Ящик Пандоры - Станислав Гагарин

— Совершенно верно, сэр, — донельзя удивленный ответил полковнику Адамсу Хортен-младший.

— Ну, что ж, продолжайте возиться с этими парнями, — сказал Адамс, весьма довольный впечатлением, которое он произвел на заместителя эрудицией в области изобразительного искусства. — Я предпочитаю картины, на которых все ясно и понятно, как в досье на моего агента. Фото в профиль и «анфас», отпечатки пальцев и подробное описание всех его достоинств и пороков. А ребята эти, я имею в виду импрессионистов, стоят хороших денег, Джек?

— Приличных денег, сэр.

— Этого я никогда не понимал, — вздохнул Хортен-старший. — Но к делу, майор. Значит, «Калининград» вышел в море, сейф с досье на борту, парни и этот эсэсовский ветеран не завалились в России и спешат обрадовать нас с вами докладом об успешном завершении операции «Голубой десант»… Что мы можем сделать для них еще?

— Пока ничего, полковник. Согласно инструкции, Шорник, который принес сейф на борт лайнера, по выходу теплохода в Средиземное море, передает «товар» нашим парням, и те укроют его в своем багаже. Ну, а здесь мы встретим их по первому разряду.

— С кем поддерживает связь Шорник?

— Только с «Кэптэном». Ни Рауля, ни Биг Джона Шорник не знает и не будет знать в лицо.

— Правильно… Ни к чему подставлять наших людей. А Вальдорфом можно и пожертвовать, бросить русским эту кость, пусть займутся ею. Гауптштурмфюрер уже отработал свое.

— Мавр может уйти, — усмехнулся Хортен-младший.

— Любите Шекспира, Джек? — спросил, прищурившись, полковник Адамс.

— Вы знаете, сэр, не очень… На мой взгляд, Великий Билл излишне рефлексичен. Ему не хватает истинно британской сдержанности. Порою он до приторности эмоционален, будто состоит в родственной связи с неаполитанцами, нашими, так сказать, земляками по «легенде».

— Да, — сказал Хортен-старший, — вот вас в излишней эмоциональности не упрекнешь, Джек. Вы — сугубо деловой человек. Я вспомнил историю с курдским шейхом Барзани. Вы, кажется, находились тогда в составе нашей резидентуры, размещенной в Тегеране… Я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, полковник. Но это так давно было…

Малютка Джек напрасно ссылался на давность событий, связанных с поддержкой курдского движения в Иране в 1972–1975 годах. Он хорошо помнил, как шах Ирана, затеявший очередные пограничные распри с Ираком, обратился к президенту Никсону с просьбой поддержать курдов, поднявших вооруженное восстание против иракского правительства. Восстание возглавил Мустафа Барзани, который боролся за автономию курдов еще с двадцатых годов.

И хотя разведывательное управление выделило на помощь курдам только шестнадцать миллионов долларов, «в знак благодарности нашему союзнику — шаху, который сотрудничал с разведывательными службами — ЦРУ — и подвергался угрозе со стороны своего соседа», как было официально сказано в комиссии конгресса, и сам шах, и особенно Барзани оценили эту помощь, как символическую. Для вождя курдов к тому же этот акт со стороны американцев служил гарантией на случай, если шах неожиданно бросит курдов на произвол судьбы.

Так оно и получилось, увы… Оказывая помощь курдам, американская секретная служба не хотела, тем не менее, чтоб он достиг какого-либо успеха в борьбе за автономию. И как только шах добился от Иракского государства пограничных уступок, он прекратил помощь курдам. Точно также поступило и ЦРУ. 5 марта 1975 года представитель САВАК, зловещей тайной полиции шаха, прибыл в штаб-квартиру курдов и в категорической форме сообщил им, что шах прекращает помощь для них, границу иранское правительство закрывает, и свои дела с иракцами курды могут решать любыми доступными им средствами.

Сопровождал тогда саваковца Джек Бойд. Он и сообщил шейху Барзани о том, что и американцы тоже не могут себе позволить вмешиваться во внутренние дела двух суверенных мусульманских государств…

Напрасно Мустафа Барзани просил Соединенные Штаты Америки оказать посильную помощь двадцати тысячам курдских беженцев…

Сам шах насильно репатриировал в Ирак более сорока тысяч курдов, искавших убежище в Иране. Американцы же отказались принять к себе хотя бы одного курда, даже в тех случаях, когда они имели статус политических эмигрантов. Курдов предали по принципу «Мавр может идти на все четыре стороны».

— Мне думается, Джек, что тогда вы поторопились закрыть курдский вопрос именно таким образом, — заметил полковник Адамс. — Наш друг шах оказался вскоре битой фигурой. К власти пришел Хомейни, а мы оказались без какой-либо поддержки в этой стране. Вот тут бы и пригодились курды. Теперь же они потеряны для нас…

Майор Бойд пожал плечами.

— Никто не думал о таком повороте событий, — сказал он. — И потом — не забывайте, полковник: решение принимали мои боссы, тогда я был только исполнителем.

— Иногда это лучшее амплуа в разведке, — усмехнулся Хортен-старший.

Постучав в дверь и спросив разрешения войти, в кабинете появился сотрудник резидентуры, ведающий группой шифровальщиков. В руке он держал кожаную папку.

— Срочно и конфиденциально, сэр, — сказал, раскрывая папку и доставая оттуда листок бумаги. — Уже расшифровано…

Полковник Адамс взял радиограмму, прочитал и отбросил на стол.

— Ну, — с мрачным торжеством сказал он, — что я вам говорил, Джек, по поводу русских сюрпризов?! Биг Джон сообщает о том, что теплоход «Калининград» зайдет на двенадцать часов в Ялту…

XLIII

Владимир Ткаченко, подавляя внутреннее волнение, потянул из кармана пачку с сигаретами, но, спохватившись, тут же сунул ее обратно.

Генерал Вартанян заметил этот жест и улыбнулся.

— Ладно уж, — сказал он смутившемуся майору, — тяните, тяните сигареты из кармана… Разрешаю закурить. Только одну! И у окошка… Заслужил, Владимир Николаевич, заслужил… Теперь многое становится на свои места. Значит, гестаповский архив цел… Да… Об этой истории я знал еще в сорок четвертом. В Особый отдел нашего фронта приходила ориентировка по поводу агентурного архива Легоньковского СД. Мы получили сведения, что архив этот, возможно, застрял на освобожденной Красной Армией территории. Поискали-поискали в прифронтовой полосе — никаких следов. Передали дело территориальным чекистам, они только-только стали обосновываться здесь, а сами ушли вперед… И вы говорите, Владимир Николаевич, что наши коллеги из сорок четвертого года продолжали искать?

— До конца войны и еще два года спустя дело об агентурном архиве Легоньковской службы безопасности оставалось открытым, — сказал Ткаченко. — Затем его прекратили, как бесперспективное. Решили, что либо архив погиб, либо информация о пропавшем без вести оберштурмфюрере Жилински и находящемся при нем сейфе с агентурными досье, которая пришла с той стороны от нашего человека, была инспирирована самой СД.

— Мотив? — спросил Мартирос Степанович.

— Ввести нас в заблуждение, отвлечь офицеров «Смерша» на бесплодные поиски того, что не существует… Может быть, прикрыть этим какую-либо иную операцию. Да мало ли какие соображения могли тогда прийти в головы гитлеровцев?! Во всяком случае, расследование агентурной версии подтверждение не получило, и на той стадии оперативной разработки был поставлен крест. Если и был сейф, то он провалился сквозь землю…

— А был ли мальчик? — задумчиво произнес начальник управления. — Вот в чем вопрос… Судя по развернувшимся событиям — был. А ежели так, Владимир Николаевич, то в руках наших противников настоящий «ящик Пандоры». Вы помните древнегреческий миф об этом проклятом «ящике»?

— Конечно, помню, — откликнулся Ткаченко. — Мрачная компенсация Зевса людям за то, что Прометей наделил их огнем… Громовержец приказал Гефесту смешать землю и воду, а затем вылепить прекрасную девушку. А его дочь, Афина-Паллада, соткала ей необходимую одежду, Афродита, богиня любви, передала неотразимую прелесть, Гермес наградил льстивостью, хитростью и лживостью, научил красиво говорить. Потому и назвали девушку Пандорой — наделенной всеми дарами.

— Но главный свой «подарок», сосуд со всеми человеческими несчастьями, Зевс отдал на хранение брату Прометея — Эпитемию, — подхватил, улыбаясь, рассказ майора Мартирос Степанович.

— Верно, — согласился, улыбаясь в ответ, Владимир, он понял, что генерал решил устроить ему дружеский экзамен на эрудицию. — Прометей неоднократно предупреждал брата, был он таки неразумным парнем, не брать ничего от Зевса… А тут какой-то непонятный ящик-сосуд с крышкой, но к нему в придачу — красавица Пандора. Словом, принял Эпитемий и то, и другое. А потом, как и следовало ожидать, любопытная Пандора подняла зловещую крышку, несчастья и бедствия вырвались на свободу и разлетелись по свету. И когда Пандора в страхе захлопнула крышку, на дне сосуда-ящика осталась только надежда…