Теперь ты — моя жена - Мария-Тереза Сесе

— Ты просто прелесть, Джой, — констатировал он, сев за стол.

— Спасибо.

— Так ты говоришь, даже если бы я просил твоего согласия, стоя на коленях?..

Продолжая находиться в своих мыслях, девушка не сразу сообразила, о чем идет речь, и наивно переспросила:

— Если бы ты просил? О чем ты?

— Чтобы ты вышла за меня, — напомнил Брюс.

— О-о! Не хочешь ли ты сказать, что уже просишь меня об этом?

— Нет, детка. Пока нет. Сейчас я хотел бы попросить тебя кое о чем другом.

— Хорошо. Так о чем же? — поторопила его Джойс.

— Тебя не затруднило бы сделать вместе с Сэмом одно заявление? Совместное заявление.

— Какое заявление? — спросила девушка.

Джойс прекрасно понимала, о чем идет речь. Ей вдруг показалось, что все в ней внезапно вскипело. Она готова была взорваться.

— Я возвращаюсь к началу нашего разговора, — пояснил Брюс. — Ты девушка уравновешенная и разумная. И если ты совместно с моим охранником сделаешь заявление, в котором будет говориться, что в последних публикациях газет по интересующему меня поводу нет ни слова правды, то мне удастся добиться своего. В этом случае правосудие придет в действие, и эта свинья-репортер, что заполонил страницы всяческой галиматьей на потребу жадной на сенсации публики, наверняка понесет заслуженное наказание.

Джойс широко распахнула глаза. Ее губы начали дрожать. Эту дрожь на сей раз вызывало не просто охватившее ее возбуждение, а настоящая ярость, в которую ее привели слова Брюса Мелвина.

— Неужели ты серьезно предлагаешь мне это, Брюс? — воскликнула она.

— Абсолютно серьезно, — подтвердил молодой человек. — А что тебя не устраивает?

Джойс сделала глубокий вдох. Сосредоточившись, она снова и снова полной грудью вдыхала воздух, как будто ей его не хватало. Она словно пыталась запастись кислородом, перед тем как глубоко нырнуть.

По прошествии нескольких секунд девушка нервно заявила:

— Откровенно говоря, я ожидала иного окончания этого разговора. Стоило ли искать меня, ухаживать за мной, стараться быть столь галантным и ласковым лишь ради того, чтобы — как выясняется — завлечь меня в отвратительную ловушку? И целью всего этого является лишь то, что ты с Риганом почувствуете удовлетворение, вышвырнув на улицу бедного журналиста? Конечно, вам было бы приятнее не просто лишить его работы на время, а потребовать и на будущее для него запрета заниматься журналистской деятельностью…

— Но послушай, Джой!

— Это ты послушай. Ты уже сказал достаточно. Так что не нужно продолжать. Я все прекрасно поняла.

— Так ты не собираешься выступить с заявлением? — спросил Брюс.

— Я не собираюсь лгать! И не нужно подбивать меня на это.

— Джойс, давай-ка поговорим наконец серьезно. Ты знаешь журналиста, который стоит у истоков всей этой истории? Ты знакома с ним?

Последовавшая за этим вопросом тишина была гулкой и напряженной. Джойс колебалась. Она не могла решить, как ей следует вести себя в данном случае. Что ответить? Все это было похоже на ловушку, в которую она никак не хотела попасть.

— С чего ты решил, что я могу быть с ним знакома? — помолчав, спросила она.

— Все очень просто. В ту ночь, помимо меня, там была только ты с Сэмом. Следовательно, сведения о событиях в лаборатории могли просочиться в печать лишь от одного из вас. Ты же понимаешь, что от меня это исходить никак не может.

— Тогда, по всей видимости, это Сэм, — решительно заявила девушка.

— Ты уверена?

— Нет. Конечно же, я не уверена, что это был Сэм.

— Но ты, по крайней мере, уверена, что сама никому ничего не рассказывала о событиях той ночи?

Что ему известно обо всем этом? — задалась вопросом Джойс. И что он собирается в ближайшее время выяснить?

Что-то подтолкнуло ее отрезать себе пути к отступлению, загнать себя в угол, не оставить себе иной возможности, как только признаться во всем, рассказать всю правду.

— Ну а если я и говорила на эту тему с кем-нибудь? — спокойно спросила она.

— В этом случае тебе придется отказаться от всего того, что ты рассказывала этому человеку.

— Ты сошел с ума?

Внезапно Джойс преисполнилась решимости противостоять Брюсу. Страх улетучился. Более того, появилось нечто вроде спортивного интереса.

Девушка откинулась на спинку кресла и внимательно, не отрываясь и не мигая, принялась рассматривать Брюса, как будто он был незнакомцем.

— Нет, детка, я не сошел с ума. Просто у меня аллергия на журналистов. Этим-то все и объясняется. И единственное, что меня интересует, так это рассказывала ли ты о событиях той ночи или нет.

Джойс прервала его:

— Я так понимаю, что никто не вправе запретить мне разговаривать с кем угодно и говорить кому угодно, что мне захочется. Это не подлежит сомнению, особенно когда идет речь о чистой правде. Так что я могу сообщать ее другим людям, не испрашивая предварительно разрешения ни у тебя, ни у Ригана, ни у кого другого на этом свете. Разве не так?

Став серьезным, Брюс настаивал на ответе:

— Так ты все-таки рассказала? Ты сделала это? Так, Джой?

— О Господи Боже мой! Ну на каком основании ты требуешь от меня отчета? Какое у тебя на это право?

— Я не требую от тебя отчета, Джой. Более того, я предлагаю тебе кучу денег за то, чтобы ты согласилась сделать соответствующее заявление.

— Никогда! Слышишь? Никогда!

— Подумай хорошенько, детка. Посоветуйся…

— И с кем, по-твоему, я должна посоветоваться?

— Не знаю, — ответил Брюс Мелвин. — Действительно не знаю. Может быть, с твоей подушкой.

— Видишь ли, Брюс, я не продаюсь. У меня нет цены. Ты чего-то недопонимаешь.

— Подожди, подожди. Пойми, кто-то прячется за тобой. И ты знаешь, о ком идет речь, и пытаешься защитить этого человека. Но вам это не удастся: ни тебе, ни ему. Уж поверь мне на слово. Я пойду до последнего и все-таки отправлю его в камеру, на гильотину, к самому дьяволу в пекло…

Говоря это, Брюс Мелвин мало-помалу повышал голос. В результате вначале ближайшие соседи, а затем и практически все посетители ресторана стали обращать внимание на происходящее за их столиком.

Страшно побледнев и нервно дрожа, Джойс поднялась.

— Прости, — стараясь оставаться спокойной, сказала она. — Мне нужно идти.

— Подожди!

Поднявшись во весь рост, он схватил ее за руку с такой силой, что она даже вскрикнула. Затем, не говоря ни слова, Брюс потянул ее за собой на улицу. При этом он не обращал ни малейшего внимания на любопытство окружающих.

— Будь прокляты все журналисты в этом мире! Ты слышишь? — прорычал он, встряхивая девушку за плечи.