Возлюби гнев свой! - Рушель Блаво

приставали к крестьянину. Односельчане удивлялись этому – их-то слепни с оводами кусали ужасно больно – но объяснить, почему так происходит, не могли. Когда же спустя несколько дней после начала косьбы луг был выкошен, то Тимофей занимался вплотную сушкой травы. Нет, конечно, он сушил травы и пока косил – куда же, спрашивается, девать ту траву, что уже скошена, не оставлять же просто так. Но всерьез этим делом заниматься крестьянин начинал только после того, как косьба заканчивалась полностью. На сушку тоже уходило несколько дней, потом сено складывалось в стога, которые Тимофей оставлял на лугу до самой осени, а осень на телеге вывозил к себе в сарай – так было сподручней для того, чтобы зимой сено для коз и овей было всегда под рукой. В этот год Тимофей сделал все как обычно: выкосил луг, высушил траву, сметал сено в стога и оставил стога посреди луга. Всего стогов, как уже повелось с годами, вышло целых пять. Но вот раз в середине августа ехал Тимофей через свой луг, смотрит и глазам не верит – стогов стоит только четыре. Что же это такое? Озадачился Тимофей и на следующий день снова поехал на свой луг – так и есть: теперь стогов уже всего лишь три. Стало быть, ночью кто-то вывозит сено! И тогда Тимофей приехал на луг поздним вечером, затаился и стал ждать. Около полуночи, как Тимофей и загадывал, послышались по подрастающей уже траве мягкие такие шажки. Ночь лунная была, потому не составило труда Тимофею разглядеть маленького человечка с большими и печальными глазами. Человечек прокрался к стогу, что стоял ближе всего к лесной опушке, с легкостью невиданной оторвал весь стог от земли, взвалил себе на плечи и потащил. Понял Тимофей, что этот человечек – сам Полевик. Понял и улыбнулся, потому что знал старинное заклинание на Полевика. Как только шепотом крестьянин это заклинание произнес, так тут же Полевик с проворством небывалым развернулся и потащил стог назад, поставил его на место, убежал куда-то и вскоре появился с двумя ранее украденными стогами. Их тоже поставил на лугу, поклонился Тимофею, но не исчез, а остался – остался для того, чтобы с этого момента помогать крестьянину, охранять его стога. И поступил так Полевик вовсе не из-за того, что услыхал заклинание, а из уважения к Тимофею, ведь был Тимофей работящим и добрым, а эти качества даже к полевиков в почете.

Сказка вторника

Старый капитан не один десяток лет водил свой корабль по бескрайним просторам морским и океанским. Казалось, в морях и океанах не осталось уже таких мест, в которых не побывал бы наш капитан. С командой капитан был строг, но справедлив, стихии не боялся, но уважал море и его обитателей. И море до поры до времени было добрым к кораблю, которым командовал старый капитан. Раз случилось кораблю проходить недалеко от экватора мимо острова, который издалека казался так прекрасен и дивен, что не свернуть в его сторону было ну просто невозможно. Сначала остров это увидал с мачты мальчик-юнга, потом и другие матросы тоже увидали. И стала команда просить своего капитана хотя бы на часок заехать на этот остров, посмотреть вблизи на эти деревья, которые кажутся такими прекрасными издалека. Было у старого капитана предчувствие, что не стоит кораблю сворачивать с курса – ждет возле этого острова команду что-то неладное. Но капитан был человеком добрым и уступил просьбам матросов – скомандовал повернуть в сторону острова. Было же предчувствие неспроста – совсем немного оставалось до берега, когда корабль вдруг ткнулся резко во что-то твердое, покачнулся, едва не уронив мачты, и замер. Корабль сел на мель. Капитан знал, что на этом участке моря очень долго еще не будет никаких других кораблей. Ждать помощи было неоткуда, самим же со спасением корабля было не справится. Много видел капитан на своем веку, доводилось и сидеть на мели его кораблям, но вот так сесть, как случилось нынче, пришлось впервые – старый капитан сразу понял это по расположению судна и по тому, как дул нынче ветер. Задумался капитан, но сколько не думал, а придумать так ничего и не мог. Команда же надеялась на своего капитана. Все ждали, что он скажет. И никому из команды даже в голову не приходило, что капитан может сдаться, опустить руки. Капитан ж хмурился все больше и больше. И когда уже готов был капитан встать и признаться перед своей командой, что выхода он не видит, тут вдруг откуда-то к кораблю приблизилось несколько дельфинов. Дельфины едва взглянули на судно и стали посвистывать так, как умеют эти животные. И на свист стали подплывать с разных сторон другие дельфины. Собралось их так много, что казалось, будто вблизи корабля не осталось воды совсем, а были только дельфиньи гладкие спину, украшенные строгими плавниками. И вот все эти дельфины словно по команде ткнулись в корму корабля, ткнулись так сильно, что корабль покачнулся и враз сошел с мели на глубокую воду. Вся команда, не исключая старого капитана, дружно зааплодировала дельфинам. Корабль стал набирать ход, дельфины же еще некоторое время сопровождали движение судна по зеленоватым волнам моря. Потом дельфины отстали, и корабль плыл уже в одиночестве. Матросы размышляли, почему дельфины поступили так, однако ответа найти не могли. Капитан же молчал. Старый капитан знал ответ, но никому его не говорил. Много лет назад капитан спас маленького дельфиненка от злой акулы – отпугну ее выстрелом из ружья, когда та уже собралась проглотить малыша. Дельфины же помнят добро. Капитан знал это. И среди тех дельфинов, которые столкнули корабль с мели, узнал капитан и спасенного им дельфиненка. Только теперь это был уже не малыш, а взрослый красавец-дельфин с умными и чистыми глазами.

Сказка среды

Фридрих был очень хорошим кузнецом. И не мудрено – ведь и отец его, и дед, и прадед, и даже дед деда и дед прадеда тоже были кузнецами. Много поколений семья Фридриха трудилась в этой кузнице, радуя местных жителей и заезжих гостей плодами своей работы. Всем же, кому доводилось бывать в кузнице Фридриха, не мог не броситься в глаза царивший повсюду порядок: пол был чист выметен, не полках, что крепились к стенам, не было ни пылинки, инструмент был уложен, как говорится, один к одному. Даже огонь в кузнечной печи, казалось, всем своим видом излучает порядок. Сам Фридрих тоже, несмотря на то, что работал весь день с утра до