начинать с чего-то надо.

И самое лучшее, что я придумываю, – это начать говорить правду.

– Я хочу помочь. Просто помочь.

– Потому что весь такой хороший? – кусается брюнеточка, но за стол садится и чашку ладонями обнимает.

Не принимаю выпад на свой счет. Знаю, почему она агрессивна и осторожна. Ей больно, и неосознанно она отталкивает всех вокруг, боясь, что этой боли станет еще больше.

Я же хочу, помочь, разделить с ней горечь, подбодрить.

Пздц, обнять хочу. Чего уж!

– Нет, мышка. Потому что три года назад я был таким же моральным уродом, как твой муж. Изменял жене и однажды, когда она умоляла ее не трогать, не остановился.

Нельзя требовать от человека доверия, когда сам не даешь ничего взамен. Сегодня я хочу дать Олесе правду о себе. Не приукрашенную, реальную, грязную. Ту, что при возможности она сможет использовать против меня, если посчитает нужным.

Пусть у нее будет оружие, некая тайная власть. Если это поможет ей чувствовать себя со мной сильнее, уверенней, я буду только рад. Забитая Олеся – это жесть.

Я знаю и помню ее другой. И хочу вернуть ту яркую женщину.

– Что? Ты шутишь? – Кирова отшатывается и качает головой, будто отказывается воспринимать мои слова за чистую монету.

Невесело усмехаюсь.

– Нет, нисколько. Можем ей позвонить, и Арина подтвердит.

Достаю из кармана телефон, нахожу номер Арбатовой в справочнике, выделяю. Протягиваю гаджет Олесе и предлагаю выполнить последнее действие – нажать кнопку вызова.

– Издеваешься? – шипит и руки прячет. – Заверяешь, что обижал, и тут же предлагаешь в этом убедиться? И она станет с тобой разговаривать? Не пошлет на три буквы?

– Именно, – киваю. – Мы остались с бывшей женой пусть не друзьями, этого ее новый муж никогда бы не допустил, но и не врагами.

Удивлена. Сильно.

Хлопает ресницами. Сомневается. Мне даже кажется, я вижу, как мечется ее душа, пытаясь отыскать двойное дно.

Но его нет. Просто наша история с бывшей супругой была под завязку насыщена событиями, и теперь никак не выходит однозначно утверждать, что черное в ней – это только черное, а белое – истинно белое.

Если Олеся когда-нибудь попросит рассказать ей обо всем подробнее, я это сделаю. Обещаю.

– Зачем ты это все говоришь, Рома? – интересуется моя гостья, натолкнувшись на мой прямой взгляд, не в силах отвернуться.

– Я хочу помочь тебе пройти этот период не в одиночку, – объясняю, как чувствую. – Поверь, мышка, это сейчас сложно и кажется, будто жизнь закончилась. Но дальше станет легче, честно.

– Зачем это нужно лично тебе?

Умница. Не стесняется, задает неудобные вопросы. Показывает истинный характер. Он у нее сильный, яркий, волевой.

Именно он зацепил меня в мае, когда Кирова тигрицей бросилась защищать ребят, приехавших с соревнований почти под ночь. Парни были вымотаны последними сложными выступлениями, длительным ожиданием завершения фестиваля и долгой, почти двухчасовой дорогой назад. Водитель же, подъехав к спорткомплексу, как ужаленный начал орать, чтобы все поторапливались на выход и забирали манатки нахрен, видите ли ему пора уезжать.

Вот там-то фурия Олеся себя и проявила во всей красе. Дала жару раньше, чем я успел вмешаться.

Она не защищала конкретно своего сына, она отстаивала интересы всех без исключения детей, которые растерялись под воплями взбесившегося водилы. Без мата, но так, что мурашки по коже бежали, она чётко, по пунктам перечисляла нарушения, которые тот совершил. Припоминала всё, вплоть до курения в салоне, утреннего опоздания на полчаса, и отлучку по личным делам, которая не была согласована.

Она жгла, а я стоял и залипал. Охуенная! А еще впервые жалел, что у моего сына нет матери. Такой матери, как она. Готовой зубами рвать за своего ребенка.

– Считай, что я хочу закрыть свой личный гештальт, – называю одну из причин, которая пусть не самая важная, но тоже имеет место быть.

Фыркает и качает головой:

– Знаешь, Рома, стараясь меня расположить, ты используешь удивительно кривые методы.

– Но у меня ведь получается?

Подмигиваю, поймав в капкан и удерживая ее взгляд.

Отмечаю, как дергаются вверх уголки красивых губ, пряча улыбку, и беззвучно выдыхаю. Получается.

****

Лёха появляется в комнате отдыха, предварительно постучав.

– Мы закончили, – докладывает, переминаясь с ноги на ногу на пороге.

Не проходит. Погладывает на мать, на меня. Снова на мать.

Знаю, о чем переживает, поэтому улучив момент, когда Олеся отвлекается на пришедшее на её телефон сообщение, ловлю его взгляд и отрицательно качаю головой.

«Нет», – означает мой жест.

«Спасибо», – выдают его глаза и вмиг расслабленные плечи.

Я давал ему слово, что никому никогда ничего не расскажу о разговоре, состоявшемся между нами пару месяцев назад. И собираюсь его сдержать.

Наша с ним тайна – только наша. Мужская, если уж на то пошло.

Была середина августа. Свободное посещение перед новым стартом в сентябре. Лекс пришел на тренировку бледный, как полотно. С глазами, будто приведение увидел, или что-то подобное.

На разминке еще как-то двигался, пусть и заторможенно. Дальше – полный «алес капут». Иваныч его в пару с Максом поставил, чтобы размялись, поработали в спарринге. Только там не бой вышел, а тупое избиение младенца.

Я не выдержал. Вмешался. Не смог смотреть.

Под предлогом помощи увел Кирова в крытый зал, где боксеры обычно тренируются, но тогда там пусто было. Взял тренировочную макивару и заставил его отрабатывать удары.

Снова и снова.

Снова и