Брак по-техасски - Бродрик Аннет

Он пожал плечами.

— Я хотел, чтобы ты была счастливой. Как только я смог вырваться, сразу же примчался.

Отложив нож в сторону, Карина подошла к нему и, обхватив шею руками, прошептала:

— Я так счастлива, что ты дома, Коди. — Их губы встретились в долгом поцелуе.

Коди подхватил ее и крепко прижал к себе, позабыв обо всем на свете. Языком поцелуев он рассказывал ей, как страшно скучал по ней, как жаждал ее, как тосковал…

Поцелуям не было конца, но вскоре Коди почувствовал вдруг, что вот-вот взорвется. Он поднял ее на руки и отнес в спальню. Лихорадочно срывая одежду, успевал жадно ласкать…

Она отвечала так же пылко. Эта женщина, которая стала для него важнее самой жизни, лишила его дара речи и способности что-либо соображать.

Взаимная страсть быстро нарастала и нашла бурный выход в долгом сладостном стоне. Обессиленные, они прижались друг к другу.

Долго лежали без всякого движения. Коди чувствовал себя так, как будто наглотался наркотиков и потерял чувство времени и пространства. Когда же, наконец, пришел в себя, то увидел, что не удосужился даже снять покрывало. Так они и лежали поперек застеленной кровати.

Он потерся носом об ее ухо.

— Я скучал по тебе, малышка.

— Я тоже.

— К сожалению, — сейчас все очень осложнилось.

Карина отодвинулась и озабоченно взглянула в его лицо.

— Осложнилось?

— С моей работой, да и со всем прочим. Мой план должен был осуществиться еще месяц назад, но все еще не завершен.

— То, чем ты занимаешься, так важно для тебя, да?

— Если иметь в виду мой вклад в это дело, то конечно.

Вздохнув, она откатилась в сторону.

— Куда это ты собралась? — поинтересовался Коди, опершись на локоть.

Откинув волосы за спину, Карина встала.

— Принять душ и, наконец, закончить приготовление обеда.

Коди проводил ее долгим взглядом. Что же такое происходит? Во время любовных утех она полностью слилась с ним. Почему же с таким безразличием удаляется сейчас?

Впервые в жизни он почувствовал себя старым и отвергнутым. Это чувство было ненавистно… и ненавистен страх, поселившийся в груди.

Он прошел в другую ванную и тоже принял душ. Вернувшись в спальню, нашел старые джинсы и рубашку, которые оставил в один из прежних приездов.

Карина уже возилась на кухне — в сатиновом халатике цвета голубого сапфира. Волосы небрежно забраны сверху в пучок, и лишь отдельные непослушные пряди вились на затылке. Как же она прекрасна и… как сейчас далека от него!

По молчаливому согласию разговор вращался большей частью вокруг предстоящего совместного обеда, его возвращения и ее занятий. Никто из них намеренно не хотел касаться более личных тем.

Как всегда, обед был превосходным. Коди смаковал каждый кусок, чувствуя, как усталость и напряжение мало-помалу покидают его. Карина приготовила кофе, и они, устроившись перед камином, наслаждались ароматным напитком.

И снова позиция Карины и ее поступки свидетельствовали о перемене в их взаимоотношениях. Прежде они сидели на кушетке рядом, но чаще всего она забиралась к нему на колени.

На этот раз она присела на стул сбоку от Коди, а он развалился на кушетке и наблюдал, как она задумчиво смотрит на языки пламени. Профиль Карины был прекрасен. Ах, почему он не родился художником? Тогда смог бы на холсте запечатлеть совершенство ее лица — этот чуть приподнятый кверху кончик носа, чистую линию подбородка и благородный изгиб шеи. Мягкий свет камина румянил ее щеки. А ее рот… Коди едва не застонал от нахлынувших чувств.

— Коди? — не отводя глаз от камина, сухо окликнула она.

— Гм?

— Скажи, тетя Летти не обращалась к тебе?

— По какому поводу?

— О моей просьбе.

— Нет. Я давно не разговаривал с ней. А что за просьба?

Она грустно улыбнулась. Взгляд все еще направлен в сторону.

— Это уже не имеет значения.

— Все равно скажи.

Когда она повернула голову, Коди замер: в ее глазах стояла такая боль, что он пришел в состояние шока.

— Несколько месяцев назад я пыталась всеми известными мне способами связаться с тобой и вместе с тем не побеспокоить твою семью. Ты был так нужен, но я не смогла… — Голос ее прервался, она отвела взгляд в сторону и помолчала. — Нигде не могла найти тебя.

Коди выпрямился, потом склонился вперед — локти на коленях.

— Что случилось, девочка? Почему ты искала меня?

Она закусила нижнюю губу, явно стараясь обрести контроль над собой. Наконец после нескольких глотательных движений и глубоких вздохов сказала:

— Четыре месяца назад у меня случился выкидыш.

Коди, прежде чем успел осознать, подскочил с кушетки и наклонился над ней.

— О, Карина, не может быть! Я ничего не знал. Как? — Он дотронулся до ее плеча, но она словно одеревенела. Пораженный, он медленно отступил и снова сел на кушетку.

— Расскажи мне, как это случилось.

Она уставилась на сложенные на коленях руки.

— Я даже не знаю, что, собственно, было неправильно. Понимаешь, я с головой погрузилась в работу, подолгу просиживала в библиотеке. В течение нескольких недель чувствовала какое-то недомогание, но думала, что это грипп. Я тосковала по тебе, а ты позвонил и сказал, что не сможешь приехать.

Воцарилось молчание, но Коди ни за что не рискнул бы вставить хоть слово. В тяжелую минуту она оказалась одна и нуждалась в нем, а его не случилось рядом.

— Как это произошло?

Вскинув голову, она пристально посмотрела на него.

— Я была в библиотеке и вдруг почувствовала сильную боль внизу живота… Что-то вроде спазма, но намного хуже. Библиотекарша вызвала «скорую помощь», и меня отвезли в больницу. Но было уже поздно. Продержали меня два дня. Вот тогда-то я и пыталась разыскать тебя. Не хотелось тревожить и тетю Летти, поэтому я просто попросила ее, если будет возможность, передать тебе мою просьбу позвонить мне. Я дала ей номер телефона, но утаила, что это больничный номер. Ты не позвонил.

И, опять, уже в который раз, он посмотрел на ее руки.

— Домой вернулась в ужасном состоянии. Чувствовала себя виноватой, потому что не знала о своей беременности. Ругала себя за то, что раньше не спросила о симптомах, хотя доктор и сказал, что я бы все равно не смогла предотвратить случившееся.

— О Боже, Карина! Прости меня, родная. — Захотелось взять ее на руки и укачать, как ребенка. Страшно подумать, каких кошмаров она натерпелась тут одна. И боль, должно, была нестерпимой. Потрясение от услышанного постепенно уступало место чувству утраты ребенка, о существовании которого он даже не подозревал.