Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко

на весь Эльфиладон, — глухо произнёс он, и лицо его разгладилось, сделалось светло-безмятежным, доверчиво-детским, совершенно не Йерушевым. — Если бы я стал известен своими делами, ты понимаешь, на весь Маллон-Аррай… Если бы то, чем я занимаюсь, было интересно не только десятку-другому учёных, ну и ещё жителям тех мест, которым я могу помочь… Ну да, конечно, — заговорил Йеруш быстрее, — я же им не только помогаю, ну ты знаешь, обычно я ещё и ужасно всем мешаю, но вот если бы мне случилось наконец сделать нечто по-настоящему важное, ты понимаешь, понимаешь меня, да, такое большое-большое, что коснулось бы каждого, чтобы этого никто-никто не смог пропустить, упустить, прощёлкать…

Йеруш умолк. Поморщился. С силой отёр ладони о мантию.

— Тогда бы что? — осторожно спросил Илидор.

Найло мечтает триумфально вернуться к своим банкирским родственникам? Вернуться домой успешным учёным, потрясти своими успехами, обняться с роднёй, восторженно всхлипывая, великодушно простить их за неправоту? Не слишком похоже на Йеруша.

— Тогда бы они поняли, что так нельзя, — просто ответил Найло. — Что я был прав, а они — нет. И, может быть, они бы задумались. Заподозрили, что счётная доска — хреновая замена голове или сердцу. Что нельзя просто взять и решить жизнь за другого, даже если это твой сын или внук, нет, нет, нельзя сказать ему: «Ты будешь банкиром, потому что так положено, и наплевать, чего ты хочешь». Ведь если кто-то другой не хочет быть банкиром, а хочет изучать воду или лепить глиняные горшки, или шить одежду — это не должно стать проблемой только потому, что в твоей голове на этот счёт другие картинки. Вот и всё, Илидор. Мне плевать на место в семейной книге и на завещание плевать ещё больше. Я просто хочу, чтобы они поняли.

Найло стоял, безжизненно свесив руки по бокам, не гримасничал, не подскакивал, не сверкал глазами. Спокойно смотрел на дракона и спокойно говорил, но никогда прежде от слов Йеруша не покрывалась такими щекотными мурашками спина Илидора.

— Потому что! — продолжал Найло, сжав кулаки, и ему явно стоило больших усилий не повышать голос: — Потому что без этого я и сам не уверен, вправду ли это так. Понимаешь? Я и сам не уверен, что нельзя решать за других их жизнь! Ведь если за тебя решает тот, кто живёт дольше, — вдруг он знает лучше, ну вдруг ему и правда виднее, как надо? И я не уверен, Илидор, я все эти годы нихрена ни в чём не уверен, даже если университет Ортагеная и назвал меня первым платиновым выпускником за всю историю. Даже если я спас сотни эльфов и людей от неурожая и голодной смерти. Провёл кучу исследований разных вод, написал пачку статей и даже наметил два новых направления гидрологии и ботаники! Но я всё ещё не уверен, что можно уходить изучать воду или шить горшки, если родня сказала, что тебе положено стать банкиром! Ведь я, уходя, подвёл их. Каждый день я не делаю того, что семья хотела мне поручить, а значит, каждый день кому-то другому приходится выполнять эту работу вместо меня, и выходит, что я здесь, на своём месте, должен положить на весы нечто гораздо большее, понимаешь, Илидор? Нечто такое, что сумеет с лихвой перекрыть мой невыполненный долг, даже если я не помню, когда это успел залезть в такие долги!

Дракон смотрел на Йеруша Найло, открыв рот, а Йеруш всё ещё стоял на месте, всё ещё говорил спокойно и негромко, но страстно и немного сбивчиво, сильно сжимая кулаки.

— Вот тогда, — закончил он, облизав пересохшие губы, — когда я смогу положить на весы нечто огромное, очень важное, очень нужное всему миру — например, живую воду, настоящую живую воду, слышишь меня? — вот тогда я точно пойму, что всё сделал правильно, пойдя своим, своим, своим путём! И, честное слово, Илидор, во всём этом мне очень нужна твоя помощь. Мне просто охренительно сильно нужна твоя помощь.

Глава 8. Друг храма

Гул голосов, смех и пение становились слышнее — верно, жрецы зачем-то вели гостей сюда, на поляну. Илидор, обхватив колени руками, сидел у озера, чуть покачивался и смотрел, как танцуют на водной глади беззаботные солнечные блики. Крылья лежали на земле пологом, словно полы праздничной мантии. Илидор прислушивался к себе и не без удивления понимал, что не хочет сейчас видеть никаких гостей Храма.

Ему вообще не любопытно сейчас. Он сидит у озера в задумчивости, как герой эльфских эпосов, и думает о жизни, разве незаметно?

Илидор думает о доме. О том, что у всякого существа должно быть в мире особенное место, пусть даже не очень любимое или уютное, но — место, куда возвращаются. Где наполняются силой, исцеляются от полученных тумаков или хотя бы просто переводят дух. У гномов есть Гимбл, у кочевых человеческих племён есть степь, у последователей отца-солнца есть храмы или вот даже храмовые шатры — какая, в общем, разница? Даже у неразумных тварей есть дома: птицы вьют гнёзда и прилетают со сменой сезонов в одни и те же края, а птенцы потом норовят свить собственные гнёзда в тех местах, где когда-то вылупились из яиц. Муравьи строят муравейники. Рыбы почти никогда не покидают родных водоёмов.

А у золотого дракона нет дома, и сегодня от этого он по-новому ощущал свою инаковость — как будто вдруг обнаружил, что у него нет кожи.

Золотой дракон всегда был ничей. Но раньше ему хотя бы было куда возвращаться.

Раньше домом золотого дракона был Донкернас, и неважно, насколько это нравилось Илидору или Донкернасу. Там Илидор появился на свет, взрослел и познавал мир, там жили его ближайшие сородичи, туда он возвращался из поездок ближних и дальних, желанных и отвратительных.

Донкернас хранил маленькие привычки и привязанности, сросшиеся с телом, с головой, со всеми органами чувств золотого дракона. Привязанность к душистым холмам Айялы, пусть и изрядно омрачённым «крышкой» над небом и натыканными неподалёку эльфскими теплицами. Привязанность к дереву бубинга среди зарослей крапивы, по которому Илидор до сих пор немного скучал. Временами он вспоминал — и ощущал странную острую тоску, когда вспоминал — что между корней дерева бубинга остался тайник, куда Илидор собирал всякие мелочи, которые собирался обменивать на монетки, еду и крышу над головой в первое время после побега. Быть может, они до сих пор