Очертя голову - Маргарита Ардо

вовсе не благодарной… Бессрочно? На всю жизнь? И у меня вырвалось: — Я не хочу! Не хочу так!

— Не нравится, что платишь и что получаешь? Значит, выбери другую ценность и пойми, какую цену готова платить. Готова и дальше отказываться от собственных решений за условный комфорт? Или готова платить головняками, безденежьем и конфликтами с маман и твоим этим Пашей за свободу?

Артём Сергеевич посмотрел на меня, я на него. И несмотря на всю боль в груди, замешательство и растерянность, что-то в душе освободилось, словно я шла по дорожке в сером, бетонном, пахнущем хлоркой лабиринте, внезапно увидела дверцу в стене, распахнула её и мне в лицо пахнуло дождём, колким снегом, ветром и запахом хвои! И я увидела небо!

И будто угадав, что представлялось мне сейчас, миллиардер в шортах добавил:

— Можно и дальше болтаться в чужом дворе, как бельё на верёвочке, а можно оторваться нафиг и полететь!

Глава 20

Лука растерялся. Он никогда не падал в грязь лицом. Он привык, впрочем, как и любой другой итальянец, что главное — сохранять “bella figura”, то бишь держать марку. Вот это важно! В остальном жизнь — это праздник, спектакль, который надо играть; жизнь — это удовольствие, это шутка, в конце концов! И пари — тоже шутка…

И да, итальянские девушки могут устроить драму на пустом месте, но Боккачина… Зачем смотреть так серьёзно, на изломе, словно он сломал ей жизнь? Она же должна была понять, что их спор с Микеле — просто игра, повод для друзей, азарт, болтовня и не больше! Разве она не почувствовала, что между ними всё было по-настоящему?! Не услышала, как стучит его сердце?! Не видела, как он очарован ей?! Не чувствовала, как чудесен их поцелуй?!

О, мадонна!

Лука не помнил подобных ощущений за всю жизнь! Конечно, всех девушек он тоже не помнил… Но такое не забыл бы! Даже с самыми яркими своими женщинами он ничего подобного он испытывал! Едва коснувшись губами губ Софи, он окончательно понял — она его женщина! Ему нужна эта и никакая больше!

Но вдруг скандал, драка, толпа, целый спектакль на пляже и она, Боккачина, в центре. При словах Хелены так взглянула, что Лука сразу вспомнил о партизанах в морозных русских лесах, которые охотились на армию Наполеона. Когда читал об этом в учебнике, не поверил. А сейчас в глазах белой, как Снежная королева, девушки, было столько всего, что поверил — такие, как она, могут: и Наполеона погнать метлой, и столицу сжечь только, чтоб никому не досталась, и с вилами по сугробам на тренированных солдат кидаться.

Оттого Лука оцепенел, и несмотря на тёплый августовский день, замёрз.

А чёртова Хелена никак не успокаивалась, пока не пнул. Что ж, он ей устроит! Как выскажет потом! И даже не поздоровается с ней ни разу больше! Но сейчас было плевать на Хелену!

Лука шагнул вперёд, собираясь с духом.

Боккачина выставила руки и будто границу определила: вот тут таможня, колючая проволока и чтоб ни ногой!

— Ненавижу тебя!!! — закричала она так громко, что Лука даже вздрогнул и волосы на руках вздыбились, словно его током ударило.

— Нет, нет, нет, Софи! — крикнул он и шагнул к ней, в боль, от которой ему самому стало невыносимо.

— Сонья! — проорал мерзкий индюк и что-то ещё на этом дурацком русском.

Но Боккачина бросилась бежать от них по пляжу. Так быстро, словно за ней волки погнались.

— Софи! — Вырвалось у Луки, и он кинулся за ней.

Проклятый индюк сделал подсечку. Лука полетел кувырком в песок, и они снова начали драться. Пока их не разняли. Пару хороших ударов по мерзкой роже Лука успел вмазать, правда, и у самого рот снова наполнился кровью.

Микеле и Винченцо заорали на охранников, стягивающих сзади руки:

— Вы что, кретины? Не видите, у парня любовь?!

Те замялись, и Лука вырвался. Оттолкнул гиганта Маню, что встал на пути. Ринулся в темноту, где мелькала светловолосая фигура девушки. Догнал, но чуть не застонал от досады — это была Даша.

— Где Софи? Где она?! — на бегу спросил он.

— Да отстаньте вы все от неё, в конце концов! Не знаю! — рявкнула Даша. Уже в спину.

Пятки вязли от каждого рывка сильных ног во влажном песке. Исчезли все намёки на фонари, и ночь, подсвеченная только блеском редких звёзд, прикрытых неизвестно откуда наплывшими облаками, скрыла всё из виду, словно опустила занавес. И спрятала Боккачину.

Лука пробежал с километр, наверное, — до высокой ограды отеля, которую даже русская девушка бы не одолела. Метался от кустов к морю. Заходил по колено в тёплую воду. Кричал её имя. Вглядывался в шумящий волнами мрак, но ничего. Развернулся обратно — вдруг просмотрел? И натолкнулся на запыхавшуюся Дашу.

— Не нашёл? — спросила она, встала, присогнувшись и опираясь руками о колени.

— Нет… Ты знаешь её! Она не могла? Не могла…? — Лука договорить не смог, только также тяжело дыша, махнул рукой на море.

Даша мотнула головой и выпрямилась, зло взглянув на него.

— Я надеюсь, что не могла. Но ты первый, слышишь?! Ты первый, придурок, в кого она по-настоящему влюбилась! Так что не знаю…

— Как первый?! А Паоло? — облизнув пересохшие губы, спросил Лука. — Она же невеста Паоло…

— Была невеста! И потому ты, сволочь, решил влезть и разбить всё, что у Сони было?! Фашист итальянский!

Лука опешил.

— Зачем такое говоришь?!

— Затем что она моя подруга, мы выросли вместе! Да Соня такой человек, который никого никогда не обидел! Вообще никого! В жизни! Думаешь, ей легко, богатая русская туристка?! Да она всю жизнь пыталась на эту поездку накопить! И что ты сделал?! Ты всё испортил! Ты убил её мечту!

— Я не убил… — ошарашенно пробормотал Лука, инстинктивно отшагнув.

— Да что с тобой разговаривать?! — в сердцах махнула рукой Даша и посмотрела на море, молчаливое, тёмное, способное проглотить что угодно и… кого угодно.

Сердце оборвалось. В растерянности Лука зашёл