Порочные занятия - Сигги Шейд

займу у «акул» и не смогу вернуть деньги, то, скорее всего, меня продадут одному из сутенеров, которые работают на этого жуткого Криуса Ванира.

— Приехали, — говорит водитель, останавливая машину. — «Университет королевы Марины».

Я бросаю телефон обратно в карман плаща.

Профессор Сегал не глуп. Из-за того, что он делал прошлой ночью, его с легкостью могут уволить. Он оплатит аренду и обучение только чтобы заставить меня замолчать.

Тогда я устроюсь на работу, чтобы оплачивать свои расходы и буду весь год избегать его занятий.

Таким образом, произошедшее с Виром не повторится.

Глава 17

МАРИУС

В понедельник утром я совершаю анонимный перевод средств в «Университет королевы Марина», чтобы покрыть счета Феникс за обучение и аренду.

А также отправляю ей сообщение:

Средства переведены. В следующий раз я не позволю тебе так легко уйти.

Она не отвечает и не присылает подтверждение платежа, хоть я и знаю, что финансовый отдел должен был уведомить ее, как только пришли деньги.

Она отсутствует на лекции по финансам и бухгалтерскому учету, но Вир Бестлэссон сидит в первом ряду и сверлит меня глазами на протяжении всего занятия.

Если бы он не был платой за свободу матери, я бы научил засранца не бросать вызов понапрасну. Но, увы, выделив его, я точно попаду в список подозреваемых.

Один не должен знать о моей причастности. Ни за что, если я планирую когда-нибудь вернуться в науку.

Третью ночь с момента ухода Феникс я сплю в игровой комнате. Утром среды к половине пятого я просыпаюсь с жутким стояком и жаждой, которую утолить сможет только Феникс.

Если бы она хотела меня, то ответила бы на сообщения.

Если бы хотела, то потребовала бы месячное жалование.

Если бы хотела, то осталась бы.

Но что, если она хочет, чтобы я сделал следующий шаг?

Зажмурив глаза, потираю переносицу.

Не делай этого.

Шлю к чертям здравый смысл. Феникс — моя.

Еще не осознав происходящее, я стою в университетском городке перед входной дверью, скрывая лицо под бейсбольной кепкой.

Первые лучи солнца пробираются сквозь стены, окружающие лужайку. Кричат чайки, прерывая то, что могло быть приятной смесью пения птиц и отдаленного шума города.

Все звуки, которыми я мог наслаждаться, перебивает шум крови в ушах.

Рассудок бормочет что-то о последнем шансе развернуться уйти до того, как меня поймают со спущенными штанами у студентки в комнате, но я так близко к Феникс, что буквально слышу ее запах.

Нажимаю на кнопку.

— Да? — говорит она через домофон хриплым ото сна голосом.

— Доставка.

Проходит секунда, и дверь со щелчком открывается, от этого звука мой член подпрыгивает в нетерпении. В конце концов, он правит шоу.

Квартира под номером пятьдесят находится на четвертом этаже. Опустив голову пониже, я направляюсь к лестнице, где видимость камер самая плохая, и поднимаюсь, перепрыгивая через ступеньки.

Дверь апартаментов Феникс очень кстати находится рядом с запасным выходом. Я стучу дважды, натягиваю ниже козырек кепки и жду.

Она приоткрывает дверь, без цепочки. Где-то в подсознании делаю пометку наказать ее за неосторожность и протискиваюсь в дверной проем.

Феникс отскакивает назад с открытым ртом. В момент, когда она вдыхает, чтобы закричать, я зажимаю ей рот рукой и прижимаю к стене.

Одной ногой толкаю дверь, и она захлопывается с приятным щелчком.

Ее глаза большие, кукольные, с длинными пушистыми ресницами, именно такими я запомнил их, когда она ублажала меня у трона.

Я прижимаюсь эрекцией к ее животу, давая понять, что она натворила и рычу:

— Почему ты меня избегала? Мы еще не закончили.

Она трясет головой и выдает сдавленный звук протеста, но мне уже не интересны оправдания.

— Ты помнишь стоп-слово? — спрашиваю я.

— Конечно, — отвечает она. — Но зачем это?

— У нас была договоренность, — я провожу руками по ее талии.

На ней огромная футболка, а трусиков нет. Я забираюсь под ткань и хватаю ее за зад.

Феникс двигает бедрами, создавая изумительное трение, но я не в настроении заигрывать. Однако делаю заметку добавить это к списку ее заскоков.

— На колени, — рычу я.

Она отодвигается.

— Что ты здесь делаешь?

— Встань на колени, — говорю я сквозь зубы. — Я не буду повторять дважды.

Страх сверкает в ее глазах, и она опускается на колени с тихим вздохом.

Я смотрю на нее, приподняв брови в ожидании стоп-слова. Не услышав его, одобрительно говорю:

— Умница.

Ее зрачки расширяются, дыхание становится быстрее, а щеки краснеют.

— Теперь расстегни ремень.

Пальчики быстро справляются с застежкой. Звон пряжки ремня разливает желание по всему телу, но это ничто по сравнению с огромным глазами Феникс.

— Открой ротик.

Ее губы раскрываются так, будто она никогда в жизни не сосала член, а грудь вздымается и опускается резкими рывками.

Можно было бы подумать, что она напугана, но она проводит язычком по нижней губе так, будто не может дождаться.

Я делаю глубокий вдох, отодвигая подальше подозрения, что она притворялась недотрогой, и наматываю ее волосы на кулак.

Джентльмен не торопился бы, вставляя твердый член между пухлых губ, и наслаждался бы моментом. Но у меня вскипает кровь от нужды в ее славном ротике.

Она кладет ладони мне на бедра и одной рукой хватается за основание ствола. Прежде, чем она успевает взять ситуацию под контроль, я толкаю член между влажных губ и двигаюсь до задней стенки ее глотки.

Влажный жар ее рта потрясен, как и звук протеста, вибрирующий вокруг моей головки. Этого хватает, чтобы заставить мои колени дрожать. Я опираюсь рукой о стену и сдерживаю стон.

— Глаза вверх, — говорю я.

Ее взгляд поднимается к моему.

Глаза наполнились блестящими слезами.

— Хорошая девочка, — говорю я сквозь стиснутые челюсти. — Отлично заглатываешь.

Она издает довольный звук, когда я ударяюсь о заднюю стенку ее горла, и она открывается немного шире, впуская глубже.

Высовываю его, она делает глубокий вдох, и толкаюсь глубже в горло, преодолевая ее точку рвотного рефлекса. Глотка смыкается вокруг меня, тесная, влажная, она сжимает меня до одури приятно.

Яйца сжимаются в преддверии сильного оргазма. Я тяжело дышу сквозь сжатые зубы и ускоряю толчки. Феникс стонет, качает головой и сжимает мое бедро так, что становится больно.

Я кончаю, заливая ей горло горячей жидкостью, и вздрагиваю, когда она сглатывает вокруг меня.

— Вот и все, — говорю я. — Не пролей ни капли.

Когда я отпускаю волосы, она откашливается, задыхаясь, и держась за горло. Бубнит что-то о том, что это не как в книгах.