Вместе (сборник) - Сергей Шапурко

Дядя Боря из четвертой квартиры хорошо уже нам знакомого дома не был ни умным, ни предприимчивым, но все же, прочитав в газете «Закон об индивидуальной трудовой деятельности», ощутив в мозгу легкое потепление и покалывание, лег спать трезвым.

На следующее утро он тщательно выбрился, собрал все свои документы вплоть до характеристик из детского сада и рентгеновского снимка пятого верхнего зуба и пошел в городской Совет народных депутатов. Домой он вернулся через три дня, имея на руках разрешение на занятие индивидуальной трудовой деятельностью. Первоначальная цель была достигнута, и Боря не надолго загрустил — что делать дальше, он не знал. Однако кипучая натура пионера российского бизнеса, привыкшая больше полагаться на интуицию, чем на разум, не дала дяде Боре закиснуть в сомнениях и толкнула его в бой.

Надев свои лучшие штаны, погладив рукой рубашку, помывшись и почистив зубы, он пошел занимать у соседей деньги под свой бизнес-план. Более-менее приличный вид вечного забулдыги настолько поразил людей, не один год знавших его, что многие дали. Еще более удивительным было то, что он эти деньги не пропил сразу, а действительно, как всем и обещал, поехал в Москву и на одном из множества рынков купил двадцать коробок турецких шоколадок.

Привезя товар и выгрузив в своей квартире, дядя Боря приступил к его реализации. Используя наемную рабочую силу — двух школьников из соседнего дома, нанятых за заморские сладости, он транспортировал товар на рынок, где и приступил к осваиванию законов прибавочной стоимости.

Весь этот Борин бизнес взбудоражил дом до крайности. Жильцы тут же разбились на два лагеря. Одни в жесткой форме осуждали появление на многострадальном теле родной страны мелких лавочников. Другие, наоборот, с криками доказывали, что «за такими вот дядями Борями будущее России!». В беседке во дворе теперь каждый вечер происходили парламентские прения, потасовками они не заканчивались, но и к миру тоже не приводили. Под микрофон приспособили пустую стеклянную банку из-под майонеза. Спикером назначили полковника Мопсова, как человека самого соблюдающего дисциплину и способного других призвать, если надо, к порядку. Были образованы две партии: «капи» и «соци». В первую вошли племянник Мопсова Миша (что очень расстроило спикера), Коля из квартиры № 5, бабка Мироновна (не известно, почему) и Гош (редко являвшийся на заседания). В «соци» оказались: фокусник Али Джавадович с сыном Махмудом («потому что за Россию обидно!»), Колина теща Надежда Петровна из пятой квартиры («и по убеждениям и зятю Кольке показать, чтобы не очень-то»), дед Гордей (он симпатизировал «капи», но пошел в «соци» назло своей бабке), токарь Анатолич и его жена Варвара («что ж это получается, мы всю жизнь не в той стране жили?!») На заседания не являлись Ольга, Колина жена и супруги Горкины из третьей квартиры. Если насчет Ольги все было более-менее ясно: ее муж и мать были в разных партиях и она здраво решила быть нейтральной, несмотря на усиленную пропаганду с обеих сторон, то позиция квартиры № 3 была не ясна. Ходили разные слухи, приписывали им широчайший диапазон политических воззрений — от монархизма до анархизма.

Однако, в действительности все оказалось проще. Пока ломались копья в бесконечных спорах в беседке и майонезная банка эхонировала политические эмоции неравнодушных граждан великой страны, Олег и Даша Горкины вели беседы совсем другого толка.

— Ну чего ты боишься?! — визжала Даша.

— А менты? Ты о них забыла?

— Какие менты, ты чего?! У них сейчас своих дел по горло. Будут они еще алкашом каким-то заниматься. И смотри, не забирай все, пусть лучше отдает немного, но каждый день. Тут надо вырабатывать систему.

— Дашенька, но это же получается, что я стану бандитом!

— Не бандитом, дубина, а рэкетиром.

— Но это же нечестно у рабочего человека…

— Какой он, блин, рабочий?! Спекулянт несчастный, барыга!

— Хорошо, он плохой, шкуродер, кровосос трудового народа. Ну, а мы кто получаемся?

— Тебе что, азбучные истины повторять? Первоначальное накопление капитала всегда происходит преступным путем.

— Ладно, я согласен, — поникшим голосом сказал Олег, понявший, что выхода у него нет — если его жена что-то втемяшит себе в голову, переубедить ее не смог бы даже Софокл, если бы он случайно восстал из гроба.

Вечером, дождавшись, когда в квартире 4, где проживал дядя Боря, зажегся свет, он, подталкиваемый супругой, взяв с собой паяльник, утюг в коробке, кухонный нож и плоскогубцы, пошел рэкетировать кооператора.

Боря, открыв дверь и увидев соседа, радостно заулыбался.

— А, Олежка! Привет, соседушка!

— Дядя Боря, ты свою улыбку спрячь на время. Я к тебе по делу. По важному делу.

— Ну заходи, коли так.

Слегка удивленный бизнесмен провел своего, как он полагал, гостя в комнату и усадил за стол.

— Ты шоколадом торгуешь, барыга? — напустив на себя грозный вид, начал Олег и достал утюг из коробки — все, как учила Даша.

— Ну да. А че? — удивленно начал Боря и неожиданно крикнул. — У меня все бумаги в порядке!

Растерявшийся рэкетир выронил утюг, который благополучно упал ему же на ногу. Взревев от боли, Олег выпучил глаза и сипло закричал:

— Дешево купил, дорого продал, прибыль налицо! Делись, паскуда!

Наступила очередь глазам дяди Бори округлиться.

— Ты это кого «паскудой» назвал, щенок?! Да я же тебя с малолетства знаю, гаденыш ты этакий! А ну снимай портки!

Обиженный донельзя Боря схватил висевший на стуле ремень и недвусмысленно двинулся к Олегу. Совсем не ожидавший такого поворота бандит струхнул и включил заднюю скорость.

— Да ты чего, дядя Боря! Я же пошутил. Вон, по телику про рэкет смотрел? Напугать тебя, так для смеху, хотел.

Боря был не злобным мужиком и отходчивым к тому же, поэтому простил Олега быстро. А чтобы как-то разрядить обстановку, решили выпить по маленькой. Однако, ввиду того, что у Бори было длительное воздержание, «по маленькой» не получилось…

Только через три дня Даше удалось вырвать своего мужа из объятий Бахуса и дяди Бори. Мечта о беззаботной судьбе рэкетира лопнула, даже не оформившись во что-нибудь осязаемое. Как, кстати, и мечта дяди Бори о светлом буржуазном будущем — весь шоколад был пропит за эти беспробудные три дня.

Как жить дальше дяде Боре подсказал случай. Проснувшись в очередной раз с похмелья, он пошел к вино-водочному в надежде на удачу.

— У вас не будет двух копеек? Позвонить надо, — парень переминался с ноги на ногу и смущенно заглядывал в глаза.

— Нету, — угрюмо молвил неопохмелившийся и тут же молния-идея шибанула по его воспаленному мозгу. Теперь уже он приставал к прохожим, слезно канюча:

— У вас «двушки» не будет «скорую» вызвать?

— «Скорую» набирайте бесплатно.

«Тьфу, черт, не так!»

— Простите, монетки не найдется? Срочно дочке в интернат позвонить надо.

Через полчаса у него уже было двадцать копеек. Необходимо было дальше что-то предпринимать, поскольку возле автоматов он уже примелькался, а сумма для решения задач опохмела была незначительная.

Опыт предпринимательства сейчас пришелся как нельзя кстати. Купив в ближайшем киоске четыре значка с изображением Ленина, он сбегал к проходной порта и обменял их у иностранного моряка на четыре пачки жвачки «Ригли Сперминт», которые продал на рынке, где у него после шоколадной эпопеи были хорошие связи.

На вырученные деньги он приобрел три бутылки водки, с которыми опять направился к портовой проходной. У иностранцев выменял на полтора литра «огненной воды» клевые джинсы «Левис». С джинсами пришлось повозиться больше, чем с жвачкой. Зато к вечеру у Бори было двести полноценных рублей, которые он успешно пропил в ресторане «Бригантина» с разовыми друзьями и товарищами.

На следующее утро проснувшись с жуткого похмелья, Боря уже знал, что делать и без Чернышевского. И, надо сказать, отработанная схема еще долго являлась для него скатертью-самобранкой.

В театре

Крайне редко баловали столичные труппы своими гастролями провинциальный город. Поздней осенью то ли по ошибке неопытного антрепренера, то ли еще как, но московские актеры давали несколько спектаклей в местном, еще довоенной постройки, театре.

Заезжие знаменитости, чопорные и недоступные, бродили по уже холодной набережной и вдохновенно смотрели на море. Ветер срывал с них головные уборы и заставлял кланяться тротуарной плитке. Местные стояли кучками и возбужденно показывали на них пальцами, как на зверей в зоопарке.

Вечером здание театра сверкало множеством огней. Радостным было лицо директора. С афиш смотрели, сильно искаженные местным художником, такие знакомые лица! Народ штурмом брал кассы. У билетерши неожиданно появилось такое количество родственников, что она решила подать заявление на расширение жилплощади. Жизнь кипела и стонала у стен театра — сегодня первый спектакль!