Аграрная исстория Древнего мира - Макс Вебер

«Несвободный труд на дому» («die unfreie Heimarbeit»), как один из видов барщины (des Robottsystems), имеет экономически слабые стороны последней, и еще вопрос, в какой мере она служила целям производства для рынка. Фараоны и храмы пользовались такого рода трудом главным образом для надобностей храма, дворца и государства, в особенности, конечно, в тех случаях, когда сырье было вывезено фараоном (или храмом) из-за границы или добыто им из недр земли; рядом с этим могла производиться продажа продукта на рынке. Во всяком случае, и эта работа там, где она встречается, представляет собой работу в собственном мелком (семейном) производстве раба.

Квалифицированный рабский труд в крупном производстве, как явление длительное и нормальное (и за пределами немногих крупных торговых центров), можно встретить только на местах рабов-руководителей — старшего рабочего или инспектора в руднике или на плантации, в конторе, в частности, ведущего кассу и заведующего счетоводством (ввиду возможности подвергать их пытке) и т. д. Но этой аристократии среди рабов, обыкновенно в интересах самих же господ, разрешалось иметь подобие собственной семьи (contubemium) и подобие собственного имущества (peculium[35]); иной раз даже соглашались уважать их завещания (как у Плиния[36]) и, сверх того, почти всегда предоставляли им возможность выкупа на волю. Тем самым этот род эксплуатации рабов является уже переходной ступенью к эксплуатации обученного раба, т. е. или обучившегося уже до своего обращения в рабство (по причине войны или банкротства), или отданного в ученье господином за свой собственный счет, только как источника ренты (als Rentenfonds).

Такая эксплуатация могла производиться посредством отдачи раба внаем в качестве «работающего на заказ» («Lohnwerker»), что носило массовый характер, причем нередко риск, связанный со смертью раба, переносился на нанимателя. Но еще выгоднее было, потому что тут затрагивался собственный интерес раба, снабжение раба известной суммой денег (peculium), с которой он мог бы заняться ремеслом или мелкой торговлей на свой страх и риск. Господин получал свою άποφορά[37], которую он мог увеличивать, поскольку это можно было сделать, не ослабив собственного интереса раба; кроме того, он мог амортизировать стоимость вложенного в раба капитала через посредство его самого, предоставив рабу возможность употребить сбережения от своего заработка на выкуп себя из неволи, но и при выкупе раба сохраняя за собой право получать со своего бывшего раба определенные платежи и службы, и — для чего особенно римское право предоставляло в его распоряжение самые разнообразные правовые формы — присваивая себе из наследства вольноотпущенника[38] установленную законом или контрактом, или завещанием долю (в некоторых случаях и все наследство целиком). Риск потери капитала из-за смерти раба сильно уменьшался, когда раб устраивался самостоятельно, обзаводился семьей и обучал детей своему ремеслу. Ручательство господина за коммерческие дела раба, рабское право, обычно ограничивалось лишь размером его пекулия, хотя, конечно, формально он имел право наложить руку целиком и на все предприятие своего раба. Однако, слишком часто пользоваться этим правом, по крайней мере, крупному рабовладельцу в древности — как и в России перед освобождением крестьян — мешала необходимость поддерживать собственный интерес раба, а также — достигшее в России в свое время такого совершенства — искусство рабов утаивать свое имущество. Очень многочисленные во все периоды древней истории и вызывавшие нередко вмешательство законодательства случаи отпуска рабов на волю, которые, конечно, не могут же объясняться одним тщеславием господ и потребностью их приумножить свою клиентуру для политических целей, показывают, как хорошо действовал собственный интерес раба. Но этот несравненно более верный способ извлечения выгоды из владения рабами явным образом уже представлял собой замену капиталистической эксплуатации раба в качестве орудия производства для получения «прибыли» получением с него «ренты» и выкупных денег.

«Борьба между свободным и несвободным трудом» происходила тогда, главным образом, в области мелкого промышленного производства и мелкой торговли; но это не была борьба между крупным производством на основе рабского труда и свободным мелким ремеслом. Тот громадный экономический и политический риск, который ложился бы бременем на всякое состоящее из рабов имущество при непосредственной их эксплуатации, как средства производства, тогда отпадал. Такое положение вещей было широко распространено в древности. Наряду с совершенно лишенными владения свободными крестьянами, мелкими арендаторами, мелкими торговцами и ремесленниками, работающими на заказ (Lohnwerker), существовал а) слой свободных мелких собственников, занимавшихся торговлей и мелким ремесленным производством (для рынка) (Preiswerker), которые могли иметь при себе в поле или в мастерской одного или нескольких рабов, может быть, взятых на войне в качестве добычи или купленных на свои сбережения, в качестве подручных («Gesellen»), а затем б) слой несвободных обученных ремесленников и мелких торговцев, крепостных крестьян или несвободных мелких арендаторов. Только в качестве взимающего подати господина (Tributherr) стоял тогда над самостоятельно хозяйствующим несвободным его крепостной барин (Leibherr), подобно тому, как над крестьянином и свободным мелким торговцем или ремесленником стоял иногда его кредитор, а над свободным колоном тот, у кого он снял землю. Этот способ эксплуатации раба в качестве «источника ренты» (als «Rentenfonds») для того, чтобы приносить господину прибыль, должен был, само собой разумеется, предполагать широкое местное денежно-хозяйственное разделение труда; но раз оно было налицо, он должен был, по вышеуказанным причинам, иметь тенденцию не только к занятию прочного положения наряду с эксплуатацией раба в качестве средства производства, но, естественно, и распространяться, в особенности там, где господин (как, например, полноправные граждане в противоположность метекам[39], должностная знать в противоположность «рыцарскому (всадническому) сословию») много времени отдавал политической деятельности и потому не мог сам заниматься хозяйством, в особенности, если к тому же цена на рабов держалась высокая.

Что касается конкуренции свободного и несвободного труда, то, при густоте населения, высоких ценах на землю и неизбежно возникающей при этих условиях интенсивной культуре, при свободном обороте, при отсутствии крепостных отношений, эксплуатация деревенского земельного владения в форме сдачи земли в аренду мелкими участками являлась в древности, как и в настоящее время, несомненно, самой выгодной в экономическом отношении. Ведь, вообще мелкое производство в сельском хозяйстве Древности является правилом, и только в плантационных культурах — к которым в древности принадлежали виноделие и культура оливкового масла — крупное производство с применением рабского труда было обычным явлением. Хлебопашество, да еще при состоянии древней техники, требовало слишком большого интереса со стороны рабочего, чтобы оно в качестве нормального явления могло быть доступно производству с рабским трудом. Только дешевизна рабов вместе с высокими ценами на производимые плантациями продукты являлась в сельском хозяйстве условием, благоприятным для крупного производства с применением рабского труда. В промышленности и в мелкой торговле премия на собственный интерес раба в виде возможности выкупа могла, пожалуй, оказывать свое действие и усиливать его конкуренцию везде, где вообще была возможность делать сбережения. Не было случайностью, что вольноотпущенники, которые, будучи еще рабами, научились работать и делать сбережения, достигали экономического преуспеяния; отчасти, конечно, это могло быть также просто последствием закрытия для них доступа к политической деятельности. Если надписи императорской эпохи делают вероятным, что рабский труд а) ив промышленности был представлен на Востоке слабее, чем на Западе, б) рабы чаще употреблялись на более грубых работах, то первое является отчасти следствием выясняемых ниже исторически сложившихся особенностей восточной культуры, отчасти же это показывает, какое важное значение имело обусловленное политическими причинами, более богатое снабжение рабами римского рынка; второе же объясняется тем, что города, естественно, не очень часто брали на себя риск и расходы, связанные с продолжительным обучением рабов. Поэтому нельзя считать прямое вытеснение свободного труда исключительно, или даже хотя бы преимущественно, последствием конкуренции рабского труда.