Зов ангела - Гийом Мюссо

Я посмотрел на ее обувь: кеды были почти новые. Девчонка явно носила фирменную одежду и дорогие украшения. Она не была проституткой, скорее просто дочкой богатеньких родителей.

Я не знал, что делать, и не мог ее просто так бросить посреди дороги. Я должен был разузнать о ней поподробнее, но выглядела она не слишком разговорчивой. Я съехал на первый путь, ведущий к заправочной станции, и остановил машину на парковке.

— Как тебя зовут? — спросил я по-английски.

— А на фиг вам мое имя?

— Послушай-ка, это ты села ко мне в машину, я тебя об этом не просил, так что смени тон, о'кей?

Она пожала плечами и отвернулась.

— Как тебя зовут? — повторил я настойчивее.

— Элис, — вздохнула она. — Элис Ковальски.

— Где ты живешь?

— Я не понимаю, зачем вам это знать.

— Почему ты так испугалась полицейских?

— А вы? — резко спросила она, взглянув на меня.

Я не ожидал такого вопроса, а потому попытался защититься:

— Я просто слегка перебрал с выпивкой, только и всего.

Вдруг плохо прикрытая крышка бардачка открылась, выставив напоказ все содержимое. При виде огнестрельного оружия и наркотиков девушка не на шутку перепугалась. Решив, что наткнулась на какого-нибудь головореза, она выскочила из машины.

— Погоди, это не то, что ты думаешь! — воскликнул я, бросившись за ней.

— Отвалите! — крикнула она и вбежала в здание заправочной.

Я закурил и посмотрел на нее через витрину. Она села на стул возле торговых автоматов. Кто была эта девушка? От чего она бежала? В какой-то момент мне захотелось просто сесть в машину и уехать отсюда куда подальше. Вся эта история не имела ко мне никакого отношения и уж тем более не сулила ничего хорошего. Я вздохнул и, несмотря ни на что, решил присоединиться к ней. Заправочная была украшена всякими праздничными штуками: унылыми электрическими гирляндами, куцыми елками и пластмассовыми шариками. В углу стоял дряхлый радиоприемник.

— Угостишь меня эспрессо?

— Я на мели, — ответила она, покачав головой.

Я достал бумажник в поисках мелочи.

— Чего-нибудь хочешь? — спросил я, вставляя монеты в автомат.

— Чтобы вы наконец от меня отвязались.

Я попытался ее урезонить:

— Послушай, у нас, конечно, было не самое лучшее знакомство, но…

— Да идите уже к черту, я сама справлюсь.

— Справишься с чем? У тебя нет денег, и ты ни слова не говоришь по-французски. Я не брошу тебя вот так. Можешь считать это ответственностью взрослого за ребенка.

Она закатила глаза, но все же взяла деньги, которые я ей предложил. В ближайшем автомате она купила бутылочку клубничного молока и пачку печенья «Орео». Пока она ела, я взял со стола забытый кем-то номер газеты «Метро».

— Смотри, тут есть моя фотография. Как видишь, она не в рубрике происшествий.

Она пробежала глазами статью и посмотрела на меня.

— Я вас уже видела по телевизору! В той передаче, где вы в пух и прах разносите вегетарианцев!

Она имела в виду ту словесную перепалку, в которую я вступил с активистами, решившими запретить в США фуа-гра.

— Но если вы крутая звезда, то почему ошиваетесь в рождественскую ночь у грошовых проституток, да к тому же еще и с бардачком, забитым коксом? — спросила она с вызовом.

— Так, иди за мной, — откликнулся я.

Боже, храни телевидение. Моя известность помогла хоть немного завоевать ее доверие. Она согласилась пройтись со мной до моего «БМВ», при этом держась от меня на почтительном расстоянии.

— Во-первых, я не ходил к проституткам, и ты прекрасно это знаешь, иначе не села бы ко мне в машину даже из страха попасть к полицейским…

Она промолчала, тем самым только подтвердив правильность моих рассуждений.

— Во-вторых, наркотики не мои. — С этими словами я взял из бардачка целлофановый пакетик и бросил в одну из урн, расположенных на парковке. — Это долгая история, но, если вкратце, мне пришлось их взять, чтобы получить этот револьвер.

— А это оружие, для чего оно?

— Просто для обороны.

Вероятно, она была американкой, раз сразу же приняла это объяснение на веру.

— Что ж, теперь твой черед. Скажи, кто ты и где живешь. В противном случае я вызову полицию.

— Я страшно сглупила, — начала она. — Просто взяла и сбежала. А вообще я живу в Нью-Йорке, а сюда приехала на каникулы с родителями. У нас дом на Лазурном берегу.

— Где же?

— На Кап д'Антиб.

Я хорошо знал это место. Именно там был мой первый «настоящий» ресторан.

— Я хотела вернуться, но в поезде у меня украли сумку, так что теперь ни телефона, ни кошелька у меня нет.

Возможно, она говорила правду, хотя интуитивно мне все же не хотелось ей верить.

— Позвоните моим родителям, раз вы мне не верите!

Она дала мне номер, и я набрал его на своем мобильнике. Долго ждать не пришлось: после первого же гудка трубку сняла некая мадам Ковальски, и, похоже, для нее мой звонок стал настоящим спасением. Она подтвердила рассказ Элис: утром, после небольшой ссоры, ее дочь сбежала. Несмотря на то что она тщательно скрывала свои чувства, я почти физически ощущал звучавшую в ее голосе тревогу.

Я протянул Элис телефон, чтобы она могла поговорить с матерью. Не желая ее смущать, я вышел из машины, достал сигарету и облокотился о капот. При этом я все же слышал большую часть разговора. Говорили они довольно долго. Элис извинилась, и я заметил, что она плакала. Когда она вернула мне мобильник, я предложил мадам Ковальски привезти ее дочь домой. Мне нужно было просто «съездить на юг», на похороны моего отца, но в Антибе я мог бы быть уже в первой половине дня.

Она долго колебалась, но в итоге согласилась.

Мы ехали примерно полчаса.

Погода была отвратительная, шел снег. Мы выехали на скоростную трассу А6, также именуемую шоссе Солнца, и как раз проехали Эври. Элис читала американские газеты, пестрившие новостями о моей профессиональной и семейной жизни.

— У вас красивая жена… — сказала она, разглядывая фотографию Франчески.

— Да уж, эту фразу я слышу каждый день вот уже на протяжении десяти лет…

— И вас это раздражает?

— Правильно поняла.

— Почему же?

— Не будь она такой красивой, возможно, она бы мне не изменила.

— Не думаю, что это имеет какое-то отношение к красоте, — рассудила она с высоты своих пятнадцати лет.

— Ну конечно, имеет. Чем ты красивее, тем больше к тебе внимание, следовательно — больше соблазн. Это чисто математическая формула…

— Но то же самое можно сказать и про вас, разве нет? В вашей передаче вы играете эдакого сексуального шеф-повара, который…

— Нет! — отрезал я. — Это не то же самое. Я не такой.

— Какой — «не такой»?

— Ты меня бесишь.

— Чертовски конструктивное замечание, — парировала она.

В наступившей тишине она включила радио и принялась щелкать переключателем. Я подумал, что она ищет волну молодежной музыки, но в итоге она выбрала «Франс мюзик». Из колонок зазвучала нежная приятная мелодия. Девушка, казалось, глубоко задумалась.

— Красиво, — отметил я.

— Шуман, «Давидово братство», опус номер шесть.

Я решил, что она меня разыгрывает, но музыка стихла, и радиоведущая объявила: «Вы прослушали „Давидово братство“ Шумана в исполнении Маурицио Поллини».

— Браво!

— Это было легко, — отозвалась она смущенно.

— Я плохо знаю Шумана. Во всяком случае, эту мелодию я слышал впервые.

— Он посвятил это произведение Кларе Вик, женщине, в которую был влюблен.

Она ненадолго умолкла, а потом проговорила:

— Порой любовь разрушает, но иногда она воплощается в прекрасные произведения искусства…

— Ты играешь на фортепиано?

Она выдержала небольшую паузу, прежде чем ответить. За эту ночь она не раз демонстрировала эту удивительную сдержанность, словно боялась совершить какую-то глупость или сболтнуть лишнего.

— Нет, на скрипке. Музыка — это моя страсть.

— Ну а как же школа? В каком ты классе?

Она улыбнулась:

— Все в порядке, вы вовсе не обязаны вести со мной приятную беседу.

— Зачем ты сбежала? Ты хотела что-то доказать?

— Теперь вы меня бесите, — буркнула она, вновь погрузившись в чтение.

23.00

Мы все еще ехали по трассе А6 в сторону Лиона. Элис сморило сном, но спустя пару часов, когда мы проезжали Бон, она вдруг проснулась.

— Когда будут похороны вашего отца? — спросила она, протирая глаза.

— Послезавтра.

— От чего он умер?

— Не знаю.

Она как-то странно посмотрела на меня.

— Мы не общались пятнадцать лет, — сказал я уклончиво.

Но так как я не чувствовал себя виноватым, то решил, что могу особо не скрытничать: