Вся жизнь – игра - Наталья Корнилова

– Но это же совершенно… совершенно неуместные ребусы, какие-то шарады. Чистой воды издевательство.

– Нет, дорогая. Ты не права. Это не издевательство. Это – игра. Жестокая, кровавая – игра. И, верно, это самая интересная и опасная игра, какую я когда-либо встречал в своей жизни, – тихо проговорил босс.

Глава 15

Банкир Маминов кусал пепельно-серые губы и переводил взгляд с Родиона на меня, а с меня на проклятого шарпея Счастливчика, который едва не покусился на одного из толстых игрушечных человечков. Отгонять несносную животину выпало, как это водится в нашей конторе, мне.

– То есть вы хотите сказать, Родион Потапович, что этот ключ, что висит на шее у этого игрушечного буржуя… этот ключ открывает какой-то замок?

– Совершенно верно. Я так предполагаю даже, что камеру хранения.

– Но как же… что они хотят этим?..

– Наверно, нас ждет очередной сюрприз, – произнес Родион, и, похоже, никто не усомнился, что может быть иначе!

– Вот вы говорили, Родион Потапович, что виноват кто-то из моей семьи, – глухим голосом начал банкир, – что кто-то из нее причастен к этим преступлениям и чуть ли не организатором является. Так вот, от моей семьи уже почти ничего не осталось. Марина, отец, даже Мавродитис с Цветковым и Кирилловым – все они вырваны из моей жизни, как куски мяса из еще живого тела! (Никогда не замечала ранее за Маминовым таких сравнений.) Их нет, где они?.. Никита Иваныч, Телемах, ау-у!.. Нет Цветкова, нет Мавродитиса. Понимаете? И вот, пока вы плетете тут свои дурные теории, их устраняют одного за другим. Как там в этой записке… «продолжение следует, уважаемые»? Вот-вот… понимаете?

Родион снял очки и посмотрел на Алексея Павловича с сочувствием, смешанным с тревогой.

– Я прекрасно вас понимаю, – наконец сказал он. – Но мы вычислили этого убийцу. Правда, уже после того, как… но, черррт побери, он же был под замком и с охраной! И не моя вина, что его упустили! Я не буду перед вами оправдываться, но согласитесь – есть уже результаты работы! Есть точные приметы одного и абсолютное установление личности второго из тех, кто устроил вам этот кровавый кошмар, Алексей Павлович. По первому «игроку», приходившему в больницу, составлен фоторобот. Более того, установлено, что этого человека несколько раз видели в молодежном клубе «Тоска», где тусовалась ваша сестра, что этот человек несколько раз уходил оттуда вместе с ней, так что она хорошо знает того, кто забрал из диспансера ее друзей. Что касается второго, этого сбежавшего Валентина, то я установил его личность. Это Иван Ильич Осадчий, по прозвищу Эппл. Свое прозвище – Apple, что переводится с английского как «яблоко» и ассоциируется с понятием «попадать в яблочко», он получил, сами понимаете, не в детском саду, а в особом отделе армейского спецназа под кодовым названием «Перевал», где он служил в звании майора. Я» снял» пальчики этого деятеля и отправил на идентификацию. Нашли данные на Осадчего не сразу, поскольку числится он в покойниках, а в прошлой своей жизни выглядел совсем иначе, чем теперь. Наверно, в результате той катастрофы, после которой его сочли погибшим, он вынужден был прибегнуть к ряду пластических операций. А на операции, сами понимаете, нужны деньги. Далее, – выбросил Родион Потапович свое излюбленное словечко, – в храм он поступил примерно полтора года назад. С рекомендацией, со всем… Вот такая нехорошая бодяга, Алексей Павлович! – резко оборвал сам себя Шульгин. – Вот с кем приходится иметь дело. И раз мы его упустили, то придется играть по его правилам. До поры до времени.

– Но я его даже не знаю… зачем все это?.. – почти простонал Маминов. – Я впервые слышу эту фамилию, как вышло так, что он… что все так! – Он с трудом подбирал слова, и это было неудивительно. – Быть может, я причинил ему вред когда-то, давно… и теперь!..

– Нет, Алексей Павлович, – сказал Родион. – Не надо низводить все это до обычной мести. Между прочим, Алексей Павлович, именно Осадчий тем самым фантастическим выстрелом убил Мавродитиса, который, быть может, замышлял ваше физическое устранение. По крайней мере с американцами-то он договорился, а вот вы… ну, да вы все сами помните. Так что тот выстрел Осадчего пошел вам на пользу. Равно как и Цветков не был ангелом, мало ли какие дела творились в его фирме и вокруг нее, взять хотя бы исчезновения этих дальнобойщиков и…

При фамилии Цветков и последних словах Родиона и без того бледное лицо Маминова стало белым, и показалось, что он вот-вот упадет в обморок. Если сравнить того холеного, надменного, скупого на слова и жесты джентльмена с равнодушными тусклыми глазами, каким я впервые увидела Маминова, и сидящее перед нами на низком диванчике трясущееся существо с блуждающим взглядом, белым лицом, по которому катился пот, – то между этими двумя ипостасями одного человека не было ничего общего.

– И… что же? – пробормотал он. – Что теперь?

– А что теперь? Нужно найти ту дверцу, которую открывает этот ключ.

– Чтобы там оказалось какое-нибудь взрывное устройство и нас разнесло на куски… – выговорил он. – Это же ловушка… ловушка.

– Не думаю, – сказал Родион. – Это не так. Осадчему и тому, кто за ним, не нужна ваша смерть. Так что мы можем открыть эту дверцу. Мне кажется, что это ячейка камеры хранения на вокзале. Если только нет такой дверцы, о которой я не знаю, а знаете вы и те… – Он устремил пристальный взгляд на Маминова, и тот, немного обретя хладнокровие, покачал головой:

– Такой дверцы нет. У меня есть несколько сейфов на работе и на территории принадлежащей мне недвижимости, но там сложная система открывания, требующая моего личного присутствия, не иначе. Так что – нет.

– Я тоже так рассуждал, – сказал Родион. – Значит, ключ действительно чисто символический. А под ним – жетон от камеры хранения вокзала. Но какого вокзала? Я думаю, что все ответы даны в этой записке. Тут упоминается Казань. Вроде бы некстати, а кто знает? Предположим, что нам нужен именно Казанский вокзал. Лично я сто лет там не был. Вы давно не были на вокзале, Алексей Павлович?

Тот только скривил губы. А я сказала:

– Но даже если ваша догадка верна и они что-то оставили на Казанском вокзале, в чем я еще очень сомневаюсь, то для того, чтобы найти и открыть ячейку камеры хранения, нужен ее номер и четырехзначный код. А мы его не знаем.

– Но насколько я помню, система пользования ячейками хранения проста: бросаешь в прорезь автомата вот этот жетончик, набираешь код, он, кажется, четырехзначный, и забираешь свои причиндалы. Код выбираешь сам. – Родион вынул из стола записку, столь нагло подброшенную в эвакуационный ход климовской дачи, и продолжил: – В записке есть фраза как бы от имени покойного Цветкова: «Привет сестренке Аннушке и родственничку Алексею Палычу, родившемуся в 1967 году и едва не помершему в нынешнем».

– И что? – довольно резко спросил банкир. – К чему вы это зачитываете?

– Год вашего рождения.

– Да я прекрасно помню, в каком году родился!

– Суть не в этом. Очень часто люди, чтобы не забыть код камеры, набирали в качестве шифра год своего рождения. Например: 1950. Этим, кстати, пользовались мошенники, которые подглядывали, кто куда кладет багаж, прикидывали по лицу, сколько человеку лет, и зачастую открывали ячейки. А тут – год вашего рождения: 1967.

– Даже если ваша догадка хоть чуточку верна, мы не знаем номера камеры, – мрачно сказал Маминов.

– Почему же? Я думаю, что недаром они присобачили сюда ключ с…

– Триста пятьдесят! – воскликнула я. – Номер камеры – триста пятьдесят!

– Совершенно верно, Мария, – скромно улыбаясь, подтвердил босс.

Через некоторое время я, Родион и, что самое интересное, Маминов без всякой охраны вышли из машины перед зданием Казанского вокзала. Банкир не взял ни одного из своей сильно поредевшей охраны (кстати, те двое, что должны были сопровождать Маминова на дачу на джипе, так и не появились, и поиски результатов пока не дали). То, что еще пару дней назад выглядело бы как нонсенс, как глупость, как необъяснимая неосторожность, теперь уже не имело значения. Кажется, Маминов окончательно уверил себя в том, что если ему суждено быть убитым, то этого не избежать и за тремя кольцами охраны. С этим фатализмом он с отстраненным видом прошел в здание вокзала, где Родион со свойственной ему безошибочностью ориентировки сразу же направился к камерам хранения. Поиск был коротким. Вычисленная, верно ли, неверно, ячейка оказалась перед нами.

Родион бросил в прорезь автомата жетон и приготовился набрать код. Молчаливо стоявший за его спиной Маминов вдруг положил руку на плечо моего босса и сказал:

– Родион Потапович, позвольте, это сделаю я. Если уж там какой-нибудь камуфлет, то предназначается он мне. Я не хотел бы, чтобы вы погибли из-за меня.

– Алексей Павлович, я почти уверен, что ваши подозрения беспочвенны. Но, с другой стороны, за эти дни произошло столько всякого, что нельзя исключать никакой возможности. В том числе и той, что мои выкладки, весьма условные и чисто гипотетические, ошибочны и камеру хранения я вычислил неверно. Хотя ключ, как видите, подошел, но… это еще ничего не значит. Ну, набирайте код.