Скандинавский детектив. Сборник - Мария Ланг

— Перестаньте ругаться, — остановил он секретаршу. — А вы, фру Норстрем, опомнитесь и успокойтесь! Черт бы вас всех побрал, хватит уже скандалов в нашем городе! Вы поняли?

— Скандалы? — Фру Норстрем попыталась защищаться, атакуя. — И это говорит человек, который вышвырнул жену на улицу!

Не жену, — устало уточнил Вармин, — а только швейную машинку. Чертов «зингер».

— А что плохого в «зингере»?— удивился продавец из лавки Викторсона.

— Молодой человек, — вздохнул Вармин, — вы этого не поймете, пока не женитесь. А сейчас давайте откроем окно…

Все еще шел снег.

— Нам сюда нанесет снега, — отозвалась секретарша.

— Ну и пусть, — отмахнулся Вармин.

От холодного воздуха нотариус расчихался.

— К тому же судья не допустит при перекрестном допросе неприличных вопросов, — пояснил он фру Норстрем.

— Ну вы даете! — возмутилась фру Норстрем. — Не могли мне раньше этого сказать?

Инес Викторсон отличалась той хрупкой красотой, которую знатоки искусства дружно приписывают Беатриче, музе английского поэта-романтика XIX века Данте Россетти. Не сведущие в искусстве легко находили другие оценки. И зал суда наполнился приглушенными репликами, когда по приглашению окружного судьи фру Викторсон встала, чтобы рассказать о происшедшем со своей точки зрения. Слова судьи шелестели, как чешуя старой змеи, ползущей по гравию.

— Фру Викторсон, рассказывайте откровенно и своими словами. И можете сидеть, если хотите.

— Для меня стало огромным потрясением, когда я открыла дверь, а за ней стоял Стуре Боттмер, — стоя начала свой рассказ фру Викторсон. — Я понятия не имела, что он уже на свободе и тем более что приехал в город. Меня чуть кондратий не хватил.

Жаргонное словечко произвело удивительное впечатление. Репортеры за столом прессы записали его, чтобы потом использовать в подзаголовках.

— Сердце мое чуть не выскочило. — Фру Викторсон перешла к прозаическому стилю глянцевых журналов. — Я не знала, что делать. Только попросила его уйти и сказала, что мы можем встретиться позднее. Если хотите, я закрыла двери у него перед носом… точно, как он написал в прощальном письме. Потом жалела, но ничего поделать уже не могла. Муж мог каждую минуту вернуться из конторы, а на вечер были приглашены гости. Пока они не разошлись…— Она на минуту замолчала, чтобы обдумать следующие слова.

— Расскажите коротко, что было потом, — предложил судья.

В первый раз фру Викторсон отважилась взглянуть на публику. Увидела Дези, которая ответила ей кивком и улыбкой.

— Потом? — переспросила она. — Вы имеете в виду, что я спустилась к мужу? Хотела попросить немного денег, пока он не закрыл контору. Но его секретарша сказала, что он не в духе, так что я решила это дело отложить.

— Это нам знакомо, — шепнула аптекарша на ухо жене директора школы.

— Потом я думала только о гостях. Все собрались к половине девятого, кроме доктора, который, как всегда, опоздал. Появление Стуре Боттмера удивило их не меньше, чем меня. Мне неприятно было слушать, как его обсуждают. Только доктор отозвался о нем чуть получше. И, возможно, фру Солин. Но супруги Эркендорф…

— А вы участвовали в разговоре? — поинтересовался судья.

— Нет, я не произнесла ни слова. Только жалела, что приняла его так сурово. Могла бы ему хоть немного посочувствовать, по крайней мере на такое он мог рассчитывать, но я не сделала даже этого. О письмах, которые упоминал прокурор, я и не думала. Просто забыла про них. Откуда мне было знать, что Стуре Боттмер носил их с собой? Ведь мне он их не показал. О письмах я вообще не вспоминала, пока окружной прокурор не сунул мне их под нос.

Адвокат кашлянул, а окружной прокурор что-то себе пометил.

— Потом, поздно вечером, когда гости наконец разошлись…

Сидевшая в публике фру Эркендорф поморщилась. Молочник громогласно чихнул — он слишком долго пытался сдержаться. Судебный пристав встал и хотел было сделать замечание, но снова сел, когда увидел, кто чихнул.

— Держи меня за руку, — прошептала Дези Руне Вармину.

— Едва я осталась одна, — продолжала фру Викторсон, — как спохватилась и пошла в гостиницу, где он остановился… Он сказал, где это. Мне казалось, что нам нужно поговорить. Ему не к чему было ждать меня там, но что-то мне говорило, что он все-таки ждет. Когда я пришла, вход был уже заперт.

Она подняла руку, чтобы отбросить со лба русый локон. Это мягкое кошачье движение было у нее непроизвольным.

— Я подергала ручку, но дверь была заперта, — повторила она. — Правда, можно было позвонить, но в столь поздний час я считала это неприличным. Ключа у меня не было. Окружной прокурор не прав, когда утверждает, что я одолжила ключ. И неправда, что у меня был с собой шнур. Правда только то, что в моей сумке была коробочка снотворного. Я получила ее от доктора, когда тот вечером уходил от нас, не знала, куда ее деть, вот и сунула в сумочку. Но я не брала снотворное в гостиницу с какой-то целью. Это вообще неправда.

Окружной прокурор перекинулся парой слов со следователем. Председатель коллегии присяжных открыл глаза, потом прикрыл.

— Ну-с, — отозвался судья, — теперь расскажите, что вы делали дальше, фру Викторсон.

— Я пошла домой.

— Вернулись сразу?

— Да… Нет, разумеется, не сразу. Вначале я осмотрелась. Я знала, как гостиница выглядит днем… когда-то, много лет назад, мне случилось остановиться там на одну ночь. Это было, когда я впервые приехала в город искать работу. Хозяйка гостиницы живет где-то под крышей, как мне кажется, но все остальное внизу. Я подумала, что, возможно, увижу снаружи, где живет Стуре Боттмер. В одном номере горел свет, но штора была так плотно закрыта, что я ничего не увидела, как ни старалась, даже когда встала на цыпочки. Некоторое время я раздумывала, не постучать ли в окно, но все-таки не отважилась. Мне показалось, что на улице слышны шаги, и тут я подумала, что может показаться странным, что я там стою. Так что я пошла домой.

Она оглянулась на Дези, ожидая увидеть усмешку Мадонны, но встретилась со встревоженным и удивленным взглядом. Потом уставилась на председателя суда, чтобы дать ему понять, что ей больше нечего сказать. Судья прищурился и задал обвиняемой вопрос:

— Скажите, фру Викторсон, вы думали о возможных неприятностях, если бы вы стали поддерживать дружбу с Боттмером?

— Разумеется, потому я его и не приняла. Вполне естественно, что я боялась.

— И каких неприятностей вы ожидали?

— Я думала, что муж придет в ярость. Только об этом и думала. Собственно, меня интересовала только его реакция, — добавила она после минуты размышления.

Ответ был принят благожелательно. Присяжный с черной бабочкой согласно кивнул.

— Вы считались с тем, что он может потребовать развода?

— Нет, с какой стати? Об этом никогда не было речи.

Небольшая заминка на судейской скамье, потом сухое указание:

— Вопросы задает государственный обвинитель.

У окружного прокурора исчезла с лица суровая мина со складкой меж бровей. Теперь он держался почти ласково.

— Давайте поговорим о письмах, которые вы писали Боттмеру в тюрьму,— начал он. — Вы утверждаете, что и не думали о них, пока я вам не показал?

— Да, я именно так и сказала.

— Но задолго до того вы сами упомянули о письмах на следствии. Если хотите, могу вам это место прочитать.

Фру Викторсон встревоженно взглянула на первого криминального ассистента, который листал протоколы.

— Не нужно, — отказалась она. — Я вполне могла забыть про них. Когда я говорила, что о них не думала, я только имела в виду, что не думала про них как про доказательства.

— Какие доказательства? Доказательства чего?

— Это недопустимый вопрос, — тут же отозвался адвокат. — Фру Викторсон сказала, что она не думала о них как о доказательствах.

— Вопрос допускается, — решил председатель суда.

— Так что?

— Я думала,— вздохнула фру Викторсон,— что письма — только письма, а не предмет публичного интереса.

— Которым они стали благодаря нашему молодому коллеге, — добродушно добавил в качестве пояснения защитник.

Окружной прокурор немного покраснел и тут же разозлился на себя.

— Вы утверждаете, — продолжал он, — что вскоре после визита Боттмера спустились вниз к мужу за какими-то деньгами. Зачем вам нужны были деньги?

— На хозяйство и текущие расходы.

— Так поздно, на ночь глядя?

— Они нужны мне были утром.

— Значит, вы не собирались тратить их в тот вечер?

— Нет, конечно, а что?

— А то, — коварно заметил прокурор,— что кажется странным, если после столь неприятных переживаний, минут страха вы сразу же спокойно принимаетесь планировать расходы по хозяйству на завтра. Вам так не кажется?