Плюс-минус бесконечность (сборник) - Александр Плонский

— Если честно, то я не поняла смысла его слов, — призналась Анна, — особенно одного слова: «нива». Оно означает «хлебное поле», тогда хлеб еще не синтезировали, а выращивали на полях. Так вот, это слово не вяжется с контекстом.

— Скажите же, наконец, что он произнес?

— Буквально следующее: «Нива не любит таких скоростей!» Но как может любить или не любить… хлебное поле?

В семье не без урода[2]

Пятый день заседала ГЭК.[3] Более сорока раз сменились листы чертежей на демонстрационных досках. Аудитория заметно поредела. Защита дипломных проектов из акта высокоторжественного, каким она была вначале, перерождалась в утомительно будничную процедуру.

Сегодня впервые забыли обновить цветы. Зорин подобрал со стола опавший лепесток, долго растирал его между пальцев, потом, словно только что заметил, поднес к глазам и щелчком отбросил в сторону. Его раздражала бессвязная речь дипломника, в которой удавалось разобрать лишь обрывки фраз, перемежавшиеся нелепой скороговоркой: «как сказать… так сказать».

— …В системе автоматического регулирования… как сказать, так сказать… Рассмотрим функциональную схему… как сказать, так сказать…

— Конкретней, голубчик, — добродушно пробасил председатель. Комиссию «автоматчиков» вот уже несколько лет возглавлял Павел Михайлович Бахметьев, крупный инженер, не признававший слова «телемеханика». Зачитывая протокол, Бахметьев неизменно говорил: «…и присваивается квалификация инженера-электрика по автоматике и телеомеханике». Это с особым ударением произносимое «телео» на первых порах вызывало улыбки, затем к нему привыкли, оно тоже стало своеобразной традицией.

Бахметьева считали «удобным» председателем: он был либерален и не скупился на высокие оценки.

— Остается две минуты, — снова послышался председательский бас.

«Как сказать» заторопился и, скомкав конец выступления, умолк.

— Какие вопросы у членов комиссии? — Павел Михайлович привычно глянул по сторонам.

Первым отозвался заведующий кафедрой автоматики профессор Гудков. Задал несколько вопросов, сам же на них ответил и, вполне удовлетворенный, вывел в ведомости каллиграфическое 4.

Шевельнулся, точно пробудившись, доцент Оболенский.

— Я хотел бы уточнить, — сказал он, щеголяя безупречной дикцией, — каков ваш творческий вклад, пресловутое рациональное зерно, в поисках которого…

На электромеханическом факультете Оболенский пользовался репутацией эрудита. Запутав студента, он приходил в хорошее расположение духа, даже добрел. Вот и сейчас, без труда расправившись с жертвой, победоносно оглядел аудиторию, пожал плечами, словно хотел сказать: «И это будущие инженеры!» — но, покосившись на Гудкова, тоже поставил четверку.

Потом спрашивал сам Бахметьев. Знает ли дипломник, как складываются накладные расходы? А подсчитал ли он себестоимость своего изделия? Подсчитал? Очень хорошо…

— Еще вопросы есть? — Бахметьев повернулся к Зорину.

— У меня нет вопросов, — ответил Зорин, а про себя устало подумал: «И так все ясно…»

— Снимайте листы, — скомандовал председатель.

Пока с досок снимали чертежи, пока бережно прикалывали новые, Зорин предавался невеселым размышлениям.

«Напрасно согласился… Ни к чему это. И я здесь лишний, и вопросы мои…»

В ГЭК Зорин попал случайно. То ли некем было заполнить место, то ли сочли, что присутствие представителя родственной специальности не помешает. Но с первых же шагов между Зориным и другими членами комиссии начались разногласия. В проектах господствовала радиоэлектроника. На ней были основаны все эти автоматические регуляторы, датчики и следящие системы. Ею широко пользовались, но не владели.

А Зорин, как нарочно, не переносил абстрактных вопросов вроде: «Есть ли что-нибудь новое в вашем проекте?». Он спрашивал: «Для чего служит конденсатор, вон тот, в цепи базы?». Или: «Почему вы применили именно эту микросхему?».

Перед зоринским «почему» дипломники немели, а он злился и на них, и на себя за то, что задал вопрос.

…Шум утих. Зорин услышал голос Бахметьева.

— Выступает дипломник Герасимов. Проект на тему…

— Круглый отличник, — громким шепотом оповестил Гудков.

Герасимов, высокий юноша с женственным лицом и ямочками на щеках, держался уверенно. Не забыл подчеркнуть, что тема дипломного проекта представляется весьма актуальной. Что, по мнению уважаемого руководителя доцента Оболенского, она имеет особое значение.

Зорину вдруг показалось, что говорит сам Оболенский, только помолодевший лет на двенадцать. Он вспомнил забавное в своей нелепости «как сказать, так сказать» и подумал, что обтекаемые актерские фразы Герасимова-Оболенского — обратная сторона той же медали.

А зрителей между тем прибавилось. Это была не рядовая защита — финишировал образцовый студент, чья фотография, почитай, со второго курса висит на Доске почета. Здесь и там Зорин видел знакомые лица «радистов» — через год самим защищать, на молодом радиотехническом факультете только еще предстоит первый выпуск… Из переднего ряда Зорину улыбнулся Сережка Лейбниц — однофамилец, а судя по способностям, и потомок великого математика.

Рядом с Лейбницем сидел паренек в очках. Светло-зеленый мешковатый пиджак, выпученные глаза, галстук в сторону. «Типичный Любознайкин из «Юного техника», — мысленно усмехнулся Зорин.

«Любознайкин» перешептывался с Сережкой. Видимо, их соседство не было случайным, хотя казалось, что это два антипода: один — смуглый, порывистый, другой — белобрысый, растрепанный, полусонный.

Отвлекшись, Зорин перестал следить за выступлением и не заметил, как оно кончилось.

— Вопросы… У кого есть вопросы… Товарищ Зорин, — что же вы, — укоризненно прогудел Бахметьев.

Зорин бросил взгляд на листы.

— Скажите, — обратился он к дипломнику, — как работает генератор слева, в углу… Да, да, этот самый… И заодно, для чего нужна емкость в коллекторной цепи?

— Наука, — внушительно проговорил Герасимов, — еще не установила физической природы такого генератора…

Оболенский поспешил вмешаться.

— Какая основная цель вашего исследования?

— Простите, я не закончил, — вспыхнул Зорин. — Наука успела установить физическую природу квантовых генераторов. А здесь обычная схема, давно изученная… Ответьте хотя бы, из каких соображений вы применили именно этот вариант?

Герасимов пожал плечами.