Амазонка - Семен Резник

— А ты веришь в это? — она заглянула ему в глаза.

— И верю, и нет, — он пожал плечами. — Хотя, наверно, что-то такое существует. Ибо если за гробовой доской нет ничего, то каков смысл жизни? Здесь нет логики. Я думаю, что земная жизнь — это лишь видимая часть айсберга, а невидимая — там, под водой.

— А я думаю, что смерть детей — это расплата за грехи родителей, — грустно сказала Дорис и задумалась.

— Возможно, ты и права. Я думаю, ученые докажут: переход от биологической форме жизни к полевой возможен. Тело разрушается, а душа в форме энергетического объекта остается. Навечно! Тебе, наверное, неинтересно?

— Нет, нет! Продолжай!

— Я думаю, душа существует, только в другом мире, невидимом, неощутимом. Хотя… — он замялся.

— Что — хотя?..

— Хотя порой эти миры соприкасаются…

— Сны… мои сны… — прошептала девушка и побледнела.

— Какие сны? — вырвалось у Энрико. Он увидел, как взволнована девушка.

— Я как-то говорила, что встречала тебя, помнишь?

— Да!

— Так это было в моем сне. Точнее, в моих снах. Страшных моих снах, — Дорис подчеркнула слово «страшных».

— Но почему страшных?

— Они всегда одинаково плохо кончаются. При этом меня охватывает тревога… Ты, может, думаешь, что я «не того»? — она улыбнулась, чем обрадовала Энрико.

— Да нет! Тебе надо плюнуть на эти сны. Сплюнуть три раза, — улыбнулся он. — А вообще тебя надо отвезти в город, чтобы ты развеялась. Там много мест, где можно приятно провести время. Конечно, если ты не против…

— Ты только не смейся надо мной: я никогда не была в ресторане или на дискотеке, — покраснела она. — Только не теперь. Я постоянно думаю о моем несчастном братике… Только не теперь. А дальше видно будет. Энрико, сегодня утром приходил какой-то тип из полиции, инспектор Купер. Он интересовался тобой.

— Мной?! — воскликнул Энрико.

— Он этого не сказал. Просто спросил, когда я видела тебя в последний раз, — рука ее теребила брошку на платье.

— Наверно, из-за той драки, — улыбнулся Энрико.

— А что произошло? — поинтересовалась девушка.

— Врезал одному кретину так, что его унесли, — соврал Энрико.

— И за что?

— До так, из-за пустяка. Слово за слово…

— Надеюсь, тебя не забрали в полицию? — перебила его Дорис.

— Забрали, но потом выпустили. Отец помог.

— А кто твой отец?

— Понимаешь, Дорис, в нашем мире есть люди, от которых зависят судьбы многих людей, и они не занимают при этом никаких постов в правительстве. Таков мой отец. Думаю, он иногда жалеет, что мы уехали из Сицилии. Мы там жили бедно, просто и счастливо. Обычная крестьянская семья.

— А когда вы уехали?

— Когда мне было чуть больше трех, — усмехнулся Энрико.

— И ты все помнишь?

— Да.

— А я ничего не помню в три года. Ничего! — задумалась она.

Дорис вспомнила себя маленькой девочкой, с большим белым бантом в волосах, сидящей на коленях отца. Было тепло и уютно. Весело потрескивал огонь в камине. Отец что-то рассказывал, может быть, сказку о волшебном колечке.

— Папа, а где моя мама? — спросила маленькая девочка.

Отец долго молчал. Она вспомнила, что из глаз его покатились слезы.

— Ты плачешь, папа? — испугалась Дорис.

— Мама… мама уехала… надолго, — произнес отец и поцеловал дочь.

Дорис тогда было лет пять.

Глава 4

Едва только слепая ночь проклюнулась чуть уловимым рассветом, Хуан открыл глаза. Он спал час или два, и если бы не пронизывающий до костей дьявольский холод, он ни за что бы не проснулся. Пленник еще не отошел от ночного кошмара, в котором его преследовал грозный зверь. Казалось, исчадие ада рядом, за тонкой стеной из бамбука; вот-вот морда чудовища окажется в окне.

Но все-таки ночь уходила. Хуан лежал на земле, свернувшись в калачик. Потом поднялся, подошел к узенькому окошку. Было уже достаточно светло. Деревья и кустарники окутал туман. Проступали контуры хижин. Вокруг стояла тишина, а по небу плыли низкие серые облака. Кое-где в просветах облаков мерцали бледные звезды. Никакого чудища, как и следовало ожидать, и в помине не было.

Хуан прислушался. Ни звука. Ничто не говорило, что его охраняют. Но так было и ночью…

«Надо что-то делать», — подумал он. Вдруг тихий шелест за дверью заставил его сначала замереть, а потом притаится за дверью. Ждать пришлось недолго. Дверь медленно отворилась, и вошли два безоружных воина, неся глиняные чаши с едой. Не обнаружив пленника, они так и застыли на месте, не зная, что предпринять.

Моментально один из них получил страшный удар ребром ладони по сонной артерии и рухнул как подкошенный. Чаша упала на пол и разбилась. Другой тоже не успел ничего сделать, ибо сильнейший удар в подбородок заставил его отключиться.

Теперь путь был свободен, и Хуан, словно на крыльях, ринулся к выходу. Упругий утренний ветер коснулся его тела.

«Быстрей, быстрей отсюда!» — только и думал он. Бросился между хижинами, но внезапно свет померк в его глазах. Он упал, ткнувшись лицом в траву. Рядом с поверженным стоял гигант, держа огромную дубину, которой он воспользовался. Затем он отвязал рожок у пояса и подул в него. На звук, точно из-под земли, появилось еще несколько дикарей, вооруженных копьями.

Гигант индеец указал на мулата. Воины послушно подняли бесчувственное тело Хуана и двинулись к хижине, где раньше содержали пленника.

Громкие звуки барабана вывели Хуана из забытья. Он было открыл глаза, но страшная боль в голове заставила их закрыть. Минут пять он лежал неподвижно, в голове мелькали отрывочные мысли, которые он тщетно старался собрать воедино. Превозмогая боль, Хуан открыл глаза и увидел, что лежит у самой стены, связанный по рукам и ногам. За стеной по-прежнему барабан издавал громкие аритмичные звуки, слышен был еще странный духовой инструмент. На улице явно что-то происходило. Если бы он смог повернуться на другой бок, то через щель увидел бы улицу. Хуан попытался сделать это, и после изнуряющих, трудных попыток ему это удалось. Теперь он лежал лицом к стене. Вдоль улицы, напоминавшей пустырь, сгрудились хижины. И ни одного человека, хотя барабанный бой раздавался рядом. К полудню стали собираться дикари: одни приходили, другие уходили… потом появилось много детей, женщин. А барабан грохотал, иногда прерываясь. И тогда на уши Хуана давила тишина. Хуан решил, что идет подготовка к какому-то ритуалу. Быть может, даже связанному с ним.

«Возможно, они хотят принести меня в жертву своим неведомым богам, — подумал он, и волосы его стали дыбом. — И после всего, что я испытал, это справедливо?»

Тем временем на площади собралась большая толпа дикарей. Все они были в набедренных повязках, а лица разукрашены какой-то красной растительной краской. Симметричные линии покрывали их тела. Они толпились на небольшом пространстве и были сильно возбуждены. Некоторые размахивали руками и кричали. Толпа успокоилась, едва зазвучали звуки трубы или какого-то другого инструмента. При этом звук барабана стал более ритмичным. Хуан не мог видеть «оркестрантов», но люди перед ним веселились вовсю. Танцевали почти все, а зрителей оставалось мало.

Наконец танцы закончились. Громко затрубил рог, издавая неприятный резкий звук. Хуану он показался таким жутким, что по телу поползли мурашки. В это время к его хижине подошла группа мужчин, их тела были разукрашены не так, как у остальных. На запястьях светлые каучуковые ленты. Среди них выделялся вождь — высокий человек с хорошо развитой грудной клеткой и лицом, выкрашенным золой. В остальном он походил на прочих индейцев, которые всячески старались угодить ему. Вождь был чем-то разгневан: он кричал и размахивал ножом над головами собравшихся.

Несколько человек бросились прочь, но потом вернулись. Они несли связанного человека. Пленника бросили к ногам вождя. Тут же, на маленькой скамеечке, сидела старуха. Она внезапно завизжала и начала размахивать руками над поверженным пленником. При этом старуха словно извлекала, что-то невидимое из тела индейца и бросала внутрь огромной тыквы. Люди, стоящие кругом, не спускали глаз с бесноватой старухи. Затем колдунья вошла в транс. Все встали на колени. Когда старуха успокоилась, дикари, отчаянно вопя, бросились к жертве. Но их остановил властный голос вождя. Все мгновенно смолкли и остановились. Вождь кивнул головой — из толпы выделился индеец. Он решительно подошел к жертве и полоснул ножом по шее. Хуан, наблюдая за этим, испытал шок. В следующий момент палач вспорол живот жертвы и вынул дымящиеся внутренности. Окровавленными руками он бросил их в глиняные кастрюли. Затем началось расчленение тела. Останки бросили в огромный глиняный чан.

Вновь затрубил рог и загремел барабан. Опять начались танцы. Ничто не напоминало о трагедии, произошедшей несколько минут назад.