Музыка жизни - Ирина Архипова

Его вопрос-требование был тем более значим, что Николай Николаевич при моем поступлении в консерваторию оказался среди тех педагогов, которые слышали меня только на третьем туре, и возражал против моего зачисления. Через год Н. Н. Озеров, прослушав меня на экзамене за первый курс, сказал, что признателен педагогу, который настоял на том, чтобы принять эту певицу в консерваторию, добавив при этом: «Эта девушка с будущим».

Я и сама, закончив четвертый курс, все чаще задавала себе вопрос: менять или нет профессию? И все откладывала и откладывала принятие решения. Но сомневаться до бесконечности было нельзя, совмещать службу и консерваторию — тоже. И я решила, что пока возьму на работе отпуск за свой счет на год, чтобы полностью посвятить его учебе, перейдя на дневное отделение. При этом мне приходилось думать и о материальной стороне: у меня была семья (правда, в ней уже что-то не ладилось), ребенок, я не хотела свои финансовые затруднения перекладывать на плечи родителей. На дневном отделении я могла рассчитывать на стипендию, которая в какой-то степени соответствовала тому, что я зарабатывала в проектной мастерской в годы учебы в консерватории.

Дело в том, что по закону студентам-вечерникам разрешалось сокращать рабочий день и отпускать их на учебу — сначала на час раньше, потом, на старших курсах, на два часа и т. д. На четвертом курсе я так сократила свой рабочий день, что моя зарплата становилась почти равной студенческой стипендии.

В своем заявлении об отпуске я объяснила, что затратила уже много сил и времени на учебу в консерватории, что хочу получить серьезное музыкальное образование, а осуществить это можно, только полностью посвятив себя учебе. Я просила предоставить мне годовой отпуск, с тем чтобы потом вернуться. Но вышло так, что я больше не вернулась в архитектуру.

Чтобы перейти на дневное отделение вокального факультета Московской консерватории, я сдала все экзамены, которые требовались по программе этого отделения и которых не было в программе вечерников. Устранив эту разницу, я с полным правом перешла на пятый курс. Теперь я могла заниматься только учебой и наконец-то… отоспаться: работая и одновременно учась, я в течение нескольких лет постоянно недосыпала. Поистине, только в молодости можно выдержать такое напряжение.

Перейдя на дневное отделение, я, что называется, «рванула» вперед по всем дисциплинам и особенно по вокалу. Я самозабвенно пела в спектаклях Оперной студии, в любых ролях, которые мне давали. Одновременно начала работать над дипломной программой.

Концертную программу выпускного экзамена мы пели в Малом зале консерватории. Я пела девять вещей — целое отделение: арию альта из мессы Баха (под орган), арию Эболи из «Дона Карлоса» Верди (тогда ее никто не пел, да и опера не шла в Москве), песню Шуберта «Ты мой покой», каватину царицы Тамары из оперы «Сказание о Шота Руставели» грузинского композитора Аракишвили, арию Иоанны из «Орлеанской девы» Чайковского и его же серенаду «О, дитя», затем в программе был «Пастушок» Шапорина и две народные песни — русская «Ох, долга ты, ночь» и чешская «В долине одна». Такое разнообразие музыкальных жанров должно было показать профессиональные возможности выпускницы консерватории.

Партию фортепиано исполняла Нина Семашко (Афанасьева). Ее пригласил в свой класс в качестве концертмейстера Л. Ф. Савранский. До этого моим концертмейстером была Екатерина Николаевна Терновец. Она была очень опытным педагогом, прекрасно знала вокальный репертуар — ходячая энциклопедия да и только. Но всегда опаздывала на занятия и иногда приходила за пять минут до того срока, когда мне надо было идти на урок к профессору. Я не могла по-настоящему подготовиться, успевала только спеть несколько упражнений. Леонид Филиппович терпел, терпел это, потом пригласил другого концертмейстера Нину Семашко и не ошибся: Нина была прекрасной пианисткой, умной, серьезной.

Вечер моего дипломного концерта выдался душный, хотя над Москвой и прогремела гроза, прошел ливень. Воздух был влажный. Тем не менее зал был переполнен, пришло много моих друзей-архитекторов. Конечно же, я волновалась. Но все прошло хорошо. Впервые я имела успех! И столько цветов…

А потом пришлось стоять за сценой на лестнице и ждать объявления результатов экзамена. Там ко мне подошла Р. И. Жив (Михайлова) и сказала очень добрые слова: «Вы меня просто поразили. Я такого диплома никогда не слышала. У вас большое будущее!» Хотя в последний год учебы в консерватории мне не раз приходилось слышать в свой адрес похвалы, мнение Ревекки Исааковны было важно для меня: она была очень опытным концертмейстером, училась у Гнесиных, работала ассистентом нашего замечательного пианиста А. Б. Гольденвейзера.

Но вот объявили результаты — мой дипломный концерт получил высший балл! Теперь надо было готовиться к выпускному спектаклю в Оперной студии. Там я спела партию Любаши в «Царской невесте» Римского-Корсакова. В экзаменационной комиссии сидели очень большие мастера. После спектакля мой замечательный педагог Леонид Филиппович и принимавшая меня когда-то Елена Климентьевна похвалили нашу работу. Помню, как Е. К. Катульская сказала: «Вот и проявился наш талант». Конечно, в моем успешном выступлении в партии Любаши сказалась и работа режиссера, и усилия педагога, подготовившего со мной эту роль, и, думается, моя профессия архитектора — умение «выстраивать» партию…

В Московской консерватории издавна существует традиция — выпускники дают концерты в честь окончания альма матер. Я тоже участвовала в концертах, посвященных 85-му торжественному акту выпуска, — пела Весну из пролога «Снегурочки» Римского-Корсакова и каватину царицы Тамары из оперы Аракишвили. В тот год со мной оканчивали консерваторию многие молодые музыканты, ставшие впоследствии очень известными: дирижер Геннадий Рождественский, скрипачи Маринэ Яшвили и Эдуард Грач, композитор Александра Пахмутова, пианисты Александр Бахчиев и Лазарь Берман…

Итак, диплом Московской консерватории я получила. Строить планы на будущее не пришлось: меня вызвал к себе проректор Г. А. Орвид (одно время он был директором Большого театра) и сказал: «Мы следили за вашим развитием и рекомендуем вас в аспирантуру». Когда я рассказала об этом предложении дома, родители были очень довольны — они считали, что быть аспирантом это хорошо, это серьезно. Им казалось, что все складывается удачно для меня и для них — нам не надо расставаться, мне не придется ездить с концертами на гастроли и надолго покидать дом.

Я смотрела на ближайшую перспективу не столь радужно. В моих планах не было намерений готовить себя к преподавательской деятельности. Дело в том, что в отличие от других аспирантур консерватории, аспирантура на вокальном факультете — это явный крен в сторону педагогики. Все это было бы хорошо, если бы я уже не думала об исполнительской деятельности.