Долгое ожидание - Микки Спиллейн

Дорожный знак показал, где сворачивать на Ривер-Роуд, а неоновая реклама, сияя, сообщила, что до места назначения нам осталось не более двух миль. Чем ближе мы подъезжали, тем отчетливее слышался пульсирующий ритм «Болеро», а небо впереди все больше и больше светлело, как будто само солнце решило повеселиться сегодня в этом заведении.

Еще один длинный день в городе. Сначала Логан, раскопавший мое прошлое, потом Линдс, Такер и ребятки из Вашингтона со своей наукой и садистскими приспособлениями, от которых руки у меня все еще болели. Затем странное убийство, которое я никак не мог увязать с остальными событиями, объявление в газете и еще более странный телефонный разговор и, наконец, несчастный случай на трассе, к которому я имел непосредственное отношение. А впереди — «Корабль».

Телефонный разговор сильно озадачил меня. Кто, черт возьми, решил помочь мне? И почему? Я слегка подтолкнул Венеру локтем.

— Проснулась?

Ее пальцы в ответ сжали мое предплечье.

— Ты знаешь кого-нибудь по имени Харлан?

Сначала она сидела, не шевелясь, потом наклонилась вперед и повернулась ко мне лицом, сморщив носик и лоб.

— Просто Харлан?

— Это все, что мне известно.

— Однажды я знала девушку… давным-давно. Ее звали Харлан. Забавно, что ты спросил об этом.

Я снял ногу с педали газа, и автомобиль поехал медленнее.

— Продолжай, — сказал я.

— Она была танцовщицей… мы вместе выступали в шоу. Харлан — это ее сценическое имя, настоящего я не знаю.

— Когда это было?

— О, очень давно, лет десять назад. Мы обе были молоды. После того как наша труппа распалась, я так и не вернулась на сцену, но однажды я случайно прочитала в газетах о Харлан. Она имела огромный успех одно время, потом как-то потерялась, и я о ней больше ничего не слышала. А что случилось, Джони?

— Это я и хотел бы узнать. У меня нет ответов на многие вопросы. Ты помнишь, как она выглядела?

— Одетая или раздетая?

— И так и эдак.

— Одетая она была очень красива, но и раздетая тоже ничего. Как и большинству шоу-красоток, ей нечего было прятать. Грим только подчеркивал то, что было дано ей от природы. Понимаешь?

Я кивнул.

— Она примерно моего роста, тогда у нее были каштановые волосы, каких-то особых примет, по которым ее можно было бы узнать через несколько лет, я не знало. Одним словом, отчаянно красива, но глупа. Да, глупа. Она была очаровательной куколкой, пока держала рот закрытым. Но стоило ей что-нибудь сказать, как у всех ее поклонников начинались желудочные колики.

— Тебе не кажется, что такую женщину мог бы привлечь Линкастл? Может быть, она в городе?

— Я ни разу не видела ее здесь.

Я грязно выругался про себя и опять придавил педаль газа. Как ни крути, но Харлан — это либо человек, либо какое-то место.

Венера некоторое время молчала, потом заговорила опять:

— Где-то у меня валяется фотография нашего кордебалета. Харлан там тоже есть. Я разыщу этот снимок.

Я пробормотал: «О’кей». Прямо по курсу засверкал «Корабль», похожий на выбросившегося на берег кита, опутанного электрическими лампочками и ревущего от страха. Автомобильная стоянка площадью в два акра была забита до отказа, и никто не собирался уезжать отсюда в такую рань.

Негр, работающий на стоянке, показал, где можно пристроиться, и я ткнулся в щель у самых ворот. Он принял, небрежно кивнув, полдоллара за услугу и пошел в свою конуру.

Тому, кто впервые оказывался в «Корабле», не приходилось спрашивать, как куда пройти и где что находится: вывески и указатели снимали все проблемы, которые могли бы возникнуть у человека в незнакомой обстановке.

«Корабль» начинался с бара, за которым располагался огромный зал, выходивший на открытую палубу над водой, где под грохот музыки шевелилась плотная человеческая масса, иногда сверкая в лучах света белыми вспышками лиц.

На верхней палубе шла игра. Здесь звучал монотонный речитатив крупье и жужжали рулетки. Кучки игроков нависали гроздьями над столами и рассыпались, когда шарик останавливался. Проиграв в очередной раз, люди вновь и вновь ставили деньги, пытаясь умаслить фортуну.

Венера бесцеремонно потащила меня в бар. Она улыбнулась стоявшим у стойки, и они тут же потеснились, а бармен немедленно поспешил обслужить нас. Она заказала два «хайбола». Каждый стоил два доллара, но я не жалел денег, помня о десяти хрустящих банкнотах в бумажнике. Я положил на стойку из красного дерева новенькую сотню, получил сразу сдачу видавшими виды купюрами, оставил бармену «на чай» и выпил виски.

Венера не отставала от меня. Мы пропустили еще по парочке, прежде чем я заметил, что толпа, выстроившаяся у стойки, без зазрения совести пялится на нас. Я еще раз посмотрел на Венеру. Я видел ее только одно мгновение в освещенном проеме двери, когда она выходила из зала, а потом в машине было темно.

В залитом светом баре она выглядела сногсшибательно.

Вы видели когда-нибудь на улице женщину, у которой все на месте, причем это все настолько неприкрыто, что у вас захватывает дух? Такую женщину, что вам хочется присвистнуть, но у вас не получается закрыть рот?

Такой женщиной была Венера.

Она не утруждала себя лифчиком, а в блузке был глубокий вырез, от которого у мужчин становилось сухо во рту. Весь эффект состоял не в том, что вы что-то видели, а в том, что вы знали, что могли увидеть. На Венеру глядели, потому что она была изумительно красива, а на меня — потому что она была со мной.

Но это не все.

Они чертовски хорошо знали, кто она такая. Я читал это на их физиономиях. Здесь, в «Корабле», по сложившемуся мнению, собиралась респектабельная публика, и сейчас они смотрели так, как смотрели бы на проститутку, явившуюся на вечеринку священников. Мне страшно захотелось надавать им пинков по задницам, прикрытым лилово-белыми фраками.

Я сообразил, что бармен принял меня за сиволапую деревенщину, явившуюся сюда с выручкой от продажи урожая, потому что он широко улыбнулся Венере, давая ей понять, что она сняла тугого лоха, а для таких наверху достаточно места. Он подождал, пока четверть сотни не перекочевала в кассу заведения, потом подошел к нам.

Он посмотрел на меня с едва заметной улыбкой и сказал, протирая стаканы:

— Ты можешь удвоить свои денежки, приятель. Стоит только подняться наверх.

— Да? — Должно быть, у меня получилось это достаточно естественно, потому что он с серьезным видом кивнул.

— Верное дело. Один пришел на прошлой неделе и унес двадцать пять штук.

— Ну, что скажешь? — Я толкнул Венеру коленом. — Звучит заманчиво. А есть там люди с большими деньгами, такие, кто любит рисковать? Рисковать по-настоящему, я имею в виду.

Бармен клюнул. Он наклонился ко мне и перешел на шепот.

— Все тузы наверху, земляк. Все, я тебе говорю. Ты не прогадаешь. — Он подмигнул Венере. — Твоя дама тоже.

Мне большего и не требовалось. Я сунул сдачу в карман, и мы стали продираться через толпу вслед за официантом, который поспешил на кивок бармена, чтобы проводить нас наверх. Я дал и ему «на чай» тоже.

То, что я увидел, превзошло все мои ожидания. На миллион баксов хрома и сосновых панелей, и ни один цент не был потрачен впустую. Вдоль одной стены располагался бар, вдоль другой стояли столики — на случай, если вы захотите передохнуть и успокоиться. Каждый сантиметр остального пространства был занят игровыми столами. В самом центре помещалась рулетка — королева игорного бизнеса.

Здесь, наверху, Венера выглядела не такой уж раздетой. Большинству дам в вечерних платьях завтра был обеспечен насморк.

Я купил фишек на сотню и пристроился к играющим.

Венера схватила меня за руку.

— Ты встречался когда-нибудь с Ленни Серво?

Мне не понравился тихий голос, каким она это сказала.

— Мы встречались.

Она посмотрела сначала на меня, потом ее глаза побежали к столику с разложенным «фараоном». Эта часть зала была стилизована под салун из ковбойского фильма, и единственная лампочка, болтавшаяся под колпаком над столом, создавала впечатление, что фингал под глазом Ленни занимает всю левую половину лица. Он разговаривал со сдававшим карты, потом, случайно подняв голову, увидел Венеру и небрежно помахал ей. Она, так же небрежно, махнула ему в ответ.

Передо мной стояли две дамы, чьи спины надежно скрывали меня. Я не собирался подходить к Ленни и жать ему руку. Сначала я намеревался пересчитать зубы Эдди Пэкмену. А уж потом Серво. Я всегда найду для него время.

Почти все, что я хотел бы знать о Ленни Серво, было написано у него на лице. Остальное проявлялось в том, как он держал карты, слушал, говорил. Передо мной сидел ублюдок, возомнивший себя Наполеоном, хитрый и беспощадный сукин сын, которого мне захотелось размазать по стене прямо сейчас.

Надеюсь, вы получили представление, что это был за человек. Рыло. Рыло на заднице, которое торчало из кучи денег. На эти деньги он мог купить все, чего ему недоставало, даже если это была чья-то жизнь.