Бремя чести - Любовь Бортник

соврала. Мою мать звали именно Патриция. Патриция Бланкар. Она была удивительной женщиной, прекрасной актрисой. Когда мне было одиннадцать лет, мать погибла. Театр в Париже, в котором она работала всего год, находился в очень ветхом здании. Оно обрушилось прямо во время постановки. Моя мать не допела свою последнюю арию, не доиграла последнюю роль…До Парижа она выступал с бродячими артистами, в основном – цыганами. Как-то раз, больше семнадцати лет назад, она была со своим шоу в Гренобле. Там она повстречала месье Симона Бланкара. Он был фокусником. Он объездил всю Францию, бывал и в других странах Европы, он был и в Африке, но более всего любил Восток. Он говорил, что публика там самая благодарная. Он выступал перед самим османским султаном Мустафой вторым 11в Константинополе, однако, тому не очень понравилось. С мамой они жили душа в душу, у них была очень большая, великая любовь, – Арабель задумалась, и несколько секунд молча смотрела вдаль. – Когда мама скончалась, он оставил своё занятие и мы вернулись в Гренобль. Он сосредоточился на мне. Дал хорошее образование своими силами – делился своими знаниями со мной, научил грамотной речи и письму, рассказывал о разных странах, пытался обучить меня немецкому, но мне не давался он, и я начала учить английский, однако быстро забросила. Два года назад он умер. Я не могла жить в том доме, где всё напоминало о родителях, и отправилась в Марсель. Я была однажды в нём, когда у мамы ещё были гастроли. Мне очень нравился порт – сердце города. Там мы познакомились с Жюлем и Антонио. Ты видел их, когда следил за мной. Я танцевала под их музыку. Аим присоединился к ним не так давно. Он работал в услужении в какой-то богатой семье, но однажды его обвинили в краже, и за это лишили зрения и вышвырнули его на улицу. Я, да и все, кто его знает, были уверены, что он не виновен. Он ведь младше меня, а обречён на жалкую жизнь до конца дней… – девушка задумалась снова. – Когда я приехала в Марсель, я сразу разыскала Жюля и Антонио. Они помогли мне на первых порах с кровом и пищей, а позже и помогли устроится к месье Бенуа. А потом, однажды вечером, я столкнулась с ужасным молодым человеком, брюзжащим, озлобленным, не довольным всем и вся, – впервые за свой долгий рассказ она улыбнулась. Ален улыбнулся ей в ответ.

– И что же ты теперь думаешь о нём? Он хоть немного изменился с того дня? – всё в таком же настрое продолжал Ален.

– Я скажу лишь то, что мы очень часто подвержены предубеждению, и видим вещи в ложном свете. Не правда ли?

– Истина, не иначе.

Молодые люди продолжили прогулку, ни разу не затронув тему прошлого разговора. Они говорили о природе, что окружала их, о Генуе, о сеньоре Джентиле. Больше Ален не возвращался к прошлому Арабель, а она, неожиданно для себя, не видела препятствий для сближения.

Глава 19

Нет у человека худшего врага, чем он сам, ибо почти все его беды, все опасности и ненужные огорчения обязаны исключительно его чрезмерной жадности.

Ф. Гвиччардини

Мы подвержены искушению, и являясь людьми, нередко искушению поддаёмся. Мы жалеем о поступках и о последствиях, но не задумываемся о природе вещей, которые побудили сделать нас что-либо. Разобравшись в происхождении своих мыслей, в том, что привело человека к этим мыслям, можно без труда побороть даже самые коварные соблазнения судьбы. Мы все хотим жить богато, все стремимся туда, где тепло и свет, и часто забываем о словах, которые дали себе и другим, забываем о чести, гордости.

Рождество Ален и Арабель встретили в Генуе. Они решили, что пробудут здесь до окончания зимы, а с приходом весны вернуться домой. Ален написал письмо матери, и ждал ответа хотя бы после Рождества, но ответа не было. Он не стал писать о том, что теперь женатый человек, а лишь известил матушку, что пробудет в Италии до весны, даже не указывая города, в котором находился, тем самым, никого не обманывая, скрыл правду.

Отношения супругов налаживались, однако, были не настолько близкими, как хотел того Ален. Она не позволяла прикасаться к себе, называла его на «Вы», смущалась, когда они оставались наедине, а ночи проводила в своей комнате. Между тем, она охотно соглашалась на прогулки, на посещения театров и галерей, на приёмы в домах, хозяева которых были близко знакомы с сеньором Джентиле.

Ален не понимал её, не мог уловить её мысли, чувства. Он не мог сказать, что она приняла его, но и былого презрения он не чувствовал, зато заметил, как явно стала проявляться её гордыня и заносчивость. Временами Ален удивлялся этому, временами радовался. С каждым днём Арабель становилась прихотливее и привередливее. По её просьбе была выгнана одна из служанок, которая не успела приготовить вечерний чай для мадам Д’Амбруазе.

Арабель не понимала, что происходит с ней. Она ощущала себя намного свободнее, чувствовала, что теперь многое в её власти. Свадьба с месье Д’Амбруазе, без приданого, без свидетелей, открыла ей дорогу в лучший мир. В мир роскоши и удовольствий. Лишь в те моменты, когда Арабель лицом к лицу с Аленом сидела у камина, она вспоминала о сущности этого человека и каким способом он организовал этот брак. Она не могла поверить, что так легко смирилась с нежеланной судьбой, и каждый вечер запиралась у себя в комнате и погружалась в раздумья.

Она поняла, что жить в богатстве и достатке ей нравится, однако, то, что ей нужно за это чем-то платить, её не устраивало. «Он сам решил это сделать, я не заставляла его. Я не обязана быть с ним ласковой, взамен на роскошную жизнь. Теперь я беру то, что мне полагается по праву, и никто не принудит меня за это платить, даже самой малостью. А все эти прогулки…Ну не сидеть же мне сутками в комнате. А Ален очень интересный собеседник, если разговор не касается закона…Меня вполне устраивает такая жизнь, но большего он не получит» – рассуждала она, но понимала, что если она никогда не вступит с ним в связь, он может бросить её. «Для такого человека, как он, изменять, или даже в открытую проводить время с другой женщиной – плёвое дело» – полагала она. А ещё она думала о том, что, если она родит ему наследника, то займёт главенствующее место в особняке Д’Амбруазе, вытиснив мадам Изабель. «Она уже в возрасте. Ей будет тяжело справляться с домом. Она будет сидеть с внуком,