Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования - Филип Шенон

Суматоха, охватившая штаб-квартиру ЦРУ в первые несколько часов после убийства Кеннеди, перекинулась и на резидентуру в Мехико, располагавшуюся тогда на верхнем этаже посольства США на Пасео-де-ла-Реформа, центральной улице в самом сердце мексиканской столицы. Скотт, похоже, сразу понял, какие вопросы ему зададут из Лэнгли и Вашингтона. Выходило, что всего несколько недель назад его резидентура пристальнейшим образом отслеживала действия человека, который, по всей видимости, только что убил президента Соединенных Штатов. Той осенью в течение нескольких дней резидентура записывала телефонные разговоры Освальда35 – а также об Освальде, – и Управление пыталось определить, действительно ли человек, попавший в объективы камер около посольств СССР и Кубы, именно Освальд. Несколько расшифровок телефонных разговоров были помечены грифом «срочно» и отосланы Скотту, как показывает его архив. Не упустило ли ЦРУ – и в частности его резидентура в Мехико – шанс сделать хоть что-то, чтобы остановить Освальда?

В ЦРУ Скотт был сам себе хозяином36. Математик по образованию, он учился по программе PhD в Мичиганском университете, но ФБР удалось отвлечь его от академической жизни, и он стал применять свой математический талант в криптографии. Во время Второй мировой войны Скотт стал сотрудником Управления стратегических служб, разведывательной организации, предшественника ЦРУ. Там, среди разведчиков, он нашел друзей на всю жизнь, среди них были Энглтон, Даллес и Хелмс – все они перейдут на работу в ЦРУ, созданное в сентябре 1947 года.

Среди заместителей Скотта в Мехико лишь немногие были ему ближе, чем Энн Гудпасчур37. Она также пришла в разведку через Управление стратегических служб38. Во время Второй мировой войны получила назначение в Бирму вместе с коллегой-разведчицей Джулией Макуильямс, которая позднее, взяв фамилию мужа, прославилась как автор поваренной книги Джулия Чайлд. Позднее Гудпасчур утверждала, что никогда не имела никаких особых отношений с Энглтоном39, однако в Управлении считали, что именно он направил ее в Мехико, впечатлившись ее усердием в ходе некой контрразведывательной операции. Скотт, будучи другом Энглтона, согласился принять ее в штат в 1957 году, через год после того, как он сам начал работать в Мехико.

В мексиканской резидентуре Гудпасчур иногда принимали то за секретаршу, то за машинистку, и подобные шовинистские заблуждения очень ее обижали40. Ведь фактически она являлась главным заместителем Скотта – его «верной Пятницей» или «правой рукой», по ее собственному выражению. Она не была уличным агентом, большая часть ее работы выполнялась в здании посольства США, но ремеслом разведчика она владела – например, умела по специальной технологии ЦРУ вскрыть и запечатать конверт так, чтобы никто не заметил41. Их со Скоттом дружбе способствовало то, что оба были уроженцами южных штатов – Гудпасчур родилась в Теннесси. Оба были обходительны и приятны в общении. Помимо прочих секретов Гудпасчур хранила в тайне свой возраст, в большинстве документов в ее личном деле он не упомянут. По мнению коллег, во время расследования дела Освальда ей, как и Скотту, было за пятьдесят. «Он был из породы южан-джентльменов, – говорила она о Скотте. – По-моему, ему нравилось строить из себя интеллектуала… В одежде он строго придерживался правила: всегда темный костюм, белая рубашка».

Но при всем взаимном уважении сомнений в том, кто главный и кто хранит самые важные тайны, не возникало – разумеется, Скотт. В пределах резидентуры вся информация проходила исключительно через него; по воспоминаниям Гудпасчур, это было сродни одержимости. «У Скотта был свой собственный набор секретных папок помимо документов резидентуры. Эти папки он хранил в нескольких сейфах с кодовыми замками у себя в кабинете и еще в одном сейфе дома42, – рассказывала она. – Уин никогда никому не доверял»43. Кроме нее, у Скотта было еще несколько замов, вспоминала Гудпасчур, «но их должности могли считаться почти номинальными, поскольку Уин все время был на месте» и сам принимал «все решения».

Гудпасчур любила и уважала Скотта, хотя не верила, что, посылая отчеты в Лэнгли, он всегда писал в них правду. По ее мнению, именно поэтому он и сидел целыми днями за своим рабочим столом – контролировал поток информации, чтобы никому не выпала возможность изобличить его во лжи. «А то бы кто-нибудь заметил, что он порой раздувает из мухи слона, – рассказывала позднее Гудпасчур. – Зачастую он менял цифры. Скажем, в газете описывалась толпа в 500 человек, а он добавлял еще один нолик».

По словам Гудпасчур, после убийства Кеннеди, и особенно после создания комиссии Уоррена, Скотт впал в тревогу, граничившую с паранойей. Гудпасчур и остальным своим заместителям он четко дал понять, что все контакты между резидентурой и комиссией берет под личный контроль. Со временем он пошел еще дальше, по сути наложив табу для всех своих подчиненных, включая Гудпасчур, на всякое упоминание о деле Освальда44. Гудпасчур вспоминала, что после убийства Кеннеди эта тема попросту не обсуждалась, а когда комиссия стала задавать ЦРУ вопросы, требующие ответов из Мехико, Скотт разбирался с ними самостоятельно.

Он не посвящал Гудпасчур в суть этих вопросов и не просил сотрудников навести те или иные справки в архиве резидентуры. Когда же от комиссии поступал запрос, Скотт просил, чтобы ему принесли материалы по Освальду, сам копался в них в поисках ответа, а затем сам же посылал отчет в Лэнгли. О том, чтобы Гудпасчур дала показания комиссии Уоррена или хотя бы просто поговорила с ее сотрудниками, даже речи не заходило, несмотря на то что она принимала участие в наблюдении за Освальдом. Она знала, что Скотт намерен ответить на все вопросы комиссии самостоятельно.

Глава 12

Центральное Разведывательное Управление

Лэнгли, штат Виргиния

декабрь 1963 года

К началу декабря Уиттен и его команда из тридцати человек уже получили, как им казалось, более или менее четкое представление о биографии Освальда. И даже примерно определили мотивы, которые могли бы толкнуть его на убийство президента.

Уиттен составил резюме для внутреннего пользования (страниц на двадцать, по его воспоминаниям), где кратко излагались имеющиеся факты1. На данный момент он пришел к выводу, что Освальд был попросту «чокнутый фанатик Кастро» и, скорее всего, действовал в одиночку2. Несмотря на визиты Освальда в кубинское посольство в Мехико, Уиттен не видел оснований подозревать правительство Кубы в какой-либо причастности к убийству3. Специалист по Латинской Америке, он хорошо знал Кубу и не верил, что Кастро мог поручить столь серьезное дело молодому психопату вроде Освальда, тем самым поставив под угрозу существование своего режима. Похоже, Уиттен рассчитывал, что, если в Мехико и остались какие-то неучтенные данные, Скотт их раздобудет.

Дописав резюме, Уиттен услышал от коллег по Управлению возмутительную, хотя и не слишком удивившую его новость: Энглтон ведет собственное, неофициальное расследование по делу Освальда да еще обсуждает подробности со своими приятелями из ФБР. «Он откровенно нарушил приказ Хелмса», – негодовал Уиттен4. Он потребовал от Энглтона объяснений, и тот охотно подтвердил, что слухи не врут5. Будто распоряжения Хелмса не касались его вовсе! Уиттен был ошеломлен. Энглтон также признал, что получает ежедневные сводки о ходе следствия от своих источников в Бюро. Вдобавок он без ведома Уиттена регулярно встречался с их прежним начальником Алленом Даллесом, ныне членом комиссии6. Уиттен пожаловался Хелмсу, но Хелмс ясно дал ему понять, что не желает вмешиваться в конфликты между своими заместителями. По мнению Уиттена, он вообще старался избегать споров с неуправляемым Энглтоном. Если Энглтон создает проблемы, «иди и скажи ему»7, чтоб прекратил, велел Хелмс Уиттену.

Уиттен беспокоился: а вдруг Энглтон, учитывая его тесные связи с Гувером и другими фэбээровцами, получает от них иную информацию, возможно, более достоверную?8 Вдруг ему, Уиттену, они сообщают не все? Когда в декабре его пригласили к заместителю генерального прокурора Николасу Катценбаху для ознакомления с первичным докладом ФБР по Освальду (в 400 страниц!), его опасения подтвердились. Уиттен читал и наливался бешенством, все яснее понимая, как мало он на самом деле знал об Освальде и сколько всего ФБР от него скрывало. Какие-то крохи они, конечно, бросали его команде, но почти все самые важные сведения он узнал только из их доклада. В частности, о том, что Освальд, судя по всему, в этом же году пытался убить отставного генерал-майора Эдвина Уокера, известного правого экстремиста: в апреле в него стреляли возле его дома в Далласе.