Синий луч - Григорий Володин

Малахов боялся одним своим неосторожным шагом помешать раскрытию какого-то загадочного случая. Задержать Горчакова? А что это даст и, главное, какое основание? Только потому, что он привез книжку?… А как же быть с Ивановым?

Ночами все работники отдела подполковника искали пути к решению задачи. Проверяли запросы, сличали н анализировали записи. Все нити сводились к одному дню — это день, когда городок Крутые Горы заняли фашисты. Свидетели тех дней подтверждали, что Борис Антонович до последнего дня работал в лаборатории и, если бы он нашел синий луч, то слова: «То, что искал, нашел», — были бы написаны в письме, а не на конверте. Письмо же датировано днем начала оккупации. Нельзя было не согласиться с предположением Галины Аркадьевны, что эта радость по поводу вступления Тропинина в армию.

Вскоре, в формуле, записанной в книжке Тропинина, обнаружили исправление, внесенное позже. Какова она была раньше — установить не удалось. Может, фашисты, вырвав секрет синего луча, исправили формулу? Подполковник Малахов послал лейтенанта на розыски ребят и Горчакова.

Прибыв утром на место расположения лагеря, он никого не застал у подошвы меловой горы. Лейтенант на мотоцикле помчался вдоль берега Донца.

Над рекой занималась заря.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Курт Винер, очнувшись, с удивлением посмотрел в лицо русского. Оно было озабоченно и одновременно ласково. Курт попытался подняться и не мог.

Тропинин помог ему. Винер благодарно улыбнулся, но вдруг, вспомнив, что перед ним истязатель заключенных в лагере Майданек, отстранил руку русского. Борис Антонович наклонился к Винеру.

— За что они вас? — спросил он.

— Я хотел передать, — Курт поморщился от боли в голове: «Перестарались, чуть до смерти не заколотили», — подумал он и продолжал: — Хотел передать русским, что вас не отпускают… — Винер застонал.

— Удалось? — рассматривая при тусклом свете лицо переводчика, Тропинин заметил, что в глазах немца вспыхивает то злоба, то испуг, то удивление. «Чего это? Иль совесть не чиста?» и повторил вопрос:

— Не удалось?

— Нет, — протянул Винер, явно выгадывая время.

— Поймали? — не давая собраться с мыслями, быстро спросил Тропинин.

— Да. На восточной границе, — забыв версию Крузе о его поимке, произнес Курт. — Нашли записку…

— А она с вами? — перебил Тропинин.

— Не-ет… — Курт окончательно растерялся. — Ее отобрали…

— А вы бы передали на словах, — насмешливо посоветовал Тропинин.

Он быстро отошел, сел на койку и перестал обращать внимание на Винера.

Курт понял, что русский догадался, почему он оказался в одной камере с ним. Первой его мыслью было немедленно подбежать к двери и попросить, чтобы его выпустили. Ведь такому русскому, как этот, ничего не стоило задушить его. Сколько он погубил людей! Разве он посчитается с Куртом? Он так бы и сделал, но не мог встать. Тогда Винер быстро обернулся к Тропинину. Тот сидел не шевелясь и явно делал вид, что не замечает его. «Выключают ли здесь свет? — тревожно подумал Винер. — Тогда мне не дожить до утра». С трудом поднявшись, он, придерживаясь за стену, добрался до своей койки и повалился на нее. Лежал, настороженно наблюдая за русским.

Тропинин встал и начал ходить по камере. Курт насторожился, повернулся так, чтобы было удобно вскочить в случае опасности.

«Надо прожить жизнь так, — шептал русский в такт своим размеренным шагам, — чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые дни…»

«Заговаривается?» — с испугом подумал Курт и привстал на койке.

Тропинин вслух читал книгу о жизни Павла Корчагина. Чтением вслух спасался Борис Антонович от одиночества. Вновь переживая за людей, боровшихся с врагами, он из книг черпал силы для своей борьбы. Он вспомнил Овода, декабристов, Чернышевского, Димитрова… Когда-то он читал много книг и, оставшись один, он восстанавливал в памяти прочитанное до малейших подробностей. Происшествие с переводчиком нарушило установленный им режим.

Винер внимательно прислушался. Связная речь русского успокоила его. Какая-то новая, сильная правда помимо его воли овладевала им. Он потянулся к русскому.

Тропинин, наблюдавший за ним, заметив, что немец ждет продолжения, решил отступить от своего режима. Он походил еще час, потом разделся и стал заниматься гимнастикой.

Курт разглядел на кистях рук русского следы от наручников, а на ногах зажившие раны от кандалов.

«Откуда они у него? — подумал Винер и опять забеспокоился, глядя на упругие мускулы русского. — Такой навалится — не жди пощады». Он встал, прошелся по камере.

Тропинин намочил тряпку в кружке, растер тело и лег. Вскоре он спокойно спал.

Курт долго сидел на койке, ожидая, что русский вскочит и нападет на него. Наконец, измученный страшной усталостью, он забылся тяжелым, чутким к каждому шороху сном. Приглушенные шаги надзирателя, подходившего к волчку, чтобы понаблюдать за арестованными, будили его, он вскакивал, испуганными глазами водил по сторонам, готовый позвать на помощь. Тропинин спал.

Утром Курт проснулся с тяжелой головной болью. Русский занимался гимнастикой, потом около получаса молча ходил по камере. Он вел себя так, будто находился в камере один — Курт для него не существовал. После «прогулки», так определил Винер это молчаливое хождение русского, тот сел к прикованному к стене металлическому столику и, склонившись над ним, принялся что-то чертить на нем. Лицо Тропинина было сосредоточенным. Временами он, забываясь и, видимо, ясно видя что-то перед собой, недовольно ворошил рукой седые волосы, иногда улыбался, словно радуясь успеху.

После скудного завтрака Тропинин снова «прогуливался» — расхаживал по камере. На вопросы Курта не отвечал, даже не поворачивал в его сторону головы.

Вечером Борис Антонович снова по памяти читал отрывки из книги Николая Островского.

Винер с широко раскрытыми глазами слушал повесть о суровой правде русских. Он беспокойно ерзал на койке, но уже не боялся нападения русского, его волновали другие мысли. Ворочая их в мозгу, как тяжелые глыбы, он раздумывал над своей жизнью.

Сын рабочего, погибшего во время фашистского путча, он не пользовался доверием у гитлеровских правителей. До войны ему жилось трудно, поэтому он недолго думал, когда зимой 1941 года немецкие армии покатились назад — Винер бросил оружие и сдался в плен к русским. Курт вспомнил свое пребывание в России, и ему становилось стыдно за свои измышления о насилиях над ним в плену. Причиной этому — желание получить работу. Как поступил бы этот русский? Винер всматривался в Тропинина. На что он надеется? Кто поможет ему, если о нем никто не знает на воле? Почему он был закован в кандалы?