Чёрный хребет. Книга 3 - Алексей Дроздовский

Кто из этих двоих – наш домашний питомец? Хума по крайней мере разговаривает.

Ползаю на корточках и выискиваю тварей, которыми можно поживиться. Девочка следует моему примеру, но перемещается на четвереньках: опираясь ладонями и ступнями. Теперь мы вдвоём лазим по двору и заглядываем под камни. Хума сидит по центру, отрастив на голове огромное ухо.

– Вон, – говорю.

Огромный чёрный жук деловито идёт через двор. Неспешно, словно осматривает собственные владения. Жук-рогоносец, такие нечасто залетают в нашу деревню и только поздним летом.

Девочка оборачивается и одним быстрым движением поднимает жука в воздух. Тот смешно болтает лапками, потеряв контакт с поверхностью. Они не ядовитые, не умеют кусаться, абсолютно безобидные. Идеальная жертва для Хумы.

– А теперь, бросай, – говорю.

Но вместо того, чтобы бросить жука летучей мыши, девочка засовывает его в рот и откусывает половину чёрного тельца. С неприятным хрустом туловище разделяется, прозрачные внутренности повисают на губе девочки. От неожиданности и отвращения меня кривит, но я продолжаю сидеть со спокойным лицом, будто ничего не произошло.

– Ах ты грёбаная паскуда! – вскрикивает Хума.

Она ничто так хорошо не запоминает, как возмущение окружающих людей. Смотрит на девочку с недовольным видом: с её точки зрения, у людей есть своя собственная, дурацкая еда. А жуков нужно оставить ей.

– Нет-нет, мы тут не едим такое, – говорю и пытаюсь отобрать у неё жучиное лакомство. – У нас в деревне питаются исключительно эстетичной пищей.

Пусть это и ценный источник белка, который нельзя упускать человеку, питающемуся подножным кормом, но у нас в Дарграге достаточно мяса. Мы его даже экспортируем. К тому же это не дело – объедать летучую мышь. Хума сидит с таким видом, словно она только что нажила смертельного врага.

Никто не смеет трогать её жуков.

Никто.

– Вот так, – говорю. – Отдай это туловище мне.

Забираю у девочки остатки насекомого и бросаю их Хуме. Надеюсь, это хоть немного снизит недовольство летучей мыши. Собственным рукавом вытираю малявке руки и лицо, сдерживаюсь, чтобы не выдать рвотных позывов. Она не должна видеть отвращение к ней в новой семье: полагаю, подобного было достаточно в её родной деревне.

Неужели все порабощённые жители Гуменда такие же дикие, как она?

У нас хотя бы маленькая девочка. Старику Рагпатту приходится воспитывать девятилетнего буяна и он с каждым днём всё больше склоняется к тому, чтобы выгнать пацана из деревни и пусть выживает как хочет.

– Вот ты где, – произносит моя родная сестра.

Цилия с крайне недовольным видом выходит из дома, берёт девочку за руку и ведёт обратно. Она сейчас в таком возрасте, когда все окружающие люди кажутся тупыми, а каждая проблема раздувается до катастрофы.

– Говорила же, не уходить из-за стола, пока всё не съешь. И на этот раз ты будешь пользоваться столовыми приборами.

Всю жизнь она была самой младшей в семье и теперь почувствовала на себе каково это, когда кто-то рядом с тобой вечно творит какую-то дичь. А Цилия была хоть и милой, но ужасно энергичной: вечно всё ломала, сдирала колени и лезла куда не надо.

– Цилия, – говорю ей вслед. – Я не видел тебя вчера на стадионе.

– Нечего мне больше делать, как палками махать.

– Каждый второй день у нас проходят упражнения для ума и они обязательны для всех, а не только для воинов. Так что завтра ты придёшь на поле, и придёшь раньше всех.

Таких глубоко закатанных глаз не встретишь даже в фильме ужасов.

– Ладно, – заявляет.

– Шоколадно. Не заставляй меня приходить в дом и тянуть тебя связанной.

Не допущу такого, чтобы моя собственная сестра осталась безграмотной. Обе уходят обратно в дом, а я остаюсь на улице с Хумой. Трудно быть самым старшим братом в семье. Приходится заниматься воспитанием тех, кто этого совсем не хочет.

– Хорошо тебе, что ты летучая мышь, – говорю. – И тебе не нужно заниматься подобными вещами.

– Паскуда, – повторяет Хума.

Иногда она разговаривает ругательствами, а иногда ползает по дому и повторяет «я тебя люблю», «я тебя люблю», не обращаясь ни к кому конкретно.

Сначала мне кажется, что Хума затаит обиду на девочку из Гуменда. Но на следующее утро с рассветом я выхожу из дома, чтобы выполнить долг организма и немного посидеть в туалете, поразмышлять о смысле жизни. И вижу двух лучших друзей.

Хума ползает в траве, сводная сестра ползает в траве, оба выискивают жуков и пожирают их на пару. Я ошибался, они не кровные враги: теперь это два самых близких на свете существа, объединённые общими пищевыми предпочтениями.

Причём не просто охотятся вместе, но ещё и делят добычу, обмениваются ею, оценивают вкусовые качества. Девочка откусывает половину отвратительного вида зелёной гусеницы, протягивает другую часть летучей мыши и та доедает. Затем Хума воплем оглушает бабочку, откусывает немного, а остальное подталкивает своей напарнице. Настолько погружены в своё занятие, с настолько серьёзным видом вкушают пищу... прямо клуб жучиных дегустаторов, жучиные сомелье.

– Всё, хватит, – говорю. – Нечего детей дурному учить.

Даже не знаю, кому именно я это говорю.

– Я запрещаю тебе есть жуков, слышишь? – спрашиваю.

Опускаюсь на одно колено рядом со сводной сестрой и изображаю жестом, будто кладу в рот жука, затем выбрасываю и щёлкаю себе по носу. Должно быть, кота проще выдрессировать, чем одичавшего человека, пусть и такого маленького.

– Мы больше не в Гуменде и жуки не входят в наш ежедневный рацион. К тому же, мы тут едим за столом и моем руки перед приёмом пищи. Красной жемчужины у тебя нет, какие были у твоих сородичей, так что ты легко можешь отравиться или подхватить инфекцию.

Увожу девочку обратно в дом и кладу на глиняную тарелку кусок сушёного мяса. Рядом ставлю кружку с водой и немного ягод.

В Дарграге приходится есть сушёное, поскольку нормальных методов хранения пищи ещё не изобрели. Летом же, когда становится очень жарко, даже сушка не помогает: приходится добавлять специи для долгого хранения – дикий перец, который растёт у подножия хребта.

– Ешь, – говорю.

С недовольным видом сводная сестра смотрит на еду перед ней, словно у неё отобрали конфету, а взамен дали борщ.

– Ешь, – повторяю. – Чего смотришь? Может оно и не такое вкусное, как свежие жуки, но у нас тут другого нет. Хочешь стать одной из нас – придётся есть то,