Гербарий (СИ) - Колесник Юна

Поддеваю грязным ботинком такую же грязную перелопаченную землю. Мечтаю: «Вот найти бы зажигалку какую-нибудь приметную, сувенирную, с гравировкой, эффектно выйти по ней на злодея и порадовать девочку». Закуриваю. Набираю номер, окончательно вживаясь в роль киношного детектива:

— Соколова, приветствую. Это Илья. Скажи-ка, а Артём курит?

— Здравствуйте. Нет. И не пробовал никогда.

— А кто из ваших курит?

— Ну я курю, вы же видели. Никита курит.

— Ты — бросай. Ещё кто?

— Антон, брат Артёма…

— Ясно. Как дела-то твои?

— Мои — хорошо, — она отвечает слегка недоумённо, очень холодно. — Только непонятно, Артёму это как поможет?

Я не дослушал. Буркнул: «Ну бывай» и отключился.

Брат. Побеседовать бы с ним. Дома у Артёма в то утро была суета — мать увозили в больницу, но брат, может, что-то путное расскажет?

Вернувшись в город, сначала зависаю в соцсетях. Где они сейчас тусуются? ВКонтакте, Инстаграм? У Артёма новая совсем страница: море, Олеся, Олеся… А вот и брат его — Антон, не запутаться бы… какие-то клубы, хотя нет — вот и из офиса, вполне приличный человечек. Едем дальше: друзья, друзья друзей. Ничего любопытного, но на душе становится тоскливо: молодые, полные сил, а ты, Илюха, в кого превращаешься? В крыску кабинетную.

Открываю профиль Олеси. Маскарадная страничка: яркая, провоцирующая. А вот и тот самый Лазарев, бывший Олеськин парень, до сих пор в друзьях у неё, голубчик. На деда как похож! Тот же нос с горбинкой. Сколько девок вокруг него — мама не горюй, и ни одной фотки с семьёй. А ведь у него дочка растёт. Вот его, мажора, закрыть бы лет на пять, из воспитательных соображений. Нет, не он, точно не он, мараться не станет, да и забыл уже про Олеську, скорее всего.

Так. Что ты можешь, Илья Петрович? Система уже заработала челюстями, теперь перемалывает, довольно пуская слюни. Ты не адвокат, чтобы высосать из пальца мощную защиту. Алиби у парня нет. Сделать ему алиби? Как?

А что ты вообще умеешь, Илюха? Нарики, бытовуха, таблицы, графики. Отчёты, показатели. А в чём ты силён? Точно не в документах. Твоя фишка — дознание. А что это в первую-то очередь? Для тебя — выяснение причин. Ты умеешь слушать, вычленять из сумбура главное. Сравнивать, наблюдать, вытаскивать мотивы по зёрнышку, чтоб следствие потом в сторону не ушло. Но вытаскивать не из бумаг, не с места преступления, а из человека. Вот что ты можешь. Уже лучше. Но если и беседовать, то с теми, кто совсем рядом. Здесь от кого-то из своих подстава.

На следующий день, благо, это воскресенье, планирую несколько встреч.

Сначала с девчонкой этой, Олесей. Она рыдает, постоянно рыдает. «Как вы не понимаете? Я выросла там, с бабулей! А сейчас никого у меня не осталось! Мама с отчимом уехали. Дура, какая же я дура… С Тёмкой всё сложно, он такой… он хотел подождать. А чего ждать? Я свадьбу хотела побыстрее и жить отдельно. Они могли бы нам квартиру купить, могли бы! Я разве виновата, что мать у него опять заболела?» Нет, не она. Наследство? Дом давным-давно переписан на неё, на внучку. Да и накоплений у бабули почти не было, всё на жизнь уходило.

Чижов, Никита, парень Соколовой, от разговора со мной отказался наотрез. Развернулся и ушёл. Не дурак. Но и у него мотивчик можно найти. И пара приводов есть. Гол как сокол. Зависть? Ревность? Конечно, пол-общаги видели его в тот вечер, они винцо пили, пели, всё мирно. Но там и Артёма видели, и саму Милку — они собирались домой, вместе вызывали такси. Сначала её подвезли, а потом он один поехал, сказал, к родителям вещи разбирать. Плохо. Опять плохо. Пожар случился в два ночи. Можно ли было незаметно пробраться мимо вахтёра и доехать до этих чёртовых Осинок с десяти до двух? Да без проблем.

С Антоном я встречаюсь возле офиса телекомпании. Беседа выходит очень краткой. Скорее не беседа, а монолог. Он говорит — я слушаю.

— Свою точку зрения я изложу. Пусть и в очередной раз, мне несложно. Во-первых, брат мой связался с дурной компанией. Удрал из дома после школы. Съёмная квартира, потом общежитие, спиртное, — он развёл руками. — А ведь рос отличным парнем, и увлечения правильные, и моральные ценности на высоте. Влияние социума, не иначе. Возможно, напугать он её хотел, невесту свою. Напугать, а потом спасти. Знаете, этакое геройство на грани с помешательством. А когда понял, что ситуация вышла из-под контроля, сбежал. Плюс, конечно, состояние опьянения… Во-вторых, он её ревновал… — Антон двинул подбородком, словно зубы сжать хотел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— К кому? — я удивился.

— …к дому к этому, к бабке. Там была Олесина конура, логово, в котором всегда укрыться можно. А теперь дома нет, и бежать ей некуда. Я не думаю, что планировалось… — он поморщился. — Убийство. По сути, подростковое баловство, а вылилось в преступное деяние.

Конура… Вспоминаю калитку без замка, жижу эту под ногами… Я ботинки еле отмыл, до сих пор возле батареи сохнут, хорошо хоть, что тепло дали. И тут загорелось искоркой в мозгу: были ли у Артёма джинсы и обувь в деревенской грязи? Не знаю. Пошёл ва-банк:

— Антон, где вы такую обувь берёте? Это итальянские? — быстро спросил я, кивая на его совершенно новую пару туфель. — И ещё один вопрос, прошу прощения: в то утро кто его пустил домой? Это вы встречали брата?

Ответ был слишком мягким, ласковым:

— Во-первых, туфли — это подарок. Во-вторых, в ту ночь я не ночевал у родителей. У меня, знаете ли, тоже личная жизнь. А в-третьих, вы слегка перегибаете палку. Ни ваш вопрос, ни вы сами к делу не имеете никакого отношения. Частной практики, уверен, у вас тоже нет. Я ведь мог бы и не соглашаться на этот разговор, так?

Я рассыпался в извинениях и удалился, матерясь, кляня себя за неосторожность. Но где же он был тогда ночью, если не у родителей? А впрочем, это неважно.

Сижу в кафешке часа два подряд. Очень хочется выпить. Каких людей надо бояться? Вот таких, пожалуй. Холодных, терпеливых, поджидающих момент. Как всё было? Сложно сказать. Скорее всего, он вырубил Артёма у подъезда, затолкал в машину и повёз с собой. Возможно, и его хотел туда же — в огонь, но когда Олеся выскочила, понял, что опоздал. А может, изначально так изощрённо задумал — только куртку подбросить. А потом — обратно в город и оставить парня на скамейке. Тот очухался, сам добрёл до квартиры. Как можно эту версию проверить? Экспертиза автомобиля. Камеры на дорогах. Дворники во дворе. Бабушки-соседки. Зацепки есть и много. Но постепенно я начинаю понимать, что не стану этого делать.

Поэтому и с итоговой запланированной встречей тяну до последнего. Отец Артёма, смуглый, с неухоженной, когда-то стильной бородой, приходит раньше меня. Крепкое рукопожатие, настоящее, и минуты три тишины.

— Вадим Михайлович…

— Вадим.

Киваю. Издеваться над ним будет недостойно. Спрашиваю сразу:

— Скажите, где ночевал Антон в ту ночь?

Он дёргает бровью, вглядываясь в меня, будто запоминая, а мне думается, что в юности это лицо было настолько живым, что каждая эмоция считывалась, как с экрана. Сейчас — нет. Чистый лист. Он расправляет плечи и говорит:

— У меня встречный вопрос. Зачем вам это надо?

— Меня попросили помочь.

Он кивает, невесело улыбается:

— Милка? Хорошая девушка, простая, сильная. Чем-то на Марину мою похожа, не внешне — по судьбе, по характеру. А насчёт сына… Не беспокойтесь! Ко мне приехал друг из столицы, юрист, он поможет.

— Не уходите от ответа, Вадим. Система наша вечно голодна. И она хочет вашего мальчика сожрать. Может и юриста на закуску прихватить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Согласен. Ей всё равно кого жрать — женщин, детей, невиновных или виноватых. Но нам с этим жить дальше. Если всё станет известно, ни Марина, ни тёща этого не переживут.

Полунамёки. Мы уже поняли друг друга.

— Антон ночевал у бабушки?

— Она говорит — да.

Одинаково наклоняем головы, жмём друг другу руки. Он уходит, не прощаясь. Смотрю ему вслед — совсем молодой мужик, всего лет на восемь старше меня, а уже такие взрослые дети. Сын и пасынок. Яблоко и паданец. Мне противно до тошноты.