Фальшивые небеса - Владимир Мясоедов

Подобно каким-то вставшим на задние ноги гигантским муравьям, легионеры накинулись на потерявших мобильность демонов, оглашая воздух знаменитым, вгонявшим в оторопь врагов в еще седой древности кличем: «Барра!»

Но храбрость, пусть даже подкрепленная численным превосходством, плохая замена огневой мощи. Засуетившимся и переставшим экономить боеприпасы малинитам хватало одного попадания, чтобы кто-то из их противников превратился в рваный кусок пылающего мяса. А то и не один, если бойцы, по старой памяти о временах времен, когда только строй помогал им на поле брани, вставали плечом к плечу. Когда солдаты эпохи меча приблизились к десятку бойцов времен боевых космических крейсеров, расходящиеся веером неприцельные очереди скосили кинжальным огнем не меньше сотни бойцов. Будь на месте римских легионеров кто-нибудь менее стойкий, воины дрогнули бы, побежали и неминуемо оказались уничтожены все целиком.

Однако лучшие пехотинцы мира, привыкшие встречать смерть мечом и копьем, воины, для которых драка, где острым железом выпускают кишки тем, кто был близок, как брат, являлась обычной работой. А в довершение к тому верные сыны святой матери-церкви, ничуть не сомневающиеся в том, что в случае смерти их души попадут прямиком в рай, не отступили. Удар дротика, прилетевшего в лицо, заставлял даже упакованных в штурмовые скафандры малинитов на пару секунд терять равновесие и заменять прицельный огонь пальбой в никуда. Мечи били по упрятанным в герметичные перчатки рукам, стараясь зацепить пальцы. Метили в коленные суставы, пах, подмышки. В любую точку, где пластины брони чуть-чуть расходились, открывая относительно мягкую подложку.

Синяки, переломы и неглубокие колотые раны не слишком сильно замедлили малинитов. Встроенные аптечки, еще не исчерпавшие запасы стимуляторов, легко блокировали неприятные ощущения. В истории Земли изредка встречались примеры того, как получивший смертельное ранение человек оставался некоторое время боеспособным. Например, пробитое сердце или пуля, снесшая кусок черепа вместе с участком мозга, неоднократно фиксировались изумленными такими казусами врачами. Да даже случаи бега с отрезанной головой имели место быть! И сейчас бойцы, накачанные искусственной химией, ничем не уступавшей, а пожалуй, даже и превосходившей любой продукт, который могут синтезировать имеющиеся в нормальном человеческом организме железы внутренней секреции, творили ничуть не меньшие чудеса. А экзоскелетные мускулы скафандров им помогали. Раздавить пальцами череп? Легко! Вырвать из груди сердце? Упс, а это чего тогда в руке, неужели всего лишь одно из ребер? Завязать позвоночник узлом в самом прямом смысле слова? Нет ничего невозможного. Можно и порвать человека пополам.

Люди кричали от страха, видя, как демоны уничтожают их, словно остро наточенная коса попавшую под нее траву, но продолжали атаковать врагов, несмотря на все свое могущество вовсе не являвшихся неуязвимыми. Вот один из малинитов, которому какой-то солдат ударил сзади под коленку гладиусом, покачнулся и упал. Прямо на пилум, выставленный с земли раненым легионером, ноги которого сожгло волной плазмы. Оба смельчака погибли, один после удара бронированного кулака, второй после произведенного в упор выстрела, сделанного товарищем, получившим проникающее ранение груди. Но аптечка скафандра теперь точно не могла удержать жизнь в теле, по легкому которого погулял зазубренный металл.

Сделав еще один выстрел, викарий и небольшая переносная баллиста, пришедшая на смену торсионному метателю, по отмашке специального сигнальщика сработали синхронно. И оба стрелка поразили свои цели. Луч пехотного излучателя, ударивший в плазменную винтовку, превратил ее в груду полужидкого металлолома. А снаряд гигантского арбалета, удачно попавший в командира отряда религиозных фанатиков будущего, сломал тому шею. Смерть наступила практически мгновенно. Следующие по пятам за легионерами штурмовики-инквизиторы, разошедшиеся широким веером и наконец-то добравшиеся на дистанцию уверенного поражения, вскинули свое оружие, представляющее собой пневматические огнеметы.

Заряженные все тем же греческим огнем – секретным сверхоружием византийских императоров, когда-то давно вознесшим их на вершины власти, за одно прикосновение к тайне которого всем, не имеющим в жилах крови правящей династии, рубили головы – они были страшнейшим оружием своей эпохи. Ударившие единым залпом разбрызгиватели загорающейся от малейшей искры смеси окатили пришельцев из иного мира волной жидкого пламени. Десятка полтора солдат, тоже попавших под эту атаку, в расчет не брали.

Высокие температуры сбивали с толку датчики, а потоки горящей нефтяной жижи закрывали обзор. Их оказалось недостаточно, чтобы расплавить покрытие из материалов, появившихся на свет после столетий путешествий по космосу и войн с людьми и инопланетянами. Однако точность огня малинитов упала на порядок. Плюс пламя, добравшееся до тела через пробитые в скафандрах холодным оружием дыры, здоровья попавшим в иной мир террористам не добавило. Восемь взрывов, прозвучавших в тылу легионеров, отметили тех инквизиторов, чье оружие оказалось недостаточно хорошо сделано или попало под ответный выстрел. Детонировавшая емкость с горючим не оставляла своему носителю ни малейших шансов выжить, а потому перед каждым боем охотники на демонов в обязательном порядке исповедовались. И тут наконец-то подошла кавалерия, повесившая на седло луки, но взявшая взамен длинные копья. Лошади, пусть даже приученные не бояться огня и крови, с огромной неохотой шли на поле брани.

Если бы малиниты могли перенести на них свой огонь, животные остановились бы, не желая идти на смерть. Однако они были слишком заняты борьбой с солдатами – докучливыми, будто свора псов, окруживших стаю медведей. Набравший разбег всадник одним ударом мог проколоть цель, чья броня хорошо держала перепады температуры, вакуум и лазерные лучи, но против такого холодного оружия даже не тестировалась. Ну, или хотя бы сбить с ног. Таранные оплеухи, сыплющиеся со всех сторон на малинитов, почти потерявших обзор из-за огня и постоянно спотыкающихся из-за утыкавших их пилумов, сбивали террористов на землю. И, несмотря на все свои возможности, подняться они могли далеко не всегда. Фанатики схлестнулись с фанатиками, и битва закончилась лишь тогда, когда закончились одни из них. Те, кто изначально были в меньшинстве. Но за победу над запрограммированными на религиозный экстремизм пришельцами из иных времен, принятыми людьми Средневековья за посланцев преисподней, воины святой матери-церкви заплатили очень дорогую цену.

Привалившийся ко все еще дымящейся повозке спрингальда викарий святейшей инквизиции Титус Маркус Крат отвязал от пояса и опрокинул заветную фляжку, наполненную совсем не святой водой, как мог бы подумать обычный мирянин, а чистейшим аквавитом, настоянным на боярышнике и еще то ли десяти, то ли двадцати травах. Это был конечно же не знаменитый шартрез, до изобретения которого одним ушлым монахом из Гренобля оставалось еще полтора столетия, но нечто, очень похожее на него по убойности и успокоительному воздействию. Сделав длинный глубокий глоток, инквизитор сильно зажмурился, передернул плечами и, глубоко выдохнув, протянул фляжку сидящему на земле, привалившись к обугленному колесу повозки, брату Винченцо. Ни слова не говоря, тот подхватил затейливо изукрашенную серебряную финтифлюшку, в которой не было и пинты, и, даже не поморщившись, влил в себя добрый глоток зелья.

– Как оно, брат? – хрипло вымолвил Титус, чье горло с трудом вернуло себе способность говорить даже после употребления высокоградусного нектара.

Смахнувший предательскую слезу монах заковыристо выругался, мешая в одну кучу демонов, ангелов, лично сатану с его блудным творением Малином, несомненно, плешивым и скособоченным скотоложством, с которым побрезгует возлечь даже распоследняя болотная жаба, после чего сбился на тихое бормотание и неожиданно всплакнул.

– А где брат Ансельм? – тихо спросил викарий, не обращая внимания на богохульства все еще не отошедшего от битвы монаха.

– Нет его больше, – уставившись на дрожащие пальцы рук, покрытые коркой из пепла, крови и чего-то неидентифицируемого, мрачно ответил бывший алхимик, механик, астроном и математик, чудом не пошедший пятнадцать лет назад на костер в славном городе Падуя за свои богопротивные высказывания и идеи, а теперь один из славных братьев Консистории огня и металла. – Когда в механизм попали и от жара полопались торсионы, он схватил последний дротик и побежал на демонов.

Замолчав, монах еще раз приложился к фляжке и отдал ее викарию.

– Сильный отряд. – Задумчивый голос командира отряда святейшей инквизиции был наполнен какими-то странными нотками. – Самый сильный из тех, которые мне вообще встречались. Заметь, с демонами не было ни одного демонопоклонника. Ни одного слизня, преклоняющегося перед злом. Это неспроста, брат Винченцо. Неспроста.