Молот Одина - Александр Прозоров

– Но… Но почему я?!

– Кто бы знал… – бессильно развела руками великая Макошь. – Храбрый непобедимый Один, бог войны и сражений, слишком часто смотрит в лицо смерти, чтобы верить в долгую жизнь. Он не желает оставить после себя вдову и сирот и наотрез отказывается от женщин в своих покоях. Однако же, увидев тебя, он забыл про все. Вернувшись после сражения за Чердынь, первым делом возжелал встретиться с тобой. Даже передохнуть не задержался.

– Правда? – Уряда залилась краской, став буквально пунцовой.

– Мы решили, милая, что незачем бороться с любовью, раз уж таковая случилась, – вступила в разговор Светлана. – Куда мудрее укрепить ее приворотными заклинаниями и амулетами. И сделать так, чтобы у Одина всегда был повод тебя навестить. При его повадках новая одежда вместо порубленной и залитой кровью будет нужна ему постоянно. А все остальное страсть свершит сама…

В тронной палате повисла тишина.

– В чем дело?! – не выдержала затянувшегося молчания хозяйка Вологды. – Тебе не по нраву наша воля? Ты не желаешь оставаться избранницей Одина?!

– Что ты, что ты, великая?!! – искренне испугалась Уряда и упала на колени. – Я согласна! Я исполню любую твою волю, премудрая Макошь! Я! Я… Я просто не верю своему счастью…

– Вот и ладушки. – Подойдя сзади, Света ладонями взяла девушку за плечи, подняла. – Подумай, как должно выглядеть новое одеяние нашего красавца и что тебе для этого надобно. Завтра я приду за тобой, и мы истребуем от вострух все потребное.

– Почему завтра? – забеспокоилась Уряда. – Я могу сесть за шитье прямо сегодня!

– Спешить не нужно, – покачала головой великая Макошь. – Раньше чем через десять, а то и двадцать дней он не вернется. Бог войны запросился в битву. Пришлось отпустить его в дальнее селение, молящее о защите от лесовиков. Там нет зеркала, и возвертаться ему придется пешком.

В этот раз холод воды, зеленоватая дымка вокруг, колыхание водорослей Викентия ничуть не удивили. Великий Один повернулся к свету, наклонился вперед, дабы легче идти, сделал несколько шагов, выбираясь на мелководье, – и распрямился, поднимаясь из воды.

Бабы, полоскавшие возле перевернутых лодок шкуры, с визгом кинулись в разные стороны, откуда-то со стороны солнца затопали тяжелые мужские ноги, тревожно замычали лоси.

– Чего орете? – недовольно буркнул Викентий, выбираясь на сушу. – Я Один, младший из сварожичей. Меня прислала Макошь в ответ на ваши молитвы. Кто тут у вас за главного?

Старшего женщины не назвали, но хоть вопить перестали и одна за другой поклонились. Так же поступили и двое мужчин со щитами и копьями.

– Шкуры ловите, уплывут, – посоветовал бог войны, забросив щит за спину и с силой отирая голову, дабы выдавить воду из волос. Перед ним раскинулась обширнейшая луговина. В ее центре стоял просторный двор: большой дом, пара жердяных сараев, высокий частокол. Вокруг двора раскинулись грядки, зеленые от густой высокой ботвы. Трудно было поверить, что все это сделано вручную, с помощью деревянной мотыги с закрепленным поперек широким гранитным топором. Соху, увы, люди еще не изобрели. Хотя, возможно, лоси для этой работы просто не годились.

– Приветствуем тебя, великий Один! – Мужчины наконец-то пришли в себя после неожиданности. – Дозволь пригласить тебя в наш дом.

– С радостью! – Викентий поднялся по дорожке, вытоптанной от лодок к воротам, вошел в них.

– Приветствуем тебя, великий! – склонились перед гостем селяне.

– Хорошего вам дня, сварожичи, – кивнул в ответ бог войны. – Кто расскажет мне, что случилось?

– Дозволь мне, великий Один. – Старик с тонкими чертами серого морщинистого лица приложил ладонь к сердцу и опустил ее вниз. У него была русая с проседью тощая бородка, голову накрывала широкая, похожая на тюбетейку шапочка. Судя по худобе, сварожич чем-то болел. Большинство мужчин этого мира выглядели настоящими атлетами: плечистые, с сильными руками, крепко стоящие на ногах. Постоянный тяжелый труд на свежем воздухе действовал на смертных благотворно.

– Ты старейшина?

– Я наречен Богуславом, великий, и люди относятся ко мне с уважением.

Проще говоря – старик не мог выражать мнение всего селения. Главным был кто-то другой.

– Я не вижу войны, Богуслав, – развел руками Викентий. – Я пришел сражаться, проливать кровь, сносить головы и ломать кости. Где обещанная битва?

– На рассвете к деревне пришел чужак, великий. Он потребовал, чтобы мы до вечера утопили священные камни, признали духов и впустили лесовиков в наш дом. Или покинули этот берег. Иначе нас истребят.

– Темнота-темнота, – усмехнулся Викентий. – Старая добрая темнота. Оборотни предпочитают ночь. Значит, весь день в нашем распоряжении. Тогда я схожу осмотрюсь.

– Я готов рассказать тебе все, что пожелаешь, великий!

– Буду иметь в виду, – кивнул бог войны.

Тем временем славяне вернулись к работе: женщины плели камышовые циновки, мужчины кромсали топорами толстую сухостоину на чурбаки. Увы, пилу тоже еще никто не изобрел. Хотя… Ручная пила вряд ли свершит переворот в лесозаготовке. Такая же долгая и нудная работа.

Обогнув работников, непобедимый Один вошел в дверь, остановился. Тяжело вздохнул.

Огромный сруб, примерно пятнадцать метров в длину и пять в ширину, внутри выглядел так же бедно, как снаружи. В центре – обложенный валунами большой очаг, в котором краснела россыпь тлеющих углей, вокруг – кипы сена, шкуры, циновки. Ближе к стенам стояли корзины и мешки, лежали какие-то узлы. Кровля из теса, наверху несколько волоконных окошек для дыма. Других окон в доме не имелось. Под самым коньком висели связки рыбы и пучки из полосок мяса. То ли коптились в постоянном дыму, то ли сушились. То ли просто хранились, пропитываясь острым ароматом.

– Охренеть! – почесал в затылке реконструктор. – Мне все это представлялось совсем иначе.

Судя по всему, сварожичи ночевали все вместе. Можно считать – в одной огромной общей постели. В принципе – разумно. С утеплением тут было не идеально, и потому в холодный сезон один дежурный мог поддерживать огонь всю ночь, пока остальные спали. Да и дров один костер на всех съедал намного меньше. Вот только о личной жизни при подобных обычаях оставалось забыть. Все, что происходило между славянами, свершалось у всех на виду.

– Одна большая дружная семья… – пробормотал себе под нос Викентий и вышел наружу. Прогулялся до сараев. Там, под навесами, тоже висела рыба, в несколько рядов, нанизанная на длинные веревки. Правда, здесь доходили до кондиции еще совсем сырые тушки, с некоторых даже капала вода. Славяне серьезно подошли к заготовке припасов на зиму. Еще под крышей стояли какие-то кули, бочки, лежали груды валежника, запасы сена.

Трудно поверить, что ради подобных «богатств» два народа затеяли войну…

Но это был чей-то дом, чья-то родина, плоды долгого труда. К тому же – Викентий вспомнил Сарвож и Москву – вряд ли в этом мире где бы то ни было простому работяге удавалось жить лучше. Железным топором и каменной мотыгой трудно добиться большего, нежели один очаг на всех и общие для всей деревни скромные припасы.

Великий Один вышел со двора, обогнул частокол, направился к лесу, пошел вдоль деревьев, свернул на какую-то тропу, ведущую в чащу. Тотчас послышалось угрожающее рычание – лесовики не желали пускать чужака в свои владения. Еще несколько шагов – на тропу впереди вышел волк и две росомахи.

– Удачи! – широко улыбнулся им бог войны.

Звери чуть разошлись – и кинулись одновременно с трех сторон. Взметнулись в прыжке – однако Одину показалось, что они двигались тягуче, как в замедленном кино. Он без особого труда перехватил росомаху за косматый загривок, швырнул в другую, волка же просто пнул, забросив в крону клена. Не спеша вытянул из петли на поясе топорик.

Росомахи злобно зарычали, но отступили. Один тоже отступил – делать в лесу ему было совершенно нечего. Убедился, что славян в чащу за дровами и по грибы не пускают, – и достаточно. Викентий отправился дальше, осматривая подступы к луговине. Увы, но, собирая валежник, хворост, вырубая тонкие деревца, сварожичи основательно вычистили сосновый бор, сделав его полупрозрачным и проходимым в любом месте и любом направлении. Надежды бога войны поставить ловушки на выходах из чащи растаяли как дым. Подходящий уголок нашелся только на самом краю поля, где выросла густая, совершенно непролазная лещина. Где-то там, под корнями, журчал ручеек, а дальше зеленел рогоз, намекая на топкую болотину.

– Ну хоть что-то, – кивнул Викентий и повернул к деревне.

Здесь стало заметно теснее и шумнее. Во дворе прибавилось мужчин, перед воротами лежали две здоровенные лесины, а рядом мальчишки снимали упряжь с четырех крупных лосей. Рядом крутились две молодые важенки и лосенок.

– Приветствую тебя, великий Один, в нашем Староселье, – поклонился богу войны мужичок с ломаным носом и клочковатой рыжей бородой. – Староста я здешний, Сиронюх люди прозывают. Богуслав сказывает, ты за нас сражаться пришел?