Соучастие постфактум - Вивиан Э. Чарльз

– Оно ужасно измято, – улыбнулся Хью. – Об этом ты подумала?

– Не важно. Хотя… ради тебя я всегда хочу выглядеть как можно лучше. А вчера, дорогой, я не была уверена, любишь ли ты меня.

– Маргерит, почему ты не хочешь, чтобы об этом узнали?

Денхэм увидел (или ему показалось?), что ее выражение лица тут же изменилось. Но тень сошла с ее лица так быстро, что он не понял, была ли она вызвана удивлением от его вопроса или чем-то еще. Она уткнулась щекой ему в плечо.

– Для тебя это имеет какое-либо значение – какое-либо особое значение? Ты же не возражаешь против того, чтобы пока никому не говорить?

– Ничуть, – заверил он ее. – Даже если бы землетрясение разрушило Вестингборо, мне было бы все равно – лишь бы мы были вместе, ну, и с Аделой было бы все в порядке. Остальная часть поселка может идти к чертям, я не против. Мне только интересно… – фразу он не закончил.

– Маленькое, избирательное землетрясение, – задумалась Маргерит. – Нужно его устроить. Но я подумала… после вчерашнего… если мы немедленно предадим все огласке, люди могут сказать, что ты пытаешься защитить меня. Понимаешь, дорогой? А спустя неделю или две они вряд ли так уж легко увяжут эти два события. Их умы будут заняты какой-нибудь новой сенсацией.

– Вероятно, арестом убийцы Картера, – предположил Денхэм. – Дорогая, я понимаю. Когда его поймают, обо мне все забудут.

– Нам будет больше нечего бояться. Хью, дорогой, я собираюсь одеть то платье, а ты можешь сходить в ванную – она за лестницей. И будет прекрасно, если ты знаешь, насколько требуется подогревать бургундское, так как я не знаю. Бутылка в буфете столовой – прямо за раздвижными дверями.

– Посмотрю, – пообещал Денхэм. – Но еще рано.

– Возможно. Ты в самом деле хочешь, чтобы я оставалась с тобой как можно дольше?

***

– Шеф, еще по рюмке? – спросил Хед.

– Нет, – уверенно ответил Уодден. – Одной достаточно. В Лондоне я не был, а дурная привычка у меня уже завелась. Пойду и посмотрю, что там с бараниной – теперь я чувствую себя готовым к встрече с чем угодно. Пошли, вам уже тоже пора домой. Сегодня мы уже сделали все, что могли.

– Но прежде чем свалиться в постель, еще нужно отправить письма в Барселону и Валенсию, – указал Хед.

– Когда кто-то кого-то убивает, он совсем не думает, что парням вроде нас придется провернуть столько лишней работы, – заметил Уодден, выходя из «Герцога Йоркского». – Если бы не все это, я бы уже доедал баранину.

– Да, все они совсем не считаются с нами, – согласился Хед. Сыщики шагали в сторону полицейского участка, который находился по пути к дому Уоддена. – Шеф, в курительной я увидел множество наших старых друзей-газетчиков – все они писали о деле Форреста. И у меня появилась идея. И пока мы были в пределах слышимости, я решил не говорить о своей идее.

– Мудро, – согласился Уодден. – Будучи в пределах видимости этих ребят, не стоит говорить ни о чем, кроме спорта. Даже если они не смогут услышать, то сумеют прочитать по губам. Но что за идея у вас появилась?

– Вполне возможно, что Питер Вески – как раз тот, кого мы ищем. Он ведь мог провести в Вестингборо недели или даже месяцы, потратив их на изучение обстановки и выжидание подходящего момента.

– Маловероятно, – не согласился Уодден. – Будь он здесь, Картер мог бы сказать кому-нибудь о том, что здесь появился парень из трио Вески.

– Как раз этого он бы и не сделал, – возразил Хед. – Он же стремился как можно сильнее отдалиться от театральных дел. Он бы не стал выдавать себя, говоря, что узнал Питера Вески или его сестру, если бы они приехали сюда. Нет, Картер промолчал бы о них в надежде, что они оставят его в покое.

– Тогда другой парень, Мортимер. Он бы сказал о них, – настаивал Уодден. – Судя по вашим словам, он не скрывает свои связи со сценой. Он же гордится собой как великим актером и т. д. Он бы тут же назвал Питера Вески «стариной». Нет, появись Питер здесь, он вызвал бы большой переполох.

– Сомневаюсь, – снова возразил Хед. – Местность была основательно изучена, и план действий был составлен отнюдь на за один день. Да и Мортимер мог и не узнать Вески в обычной одежде. Уидс говорил, что на сценическом фото их не узнать – там узнать их можно только по глазам, а остальное скрыто гримом. Мортимер был актером, но это не значит, что он был на короткой ноге с Вески, заходил к ним в гримерку и видел их без грима.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Тогда идите и отправьте письма, – сказал Уодден. Они уже дошли до входа в полицейский участок и остановились на тротуаре. – А я пойду извиняться перед женой. А завтра вы сможете изучить список друзей Этель Перри и поискать среди них кареглазых незнакомцев – мужчину и женщину. А когда Вески будет в ваших руках, то и Этель мы сможем усадить на скамью подсудимых – как соучастницу, а ее велосипед будет фигурировать на суде как улика. Я знаю, что на само преступление у нее не хватило бы духу, но проехать вокруг она могла, а мы теперь знаем, что у нее хватало времени для этого.

– Если она сделала это, то и все остальное тоже, – заметил Хед.

– Больше не подбрасывайте мне новых мыслей этим вечером. С меня хватит холодной баранины и адской нотации из-за опоздания. Если вам нужно, чтобы я подтвердил вашей жене, что вы ушли с работы в девять двадцать, а не в семь тридцать пять, то я всегда готов. Еще одна ложь ничего не изменит, а нам, женатым мужчинам, следует держаться вместе. Увидимся утром, Хед, и доброй ночи!

***

– Ужин был хорошим? – спросила Маргерит.

Денхэм кивнул.

– Дорогая, зачем задавать мне такие вопросы? Ты была рядом, и естественно, что я и не думал о том, что на тарелке. Я просто ел.

– «Просто» – не то слово, – с улыбкой заметила девушка. – Интересно, я всегда буду значить для тебя так много? Не в том смысле, что ты не будешь замечать ничего, кроме меня – это просто абсурдно, но выдержит ли твоя любовь всевозможные испытания?

– Дорогая, моя любовь только растет. Не то, чтобы ее не было, когда я впервые увидел тебя – помнишь, как я вошел, а ты пила чай у Аделы? С тех пор любовь росла и росла – вплоть до того, что те дни, когда я не видел тебя, становились для меня прожитыми впустую. Это продолжается уже больше года. А на дознании, как я уже говорил, для меня ты стала важнее всего. Для меня ты всегда будешь на первом месте.

– И это несмотря… Хью, дорогой, допустим, я скажу, что не хотела, чтобы ты узнал о том, как я тревожилась за тебя прошлым вечером? И то, как ты повел себя на дознании, буквально заставило меня сказать тебе все то, что я собиралась скрыть. То есть…

– Но почему, дорогая? – недоуменно перебил ее Денхэм.

– Это был внезапный импульс, – покачала головой она. – Не думай, что я сожалею или отступаю – всего одного часа из всех тех часов, что мы провели вместе, хватило бы на то, чтобы понять: показав, что я люблю тебя, и дав тебе увидеть, насколько велика моя любовь, я стала счастлива. И теперь нет причин, почему я не должна… – Маргерит внезапно обняла Хью. – Ненавижу отпускать тебя! После того, как вечером ты уйдешь, я буду жить в ожидании завтрашнего дня!

В последней фразе проявилась неожиданная, почти свирепая страсть. Хью опустил руку ей на голову, побудив ее взглянуть на него. Он с удивлением заметил слезы в ее глазах.

– Маргерит, я сказал или сделал что-то не то?

– Нет, не ты, – ответила она, обронив пару слез. – Я сама. Дорогой, ты так честен, не то, что я…

– Маргерит! С вчерашнего дня я таков, каким меня сделала ты. И ничто ни на земле, ни на небесах, ни даже в аду не изменит моей любви к тебе и не принизит твою значимость для меня. С тех пор как ты подпустила меня к себе, ты стала частичкой каждой моей мысли, частичкой всей моей жизни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Все так серьезно? – она взглянула на него с удивлением и почти что благоговением. – Я так важна для тебя, дорогой?

– На то, чтобы говорить об этом, ушла бы вся моя оставшаяся жизнь, – улыбнулся Хью. – Ты для меня – все!