Владимир Высоцкий. Каким помню и люблю - Алла Сергеевна Демидова

с перерывом в несколько лет, иногда записывая каждый день в течение года. У меня есть школьные дневники, дневники, которые я вела в университете, в театральном училище, и наконец, работая в театре…

Я хочу выписать из этих дневников записи нескольких дней двух лет, связанные с Высоцким, которые, может быть, передадут ощущение сиюминутности происходящего.

1974

6 марта, среда. 17.30. Концерт в Министерстве гражданской авиации. Любимов рассказывал о театре, как всегда перескакивая с одной темы на другую. Высоцкий пел про летчиков-истребителей и авиацию и, как всегда, имел бешеный успех. Выступал последним. Всем подарили авиационные сумки…

18 марта, понедельник.…Вечером «Бенефис». Зашел за кулисы Высоцкий. Довольный, жизнерадостный – 28 апреля едет во Францию, оформил документы. Я пожаловалась, что мне Глаголин не подписывает характеристику для тура во Францию («а вдруг премьера?») – Володя холодно посочувствовал и убежал. Я пожаловалась Хмельницкому: смотри, как изменился Высоцкий, у него даже волосы какие-то французские стали, их много, и они пышные, а у меня как не росли, так и не растут…

19 марта, вторник. «Гамлет». Прошел ужасно. Я не люблю, когда Высоцкий в таком удачливом состоянии, – трагедии не получается…

21 марта, четверг. …Худсовет по поводу юбилея театра 23 апреля… Высоцкий забежал на минуту, покрутился, поздоровался, перекинулся словами и убежал… Вечером – «Антимиры». Володя читал потрясающе!

16 апреля, вторник. Премьера «Деревянных коней». Банкет в ВТО. Я, как всегда, в стороне. Понадобилась моя машина, и мы – Любимов, Боровский, Смехов, Левина и я – помчались на открытие на Чистых прудах «Современника». Все сидели на полу. Мы от театра подарили живого петуха из «Гамлета» с какими-то двусмысленными, полуобидными словами Любимова в адрес Гали Волчек и театра. Капустники, поздравления. Булат Окуджава – хорошо. Веня Смехов (ЧП – Чистые пруды, НЗ – новое здание, ГАФТ СССР и т. д.). Высоцкий пел – неудачно, Юрский – пантомима с шаром – талантом – прекрасно. Неёлова – Райкин – танцы-пародии…

18 апреля, четверг. …«Гамлет» прошел отвратительно. Много накладок. Занавес еле-еле ползал и вдобавок перекосился. Мы боялись, что он опять рухнет. Ритмы были сбиты, особенно в «Быть или не быть», Володя нервничал, жал, играл «с позиции силы» – то, что я больше всего в нем не люблю, – агрессивность. Все играли как в вату. Публика кричала «браво»…

23 апреля, вторник. Юбилей театра. 10 лет. 12 часов – в фойе зажгли свечи. Мы – основоположники – «кирпичи», как нас окрестили, – 10 человек (Славина, Кузнецова, Комаровская, Полицеймако, Петров, Колокольников, Возиян, Хмельницкий, Васильев и я) с этими свечами прошли мимо вывешенных внизу всех наших афиш и поднялись в верхний буфет. Там выпили шампанского. Мне всегда почему-то стыдно немного этих ритуальных действий. Потом стали приходить гости и поздравлять. Вознесенский принес в подарок щенка, большого, розового, с голубыми глазами, с красным лаковым ошейником. Сказал, что это – волкодав и что он будет охранять театр. С общего согласия отдали этого щенка мне, и я помчалась с ним домой… Вечером – «Добрый». Цветы, «ура», «браво»… Огромный банкет, человек на триста. Длинные столы в верхнем фойе ВТО. Я за столом с вахтанговцами – Яковлевым, Максаковой, Ульяновым, Парфаньяк. В зале – концерт-капустник. Веня, как всегда, постарался. Жаль, что меня не взяли… Высоцкий сочинил длинные стихи. Прекрасно! Фильм о нашем «Гамлете». К сожалению, мои неудачные куски, фильм о гастролях в Алма-Ате. Разошлись поздно.

26 апреля, пятница. «Гамлет». До середины июня «Гамлета» не будет – Высоцкий уезжает во Францию…

13 июня. Утром – репетиция «Гамлета». Володя подарил брелок с круглым камешком[3]. Очень нежен, в хорошем настроении. Вечером – «Гамлет» – наша сцена – хорошо. Высоцкий после заграницы несколько дней живет в каком-то другом ритме. Видимо, шлейф не нашей жизни.

24 июня. …вылет в Набережные Челны на гастроли. Сидели с Высоцким – говорили о житье-бытье, о Париже, о Марине…

28 июня. …каждый день спектакли и бесконечные концерты. Нас вывозят то на какие-то стройки, то в цеха. На каком-то концерте Высоцкий пел «Я не люблю, когда стреляют в спину, я также против выстрелов в упор…». Мы стояли за кулисами, слушали эту песню, и я сказала, что не люблю, когда о таких очевидных истинах слагают стихи. На что мне Васильев, повернувшись, резко ответил: «Да, но то, что не любит Высоцкий, слушает весь город, затаив дыхание, а то, что не любишь ты, никого не интересует…»

1 июля. Высоцкий договорился с кем-то, с каким-то начальством, нам дали маленький катер, и мы, несколько человек, поехали в Елабугу. Туда добраться можно только водой. Всю дорогу Высоцкий пел – «отрабатывал катер» – нас угощали. Приехали. Высокий отвесный берег, мы долго карабкались вверх… Огромная серая пустыня, серое небо, ветер. Довольно-таки большой поселок. Мы долго искали дом, где жила Цветаева. Как всегда, самый контактный и хозяйственный – Высоцкий. Ощущение – как за каменной стеной. Наконец нашли. Дом заперт. Постучались к соседке. Она, немного прохиндейничая: «Не понимаю, чего в последнее время ходят и ходят. Вот недавно приезжали писатели и с ними сестра Цветаевой, все расспрашивали. Сестра старая, седая, лохматая, с палкой. Все ходила по кладбищу, ведь никто не помнит, в каком месте похоронили Цветаеву, и вдруг она как закричит, забьет палкой о землю: “Вот тут она похоронена, тут, я чувствую, тут!” Ну, и на этом месте могилу сделали. Я испугалась, домой убежала. А чего, кажись, расспрашивать? Она-то и прожила у нас дней десять в конце лета, в начале войны. Снимали с сыном у соседей комнату. Я-то ее ни разу не видела. А в то воскресенье ее сын, Георгием, по-моему, звали, ходил с моим сыном – они одногодки – на аэродром картошку копать. Вернулись. Вдруг он прибегает к нам весь белый: мама повесилась. Я не ходила смотреть, но говорят, повесилась она в пристройке, потолок там низкий, она колени подогнула, а чтоб замок не ломали, она изнутри дверь веревкой завязала. А на керосинке теплая жареная картошка была для сына… Тот дом вообще несчастливый. Столько раз его перестраивали, а там все равно какие-нибудь несчастья. Сейчас он весь перестроен. Той комнаты и пристройки уже нет. А кто она, писательница, что ли?» Мы пошли на кладбище, нашли могилу Цветаевой. Кладбище старое, большое, зеленое. С каменной оградой-входом. Могила ухоженная, аккуратная. На сером скромном камне написано: «Марина Ивановна Цветаева, 26 сентября 1892 – 31 августа 1941-го года». На могиле положен кем-то маленький букетик свежей земляники