Наследники - Олег Юрьевич Рой

в сторону главного входа. – Я… выходила, а он подъехал. Вылез из машины и сюда.

Ничего не было подозрительного в том, что претендующий на звание сына Марат приехал на могилу того, кого во всеуслышание называл отцом. Но дама сообщила о его визите на кладбище так, словно сокровенным знанием делилась. Словно неоспоримую и неопровержимую улику выкладывала.

– И что дальше было?

Женщина молчала. Только по лицу пробежала неуловимая тень.

– Когда это случилось? – Арина попробовала «зайти с другой стороны».

Но неожиданная свидетельница не отвечала.

Стрелецкий тронул Арину за локоть – давай я? Она покачала головой, подозревая, что его вмешательство не исправит, а лишь ухудшит ситуацию.

И она попыталась еще раз. Протянула визитку и попросила как могла мягко:

– Вы могли бы прийти ко мне в следственный комитет и рассказать все подробно?

– Приду, – пообещала дама, беря картонный прямоугольничек, и отвернулась.

Приставать к ней с вопросами сейчас было явно бессмысленно. Но, отойдя на десяток-другой шагов и свернув на ведущую к главному входу аллею, Арина вдруг спохватилась:

– Да что ж это я! Поговорила и пошла. Даже имени не узнала. Как будто мне разум напрочь отшибло.

– Она же обещала прийти.

– Обещать – не значит жениться. Ищи ее теперь!

– Да не переживай, найдем. Я ее сфотографировал на всякий случай.

Снимок был не сказать чтоб прекрасен, но лицо, пусть и в профиль, получилось достаточно четко.

– Нет, я так не могу! – резко развернувшись, Арина зашагала назад.

Но возле шумилинской могилы никого уже не было.

* * *

Заброшенные – может, даже дореволюционные – мастерские на самой границе кладбища так сильно пострадали от времени, что напоминали не столько творение человеческих рук, сколько пещерные жилища древних людей. Невысокий известняковый обрыв, с которого над темными провалами нависали буйно разросшиеся кусты, лишь усиливал это сходство.

У нее и мысли не было сюда забираться. Сегодня-то уж точно. Но все-таки сыщики ее изрядно напугали. Их было двое: девица, которая непонятно почему оказалась на эксгумации – по крайней мере в скандальных телесюжетах она мелькала – и худой жилистый парень. Или мужик? Неважно. То ли тоже следователь, то ли, как там это называется, опер. На визитке, которую всучила ей девица, кроме «следователь», имелся телефон и адрес некоего Следственного комитета.

Слово «комитет» звучало неприятно. Пугающе. Хотя чего ей бояться? Она сказала то, что должна была сказать. Но нужное настроение уже потерялось. Она так старалась забыть, что под белой плитой теперь – пустота. И у нее получалось! Потому что здесь все было, как всегда: звуки, запахи, шершавое тепло белого камня. Но после разговора с этими сыщиками она почему-то занервничала. И, когда они зашагали к выходу, резко поднялась и нырнула в заросли, за которыми была уже другая аллейка. Остановилась, успокаивая дыхание. И увидела, что сыщики вернулись.

Они же не просто так вернулись – из-за нее!

Нет, она должна рассказать то, что должна – и она расскажет! Но не сейчас! Сейчас нельзя. Дыхание сбилось, ладони стали влажными – сыщики сразу решат, что это подозрительно. Нет, потом. Вот на визитке и адрес, и телефон. Следователь Арина Марковна Вершина. Марковна, подумать только! От горшка два вершка, школьницы, и те внушительнее выглядят, а эта уже следователь. И Марковна. Завтра надо будет добраться до этого… комитета. Или послезавтра… Ничего. День-два ничего не изменят.

Поплутав некоторое время по кладбищенскиму лабиринту, она вдруг замерла. Сердце опять подпрыгнуло к самому горлу, и колени стали как будто ватными.

Он? Здесь? Сейчас?

Нет, наверное, просто кто-то похожий…

Но это был именно он. Наглый мальчишка, тянущий свои ручонки к чужому пирогу.

Конечно, она пошла следом. Подышала, успокаивая скачущее в груди сердце, потерла виски и мочки. Страх – или это был не страх, а шок? – немного отпустил. Можно идти. Мальчишкина джинсовая куртка и голубая бейсболка отлично видны среди зелени. Надо идти так, чтобы он ее не заметил.

Слежка заняла не более четверти часа и привела сюда, на самый край кладбища.

Марат свернул влево – туда, где развалины уже заканчивались, а обрыв, скрытый густым зеленым «водопадом», еще продолжался.

Она сжала кулаки. Негодяй шел так, словно точно знал – куда именно. Неужели…

И вдруг мелькавшее среди зелени цветное пятно исчезло. Вот только что она ясно видела и джинсовую спину, испещренную идиотскими кожаными нашивками, и ярко-голубую бейсболку, и – только зелень.

Нет, не может быть… Но как еще он мог исчезнуть?

Под зарослями известняковый склон рассекали трещины. Некоторые, совсем небольшие, давным-давно заполнились землей – как вертикальные грядки. Другие были глубже и длиннее, говорили, что в таких можно наткнуться на змей. Но ей сейчас было не до змей. Первая крупная расселина была слишком мала для человека, сюда уместился бы разве что семилетний ребенок.

Вторая, почти невидимая под сплетением ежевики, шиповника и лещинной поросли, была куда шире. И глубже.

В горле пересохло. Сглотнув, она отвела кривые жесткие ветви и протиснулась между угловатых колючих камней. Ссадила локоть, зашипела, но не остановилась, пока не добралась до… Пока не увидела опять голубую бейсболку и под ней – джинсовую спину в кожаных нашивках, едва различимую в полутьме.

Это было похоже на неплотно сомкнутый кулак каменного великана: если протиснуться между пальцами – или, может, между их кончиками и подушечками ладони – обнаружится пещерка. Крошечная, полутемная, солнечным лучам тоже приходится сюда протискиваться между каменными пальцами.

И он был там, в пригоршне каменного великана! Вот если бы каменный кулак сжался, перетирая мальчишку в пыль, в кашу, в ничто!

От перехватывающего горло ужаса она зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть. Согнутый указательный палец уперся костяшкой в разомкнутые зубы. Она сжала их – почти не соображая, что делает. Боль немного прояснила сознание.

Мальчишка стоял на коленях возле кучи хвороста и камней в дальнем конце пещерки, уткнувшись лбом в то красное, что просвечивало сквозь переплетение веток, и мычал. Как будто у него зубы болели.

Она едва не завыла в унисон с его мычанием.

Мерзавец! Негодяй! Подонок!.. Ублюдок!

Нет. Нельзя говорить про него «ублюдок». Как будто веришь, что это правда. А это неправда! Неправда!

Господи, убей его, проклятого!

* * *

Арина потыкала в белую кнопочку раз, другой, послушала, как где-то вдалеке раздается дребезжащее «динь-динь», но никаких других признаков жизни квартира Марата не подавала, Специально ведь пришла вечером – в театре он сегодня не занят, должен быть дома. Расслабленный, а тут – здрасьте, следователь! То есть это она предполагала, что так