Другое счастье - Марк Леви

Агата отвернулась к окну.

– Маниния была моей сообщницей, ей я все рассказывала, ей мне не нужно было врать, – продолжала Милли. – Лишившись ее, я испытала величайшее в своей жизни горе. Она подарила мне свою машину и вместе с ней – свободу. Еще я думаю, что она, если б могла, спорила с моей матерью даже с того света.

Покосившись на свою пассажирку, она увидела ее отражение в стекле: по щекам у нее бежали слезы.

– Я вас огорчила?

– Не обращай внимания, – пробормотала Агата. – Усталость делает меня слишком чувствительной. За последние дни мне выпало слишком много переживаний, я от такого давно отвыкла.

– Это моя вина. Напрасно я все это на вас вывалила. Но я не хотела вас расстраивать. К тому же мое детство вовсе не было таким уж безрадостным, у нас бывали потрясающие моменты. Да, мы сидели без гроша, но со временем я поняла, что мы не такие, как остальные, – в хорошем смысле слова. Мама была очень интересным человеком: она обладала чувством юмора, железной силой духа, невероятной отвагой, ее безумный оптимизм граничил с беспечностью, и все же теперь я думаю, что правда была на ее стороне. Она все время повторяла, что не любит людей, но говорила неправду. На нее можно было положиться, и те, кому посчастливилось ее знать, души в ней не чаяли. Вы бы нашли с ней общий язык.

– Очень может быть.

Милли остановилась на бензоколонке и залила полный бак. Агата расплатилась и вернулась с охапкой сладостей.

– Зефир, лакрица, шоколад? Все по сто калорий и больше!

– Подождите меня здесь, – попросила Милли. – Я позвоню Фрэнку.

Вместо ответа Агата открыла пакет и сама принялась уплетать лакомства.

Милли удалилась с телефоном в руке. Агата следила за ней краем глаза. Заметив во время разговора, что находится под наблюдением, Милли вздохнула и отошла подальше.

Вскоре она вернулась, села за руль, завела машину и поехала.

– Все в порядке? – спросила Агата беззаботным тоном.

– Скоро мы доберемся до Юрики. У меня впечатление, что вот-вот пойдет дождь: тучи набегают.

– Если тебя утомляет моя болтовня, так и скажи.

– Он много работает и просит меня вернуться.

– Чтобы ты о нем позаботилась?

– Потому что он по мне скучает! – раздраженно ответила Милли.

– А ты по нему?

– Почему вы на него взъелись?

– С чего ты взяла? Я с ним даже не знакома. С удовольствием узнала бы о нем побольше! Что он за человек? Все известные мне любовные истории я почерпнула из книг.

Милли рассказала Агате о своей встрече с Фрэнком, расхвалила его достоинства, заявила, что рядом с ним чувствует себя уверенно. Их не сжигает страсть, зато у них бесконфликтные отношения, понемногу налаживающаяся совместная жизнь без стычек, без обмана. Чего еще желать?

Дорога сделала несколько витков, а потом вытянулась прямой линией через огромную долину, ограниченную на западе грядой холмов. За белыми изгородями, тянувшимися за горизонт, бродили табуны лошадей: казалось, они живут на свободе в этих бескрайних прериях. Через три мили справа появились ворота, от них на север уходила грунтовая дорога.

– Сверни туда, – попросила Агата.

«Олдсмобиль» запрыгал по ухабам. Два испуганных жеребца понеслись галопом вдоль дороги. Милли приняла вызов и надавила на газ. Удивленная Агата придерживала руками растрепавшиеся на ветру волосы. Милли издавала крики, подражая сгоняющим скот ковбоям, но это ей не помогло: жеребцы легко обогнали машину и исчезли вдали, и она сбавила ход.

Впереди вырос дом в колониальном стиле, почти такой же, как в фильме «Унесенные ветром».

– Здесь живет ваш друг?

– Похоже на то. Макс меня предупреждал, но это превзойдет все мои ожидания.

– Как вы думаете, он разрешит мне покататься верхом?

– У тебя есть опыт?

– Я выросла на Юге, проселков там больше, чем асфальтированных дорог. У нас все хорошо сидели в седле. Мама была прекрасной наездницей. Скакать верхом или гонять на мотоцикле – вот мои главные радости на родных просторах…

– Тебе надо было родиться мальчишкой!

– Нужен же был мужчина в доме! – С этими словами Милли вошла под навес крыльца.

Вышедший к ним дворецкий, приподняв бровь, разглядывал двух растрепанных, пропыленных незнакомок.

– Конюшни находятся в другой части усадьбы, – заговорил он фальшивым голосом. – Вернитесь на дорогу и поезжайте в сторону Юрики, чуть дальше вы увидите ведущую туда дорогу.

– Я похожа на конюха? – спросила Агата, подходя ближе.

Сбитый с толку дворецкий уставился на Милли.

– Миссис Дейзи и ее водитель, полагаю?

– Нет, «миссис Сейчас-получишь-пинок-в-задницу», если будешь дальше говорить со мной таким тоном!

– Мне очень жаль, но мы не устраиваем экскурсий для туристов и ничего не приобретаем у коммивояжеров, не дающих нам покоя на протяжении всего года. На случай, если вы не заметили, вы находитесь в частном владении. Так что немедленно покиньте его! Пошевеливайтесь!

– Альфред, передайте хозяину, что к нему пожаловала старая знакомая.

– Меня зовут Уиллем, хозяина нет, а в расписании дня, боюсь, отсутствуют встречи…

– Передайте Квинту, что к нему приехала сестра Соледад, и поторапливайтесь, милейший. Во-первых, вы начинаете действовать мне на нервы, а во-вторых, мы весь день провели в пути, так что, как вы сами выражаетесь, пошевеливайтесь! Мы не откажемся от прохладительных напитков.

Дворецкому, потрясенному наглостью незваной гостьи, осталось только удалиться.

– Будь так добра, – обратилась Агата к Милли, – принеси из машины мою сумку. Мне бы хотелось поприветствовать Квинта с глазу на глаз.

Милли, тоже впечатленная ее самоуверенностью, не стала спорить. Она спустилась по ступенькам и зашагала к машине.

На крыльцо вышел Квинт. Подозрение на его лице сменилось широкой улыбкой, стоило ему увидеть Агату. Но та вместо приветствия влепила ему пару пощечин.

– Первая – это благодарность за частые посещения меня в тюрьме, вторая – за грубость при нашей последней встрече.

– А я уже готовился воскликнуть: «Ханна, какой великолепный сюрприз!» – сказал Квинт, растирая щеку. – На такое я не рассчитывал…

– Ханны больше не существует. Заруби себе на носу: теперь меня зовут Агата. Учти, мы не одни. А что касается расчетов, то раз дошло до этого, то ты мог бы меня обнять и поцеловать.

Квинт так и сделал, после чего пригласил ее в дом.

Милли завороженно наблюдала за происходящим на крыльце с расстояния двадцати шагов.

– Лучше закрой рот, а то муха залетит. Или ты приросла к месту?! – крикнула ей Агата.

– Кто это? – шепотом спросил Квинт.

– Одна молодая особа, согласившаяся подвезти меня в знак симпатии. Смотри, не сболтни при ней лишнего, – тихо предупредила его Агата.

Дворецкий хотел забрать у Агаты сумку, но она крепко в нее вцепилась и сердито взглянула на него.

– Извините за мое поведение, мэм, – простонал он.

– Не раскаивайтесь, это ваша работа. И не беспокойтесь, я не доносчица. – Входя в холл, она добавила: – Лучше приведите мою подругу. Не знаю, что с ней, может, у нее столбняк?

Дворецкий, помнивший дословно их разговор, спросил, какой напиток предпочитает Агата.

– Любое спиртное, лишь бы покрепче. И так, чтобы никто не заметил. Надеюсь, вы меня понимаете? Мне надо заботиться о репутации.

Дворецкий поклонился и пошел выводить из столбняка Милли.

Квинт проводил гостью в гостиную. Обшитые деревянными панелями стены были увешаны мрачными картинами, освещенными маленькими музейными светильниками, мебель с дорогой инкрустацией была заставлена безделушками. Расписной потолок, лепнина, обрамлявшая двери и окна – в стиле интерьера ощущался переизбыток роскоши.

– Ты ограбил Форт-Нокс? – спросила Агата, наслаждаясь мягкостью дивана.

– Нет, я поступил еще хитрее! Вместо того чтобы стараться изменить систему, я решил извлечь из нее выгоду. Раз не вышло ее разрушить, я бросил ей вызов и выиграл.

– По крайней мере за свое согласие поступить к ней в услужение ты потребовал высокую плату.

– Это как посмотреть. Я столько трачу каждый год на благотворительность, что гораздо эффективнее борюсь с бедностью, чем в былые времена, когда мы печатали в темных подвалах листовки.

– Ты делаешь это, заботясь о неимущих или чтобы успокоить собственную совесть?

– С чего ей быть неспокойной? Потому что живу в достатке? На протяжении всей молодости я жертвовал собой. Я ничего не забыл: ни откуда мы пришли, ни что натворили, тем более зачем, но совершенно уверен, что сейчас творю больше добра, чем раньше. Не осуждай меня, ты ведь ничего не знаешь. Я сильно прижал эту систему, которая была нам так ненавистна, и теперь перераспределяю большую часть того, что зарабатываю. Я финансирую школы, два диспансера, дом престарелых, я создал в окрестностях сотню рабочих мест и при этом не разыгрываю из себя святого. Мало кто из наших шишек может сказать о себе что-нибудь похожее.