Эвита. Подлинная жизнь Эвы Перон - Сильвен Райнер

Авалос принял Перона в большом зале, загроможденном доспехами, диванами, люстрами и высокими бутылками.

— Гарнизон, которым я командую, не приветствует назначение сеньора Николини. Насколько нам известно, он близкий приятель этой актрисы, за которой вы, полковник, давно ухаживаете.

Перон, казалось, проявлял нерешительность.

— И не более… Не более, — добавил Авалос.

Перон молчал, и Авалос решил смягчить тон:

— Вы зависите от нас. Умоляем вас присмотреться…

Эта внезапная слабость встряхнула Перона.

— Я несу ответственность перед народом, генерал, — заявил он с фальшивой выспренностью, надеясь, что громкие слова послужат ему опорой.

— Вчера вы несли ответственность перед фюрером и его агентами. Сегодня вы свободный человек, — осторожно заметил Авалос.

— Я несу ответственность перед народом, — упрямо повторил Перон.

— Вы не замените Гитлера в глазах народа.

— Сеньор Николини человек одаренный… Нельзя упрекать его в низком происхождении.

— Мы его не знаем.

— Я должен выполнять волю народа, генерал.

— Хорошо! — поднимаясь, сказал Авалос. — В таком случае разговор окончен. Даю вам два часа, чтобы объявить об отставке Николини.

Щелкнув каблуками, Перон удалился. Он был потрясен, унижен и с трудом сдерживал негодование. Перед ним стояла дилемма, простая и вместе с тем гибельная. Советы Эвиты противоречили приказаниям вышестоящих чинов. Он решил пойти пофехтовать, надеясь расслабиться и обрести спокойствие. Впервые учитель фехтования ранил его в руку, и несколько капель крови обагрили помост. Это дурное предзнаменование. Перона начинает бить дрожь. Он охотно уступил бы, но кому? Армии или Эвите?

— Я должен повиноваться народу, — еле слышно бормочет Хуан Перон, вяло повторяя заученный текст.

3

Студенты, медики, политики и армия вдруг объединяются, чтобы низвергнуть ожесточившуюся марионетку. Они понимают, наконец, что маленькая дикторша социального часа Эва Дуарте подстегивает своего протеже, толкает его в пропасть. Каждый раз, когда он проявляет неуверенность и норовит повернуть назад, она устраивает истерику. Эвита запугивает Перона, когда тот заявляет, что нужно сместить Николини в ожидании лучших времен.

Два часа спустя после ультиматума Авалоса, Николини все еще занимает пост, на который его назначили. Эва Дуарте бежит на Радио-Бельграно, чтобы проверить, насколько прочны ее позиции. Она на цыпочках тихо входит в кабинет директора и чувствует, что обстановка стремительно меняется не в ее пользу. Янкелевич встречает Эвиту с каменным лицом. Нет больше сердечности в его, обращении. Он спрашивает у Эвиты, что ей угодно, даже не предложив ей сесть. Эвита холодно просит Янкелевича предоставить эфирное время для президентской кампании Хуана Перона на предстоящих выборах.

— Я должен это сделать? Во имя чего?

— Во имя народа!

— Ваш приятель продержится еще двадцать четыре часа, не больше, — говорит Янкелевич.

— Посмотрим.

— С меня достаточно! Прошу вас больше не входить в этот кабинет, пока вас не пригласят!

8 октября все настойчивее поползли слухи о том, что Перона выгнали из правительства, а Фаррель порвал со всеми воспоминаниями о ГОУ и будет править отныне, сменив паруса с учетом новых веяний в армии.

Янкелевич вызывает к себе в кабинет Хуана Коссио, ответственного за театральные передачи на Радио-Бельграно.

— Сделайте одолжение, снимите со всех ролей сеньориту Дуарте. Ее полковник потеряет все свои посты сегодня ночью. Завтра утром он станет настоящим голодранцем. Нужно пользоваться случаем. Социальный час мы сделаем и без Эвы Дуарте…

— Эго актриса пятнадцатого порядка, — одобряет решение Хуан Коссио. — Давно пора уволить ее.

Радостное оживление охватывает сотрудников Радио-Бельграно при этом известии. Радиостанция считает, что избавилась, наконец, от маленькой провинциалки с жалованьем звезды. Радостно потирают руки. Открыто насмехаются, представляя себе, как ярость исказит лицо Эвиты, когда та узнает новость. И в самом деле, этим же вечером Эвита звонит из министерства обороны Коссио, чтобы узнать, все ли готово к завтрашней передаче и репетирует ли театральная группа. Коссио отвечает, что ей не стоит больше беспокоиться, потому что она уже не работает на Радио-Бельграно.

Эва сдавленным голосом спрашивает:

— А моя театральная программа?

— Ни вы, ни ваша театральная программа больше не желательны здесь ни сегодня вечером, ни завтра вечером, ни в какой-либо другой вечер.

Коссио кладет трубку.

Эва Дуарте немедленно звонит Борленги и Сиприано Рейесу. Ее увольнение с Радио-Бельграно произошло в тот вечер, когда отмечали день рождения Перона, который она празднует почти так же радостно, как если бы речь шла о завоевании кресла президента. Эва приглашает профсоюзных лидеров, и когда те приходят, сразу же подает каждому бокал.

Всем вокруг, как и шефам Радио-Бельграно, кажется, что Хуан Доминго Перон окончательно лишился своих многочисленных прибыльных постов. Но полторы тысячи руководителей местных профсоюзных организаций через своих представителей Борленги и Рейеса заверили чету Дуарте-Перон, что держат в руках армию рабочих. И ждут.

Перон встревожился, но не потому, что забрезжила надежда, а потому что снова придется принимать решение. Это уж слишком. Никогда он не чувствовал себя таким усталым.

— Сегодня у меня день рождения, — выдавливает он в конце концов из себя слабую улыбку, чтобы дать понять: он хочет на законном основании дать себе передышку, и пора бы перестать требовать от него решительных ответов.

Но вокруг него неумолимые лица, ожесточенные честолюбивыми устремлениями. Перон чувствует слабость, как бывает после долгих рыданий.

— За его здоровье и за ваше, — произносит тост Эвита и добавляет: — Перон — ваш единственный шанс. Без него вам понадобятся, быть может, десятки лет, чтобы снова приобрести какой-то вес в стране.

Надо пользоваться жизнью в полной мере и прямо сейчас…

Снова она направляет указующий перст в сторону Перона и, чеканя слова, обращается к гостям:

— Вы спасете его, а он спасет вас!

— Надо было бы все же сместить Николини, — предполагает Рейес, крупную фигуру которого скрадывает тень от сиреневого абажура.

Эвита отвечает без малейшего колебания:

— Николини останется на своем посту, как конкретное свидетельство вашего присутствия в правительстве!