Друзья и враги - Александр Афанасьев

Принцу теперь казалось, что не только сэр Август, но и он сам постепенно трогается рассудком.

– О каком ордене говорится в этом манифесте?

– Орден Пламени, Ваше Высочество. В этом ордене имею честь состоять и я.

Сэр Август церемонно поклонился.

– И что это за орден? Только простыми словами, без всего этого мракобесия.

– Этот орден был создан англиканской церковью в дни кровавого безумия, охватившего страну. Король умер – и на престол встал безумный тиран, сын помещика. Тогда простолюдины лили кровь аристократов, и крови этой было чертовски много, доложу я вам. И тогда было решено создать тайный иезуитский орден…

– Так вы иезуит?! – снова разозлился принц Уэльский. – Только этого не хватало!

– Имейте терпение, милорд, и дослушайте до конца. Наш орден был создан по типу иезуитского, но никогда не относился к католической церкви. Цель, поставленная святыми отцами-основателями, была проста – прекратить в стране террор и вернуть заблудшие души к алтарю. Орден был создан в одна тысяча шестьсот пятьдесят седьмом году от Рождества Христова – так что делайте выводы сами, милорд[30].

– Я предпочитаю дослушать до конца.

– Что же, тогда слушайте. Первым из ваших предков, занявшим осиротевший трон, был Карл Второй. Основой его восхождения на трон стала так называемая Бредская декларация, прощающая предателей и убийц. Вспомните, Ваше Величество, что стало с предателями и убийцами потом?[31]

– Итак, сэр Август, вы хотите сказать, что ваш орден… Пламени есть не что иное, как группа тайных карателей и убийц? Я правильно понял?

– Наш орден, милорд, есть орден людей, готовых забрать любую жизнь за процветание Англии и ее суверена. И не только забрать чужую жизнь – но и без раздумий отдать свою. Каждый из нас приносит клятву в Вестминстерском аббатстве, клятву на верность Англии и Виндзорскому престолу. Каждый из нас – слуга Вашего Величества, до гроба. Каждый из нас ради Англии готов на все, даже сменить веру.

Принц Уэльский наклонился и поднял с пола бумаги.

– Если я подпишу это, так?

– Совершенно верно, Ваше Величество. Этот документ освобождает нас от любой земной ответственности за то, что мы совершим во славу Престола и Англии. Только Господь судит нас по делам нашим, Господь – и никто больше.

Становилось жутко. Не от самих слов – от веры, с которой они произносились. С такой верой в Средние века отправляли людей на костер – и шли на костер сами.

– А если я не подпишу?

Сэр Август пожал плечами:

– Бог вам судья…

Ну да. Тонкий намек – учитывая то, что было сказано ранее.

– Вы уверены, что пришли по адресу, сэр? Пока что я не король.

– Выйдите из этой комнаты, милорд, – и вас будут славить как Суверена.

Сэр Август достал из-под полы листок бумаги, точно такой же, как и тот, на котором была начертана клятва его матери, протянул принцу. Листок завис в воздухе…

Секунда. Другая. Третья.

Потом принц Уэльский протянул руку и взял бумагу. Достал из внутреннего кармана пиджака ручку с золотым пером, начал писать…

Он так и не посмотрел, что было написано в Декларации Балморал.

Когда Филипп, принц Уэльский, вышел из комнаты, заседание Тайного совета уже началось. Безмолвные стражи из полка герцога Йоркского, застывшие на каждом лестничном пролете, у каждой двери, отдавали ему честь.

Принц толкнул дверь, за которой слышался шум голосов – как разбуженный улей. Это был обеденный зал – помещение с великолепной акустикой, в котором раньше проходили пиры. Не исключено, что пир происходит там и сейчас – пир на крови.

Лорд-канцлер, увидев открывающуюся дверь, прервал речь, вскочил с места первым:

– Да здравствует Его Королевское Величество Филипп Виндзорский!

Члены Тайного совета вставали один за одним – приветствуя нового суверена. Среди них были и оба его сына…

Процедура коронации, которая должна была состояться через месяц после похорон – выдерживался траур, – была омрачена одним обстоятельством, известным лишь посвященным. В своей квартире в Челси был обнаружен труп сэра Августа Консидайна, королевского секретаря с одна тысяча девятьсот семидесятого года. По заключению полиции – сэр Август Консидайн разжег камин, потом намеренно закрыл заслонку и, оставшись около камина, отравился угарным газом. На теле не было обнаружено никаких следов насилия, приходящей служанки в доме не было, все двери и окна были заперты изнутри. Вывод мог последовать только один – самоубийство. Он и последовал.

На церемонии коронации многие заметили, что новый король пристально всматривается в людей, осматривает их с головы до ног – то ли не верит в реальность происходящего, то ли подозревает окружающих его людей в чем-то. Популярности это ему, конечно же, не прибавило ни в среде дворянства, ни в среде простолюдинов. Снова пошли слухи о безумии короля.

На самом деле король никогда не был безумен, он был в своем уме, как никогда. Всматриваясь в лица и руки людей, окружавших его на церемонии, он думал, кто же из них, клянущихся сейчас в верности законному монарху, носит черное кольцо на руке и черное зло в душе, зло, прикрывающееся словами о благе Англии. Он только сейчас понял, кто убил его жену, кто убил невесту его сына. Неважно, кто исполнил приказ, главное – кто его отдал, не так ли?

И справиться с этим безумием он был не в силах…

Картинки из прошлого.

01 октября 2002 года.

Аэропорт Мехрабад

Осень в Персии – почти такая же, как в лучшие годы в России, – теплая, с желтым листом с высаженных шахиншахом рощ, с теплым ветром с Залива. На всякий случай мы частенько поглядываем на показания дозиметров, когда поднимается ветер. Невидимая смерть – она везде, но у нас нет шансов умереть в больничной постели.

Или почти нет…

Сегодня утром оперативное совещание проводили без меня. Я отъехал в аэропорт, встречать одного важного гостя. От этого, от этой встречи и от помощи, которую этот старик нам окажет, может зависеть очень многое.

Или ничего не будет зависеть. Как знать.

В Мехрабаде уже окончательно восстановили взлетные полосы, вышку управления воздушным движением. Везде – морские «ллойдовские» контейнеры на двадцать и сорок футов, очень удобная вещь. Выставил их цепью, насыпал земли – вот тебе и опорный пункт в ровном поле. Можно оборудовать пулеметные позиции, можно оборудовать что-то вроде казарм или жилых модулей, можно что-то хранить. Очень удобная вещь – контейнер, их скупили полно, даже нехватка образовалась. Сейчас из них в Мехрабаде построен целый военный городок, тут удобное летное поле, и тут квартируют десантники, те, кого не вывели, кто остался здесь на постоянной основе. Из контейнеров же выстроено что-то вроде городской улицы, там сейчас идет тренировка. Треск автоматных очередей заглушается воем самолетных и вертолетных турбин.

Чертова осень… Как мы ее протянем?

Нужным самолетом был транспортный четырехдвигательный «Юнкерс», он тяжело плюхнулся на взлетку, пробежал по ней немного, включенные на реверс двигатели подняли тучу пыли. Потом, повинуясь командам регулировщика, грузная летающая машина покатилась к ангарам. Там ее уже ждали – ждал я.

Самолет был из Новочеркасска, казачьей станицы России. Там жил человек, которого я пригласил помочь мне. Впервые за долгое, очень долгое время мне потребовалось воспользоваться своим именем и именем своего отца. Выхода не было – человек этот давно был не на действительной и вряд ли бы согласился помогать кому-то другому.

Что вы подумаете, когда узнаете, что человеку, которого вы не видели, минуло семьдесят лет? Геморрой, радикулит, старческое брюзжание? Э-ге… Все это не имело никакого отношения к атаману Донского казачьего войска Павлу Кондратьевичу Чернову.

Это был крепкий, мощный старик – стариком его было называть сложно – выше меня ростом. Череп гладко выбрит, никаких казачьих усов, типичная кавалерийская, чуть кривоногая походка. Прямой, несуетный взгляд светло-карих глаз, шрам на лице – ножевой, что ли. Я знал, что за всю его жизнь этого человека и били, и резали, и стреляли, и пытались взорвать – но он до сих пор был жив и очень даже доволен жизнью.

Самое интересное – вы никогда не поверите, если я скажу вам, где работал этот человек.

Этот человек до самой своей выслуги лет работал в военной разведке. В разведке на Востоке! Он был одним из тех людей, которые еще в молодости окончательно замирили Восток и тридцать лет держали врата ада на замке. Это мы, неразумные сыны их, по нерадению бросили посты, забыли обязательное, не делали нужное – и ад вырывался на свободу с треском дозиметров, с грохотом взрывов и ночными трассерами над Тегераном. Бог даст – загоним внутрь. Но без тех, кто уже раз победил зверя, нам этого не сделать.