Путеводитель оптимистки с разбитым сердцем - Дженнифер Хартманн

почти незаметный на кремовом фоне. Я совсем про него позабыла.

Кэл оглядывается через плечо, ставя мою сумку на кухонный стол.

– Я же говорил тебе про котенка. Она стесняется, не обижайся.

– Боже мой, какая она очаровашка.

И тут Кэл берет этот крошечный комочек белоснежного меха в свои мускулистые, покрытые татуировками руки, и я млею.

Натуральным образом млею.

– Ты млеешь, – говорит Кэл.

Котенок выворачивается из его хватки и лезет по его груди, доставая до плеча лапками в пятнышках шоколадного цвета. Мои глаза, наверное, принимают форму сердечек.

– Я… Прости, я думала, ты не такой парень, у которого…

– Есть сердце? – заканчивает он невозмутимо. – Сюрприз, у меня оно в наличии.

– Я не это имела в виду. – Я улыбаюсь и опускаю голову.

– Именно это, но не страшно. Я никогда тебе не понравлюсь, если буду вести себя как козел.

Когда я вновь поднимаю взгляд, Кэл смотрит на меня так, будто задал вопрос. Котенок впивается острыми коготками ему в шею, но он не замечает – просто смотрит на меня. Ждет ответа на незаданный вопрос.

Я облизываю губы и говорю:

– Ты и так мне нравишься.

Я хотела, чтобы эти слова прозвучали ободряюще. «Ты вовсе не козел!» Но вместо этого мой голос звучит так, будто я предлагаю ему раздеть меня догола, привязать к кровати и назвать хорошей девочкой.

Ох.

И зачем я это представила.

Кэл подходит ближе, снимая с плеча Стрекозу, и смеряет меня взглядом – не то игривым, не то разгоряченным.

– Да?

Его тон соответствует взгляду. Я снова облизываю губы, и он отслеживает движение, а после снова смотрит мне в глаза. Во мне зарождается тепло, щекочущее нервы и заставляющее меня смущенно поежиться.

Я вспоминаю нашу переписку накануне и тереблю кончики волос.

– Твое вчерашнее сообщение… – я прикусываю губу. Может быть, я готовлюсь сдвинуть дело с мертвой точки, а может быть, раздвинуть границы дозволенного. Или просто раздвинуть ноги. Но вряд ли. Так или иначе, мы стоим на пороге чего-то нового. – Ты сказал, что скучал по мне, пока я была на больничном. – Я набираюсь смелости посмотреть ему в глаза. – Это правда?

Он кивает, ничуть не колеблясь, спрятав одну руку в карман, а другой удерживая Стрекозу.

– Правда. Я скучаю.

Настоящее время.

Не прошедшее.

Кэл по мне скучает.

По моему телу пробегает дрожь, будто тысяча волшебных светлячков. Кэл выходит из кухни с котенком под мышкой и двумя корги, пытающимися на него вскарабкаться.

Я стою замерев; он оборачивается и бурчит:

– Сейчас принесу меню тайского ресторанчика. Что бы ты хотела?

Я улыбаюсь и следую за ним, мысленно откупоривая припрятанную бутылку вина.

Это сложный вопрос.

Я выпила всю бутылку.

Сейчас я чувствую себя прекрасно и ни о чем не жалею, но наутро наверняка придет время раскаяния, когда я буду чувствовать себя совсем не прекрасно и вспоминать свой позор перед Кэлом. Тот сидит на диване рядом со мной, вытянув длинные ноги. Он выпил несколько банок пива и один бокал вина – скорее всего, чтобы тот не достался мне.

Я икаю.

Мы с Кэлом сидим рядом со спортивным инвентарем в его уютном подвале и пытаемся смотреть фильм. «Пытаемся», потому что я толком не посмотрела ни одной минуты. Вместо этого я гляжу на Кэла с нелепой улыбкой на лице, подперев щеку кулаком.

– Что? – спрашивает он, наконец заметив мой взгляд.

На самом деле, я не смотрю, а скорее пялюсь. Меня вдруг разбирает смех.

– Пялюсь, – хихикаю я.

– Пялишься?

Я смеюсь еще сильнее и заваливаюсь вперед.

– Боже, «пялиться» – такое смешное слово. – Я задыхаюсь от смеха, на глазах у меня выступают слезы. – Правда?

– Кажется, ты переборщила с рислингом.

– Не переборщила, – я надуваю губы.

– Еще как. Зачем ты выпила целых три бокала? – он поворачивается ко мне, и наши колени соприкасаются.

Я напряжена до предела, и от этого касания мое сердце бьется еще быстрей. Откашлявшись, я признаю:

– Я нервничаю, когда ты рядом. Думала, вино поможет.

Он прищуривается.

– Ты все еще нервничаешь? Уже два месяца прошло.

– Знаю, но ведь… между нами что-то есть.

– Поподробней.

Я непроизвольно пододвигаюсь к нему ближе; он будто деревенеет, когда промежуток между нами сокращается. Я отнимаю руку от лица, и она падает ему прямо на колено. Кэл смотрит на мою руку, потом на меня. В глазах у него пляшут тени и мерцают угольки.

Под воздействием алкоголя я осмелела. Обычно мне не хватает храбрости даже посмотреть на Кэла, а теперь я сама его трогаю. Он остается на месте. Как и я.

– Ну ты довольно пылкий.

– Так. – У него на щеках играют желваки.

– И большой.

– Так, – повторяет он.

– И… весь такой непоколебимый. Твердый.

Тут он слегка улыбается.

– Значит, между нами есть что-то пылкое, большое и твердое. – Его взгляд на миг опускается на мои губы. – И не поспоришь.

Мои мысли движутся медленно, как слизь в забитой трубе. Потом мои глаза расширяются, я начинаю судорожно моргать.

– Погоди, это шутка про член?

Кэл резко выдыхает – кажется, почти смеется, – и качает головой.

– Шутка или нет?

– Боже, Люси.

– Ну скажи.

Он поднимает голову. В уголках его губ по-прежнему играет легкая улыбка – настоящее чудо, совсем как светлячки посреди зимы. Но вскоре она пропадает, сменяясь чем-то более тяжелым. Чем-то, от чего по моему телу бегут мурашки.

Чем-то, что заставляет меня нервничать.

Кэл накрывает мою руку, все еще лежащую у него на колене, своей. Поглаживает мои костяшки мозолистым пальцем, и мое нутро пронзает возбуждение.

Я вдыхаю, глядя на наши ладони. Я не то чтобы пьяна, но определенно слегка навеселе, и тепло наших тел кажется мне пылающим пожаром, из которого мне не выбраться.

Нет, все-таки я пьяна. Я опьянела от прикосновения его руки.

– Люси.

Низкий тембр голоса притягивает меня к нему.

А потом… Кэл притягивает меня в буквальном смысле.

В мгновение ока он обхватывает мое запястье и усаживает меня к себе на колени, будто я вешу не больше, чем семечко одуванчика на ветру.

Боже мой.

Я сижу у него на коленях.

Под воздействием алкоголя я чуть не теряю сознание и хватаю Кэла за плечи, чтобы не упасть ему прямо на грудь.

Я не могу на него посмотреть. Я не могу…

– Посмотри на меня.

Он длинным пальцем приподнимает мой подбородок, не оставляя мне выбора. Я делаю судорожный вдох и впиваюсь ногтями ему в плечи, задыхаясь от чего-то, что не могу выразить словами. Кэл наклоняется ко