Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл

Сын, который действительно созрел, чтобы понять отца, муки испытания переносит с готовностью; для него мир уже не является юдолью слез, а блаженство дарующим проявлением вечного Присутствия Сравните с гневом рассерженого Бога, каким он являлся Джонатану Эдвардсу и его пастве, нижеследующий полный любви стих написанный в одном из жалких восточноевропейских гетто того же столетия:

О, Владыка Вселенной,Я буду петь Тебе песнь.Где Тебя можно найти,И где Тебя не найти?Куда я иду — там ты.Где я остаюсь — там тоже Ты.Ты, Ты и только Ты.

Все, что добро — благодаря Тебе.Все, что зло — тоже благодаря Тебе.

Ты есть, Ты был и Ты будешь.Ты правишь, Ты правил и Ты будешь править.

Небеса — Твои и Земля — Твоя.Ты заполняешь высшие сферы,И низшие Ты тоже заполняешь.Куда бы я ни обернулся, там есть Ты [209].

5. Апофеоз

Одним из самых могущественных и почитаемых Боддхисаттв в Махаяна буддизме Тибета, Китая и Японии является Носящий Лотос, Авалокитешвара, «Владыка, Глядящий Вниз с Жалостью», называемый так потому, что он с состраданием относится ко всем живым существам, страдающим от экзистенциального зла бытия [210]. К нему обращена повторяемая миллионом молитвенных кругов и храмовых гонгов Тибета молитва От mani padme hum, «Драгоценный камень — в лотосе». К нему, наверное, ежеминутно направлено больше молитв, чем к любому другому из богов, известных человечеству; ибо когда в своей последней жизни на земле в качестве человеческого существа он разбил для себя все преграды последнего порога (что открыло перед ним безвремение пустоты за всеми ведущими к разочарованию загадками — миражами определяемого именами и границами космоса), он остановился: он поклялся, что прежде чем войдет в пустоту, он приведет к просветлению все без исключения существа; и с тех пор он привносит в зримый облик существования божественную благодать своего спасительного присутствия, так что самая скромная молитва, адресованная ему, во всей обширной духовной империи Будды, оказывается благосклонно услышанной. В различных образах он пересекает десять тысяч миров и появляется в час нужды и молитвы. В человеческой форме он являет себя двуруким, в сверхчеловеческих образах — с четырьмя руками или с шестью, а также с двенадцатью или же с тысячей рук, и в одной из своих левых рук он держит лотос мира.

Подобно самому Будде, это богоподобное создание является образом божественного состояния, которого достигает человеческий герой, когда переступает последний порог ужаса незнания. «Когда оболочка сознания разрушается, тогда он становится свободным ото всех страхов, вне досягаемости перемен» [211]. Это потенциальное освобождение, которое есть внутри всех нас и которого может достичь каждый — через геройство; ибо, как мы читаем’ «Всякое существование есть существование Будды» [212]; или опять же (и это иной способ выражения одного и того же утверждения): «Все сущее лишено самости».

Весь мир наполняет собой и освещает Боддхисаттва («тот, чье бытие есть просветление»); но не мир вмещает его — скорее, именно он держит мир, лотос. Боль и радость не окружают его, но он вмещает их — в своем глубоком покое. И так как он есть тот, кем можем быть все мы, само его присутствие, его образ, простое произнесение его имени спасительно. «На нем венок из восьми тысяч лучей — полное отражение состояния совершенной красоты. Его тело пурпурно — золотого цвета. В его ладонях смешан цвет пяти сотен лотосов, в то время как на кончике каждого пальца его восемьдесят четыре тысячи печатей, и в каждой печати восемьдесят четыре тысячи цветов; каждый цвет излучает восемьдесят четыре тысячи лучей, мягких и нежных и освещающих все существующие вещи. Этими драгоценными руками он привлекает и обнимает все существа. По всему нимбу, окружающему его голову, рассеяны чудесно преображенные Будды, число которых пятьсот, каждого из них окружают пятьсот Боддхисаттв, они же, в свою очередь, окружены бесчисленными богами. Когда он ступает своей ногой на землю, во всех направлениях все покрывается цветами рассыпающихся бриллиантов и драгоценных камней. Лицо его цвета золота. В своей высокой короне из драгоценных камней Будда возвышается на полных двести пятьдесят миль» [213].

В Китае и Японии этот возвышенно мягкий Боддхисаттва представлен не только в мужском образе, но также и в женском Кван Инь в Китае, Кваннон в Японии — эта Мадонна Дальнего Востока — являет миру милосердную заботу женщины. Ее можно встретить в каждом буддийском храме Дальнего Востока. Она одинаково священна как для наивного, так и для мудрого; ибо за ее обетом стоит глубокое понимание, спасающее и поддерживающее мир. Остановка на пороге нирваны, решение воздержаться до скончания времени (которое не кончается никогда) от погружения в безмятежную заводь вечности представляют собой осознание того, что разделение между вечностью и временем является лишь кажущимся — созданным рациональным разумом в силу необходимости, но растворяющимся в совершенном знании разума, который переступил через пары противоположностей. Это — понимание того, что время и бесконечность являются двумя аспектами одной и той же целостной реальности, двумя плоскостями одного и того же неделимого и невыразимого; драгоценный камень вечности находится в лотосе рождения и смерти: от mani padme hum.

Первым удивительным моментом, который следует здесь отметить, является двоякополый характер Боддхисаттвы: в мужском образе — Авалокитешвара, в женском — Кван Инь. Объединяющие в себе мужское и женское начало боги нередко встречаются в мире мифа. Их появление всегда связано с некой тайной; они уводят ум за грани объективного восприятия в символическую сферу, где двойственность отсутствует. Об Авонавилоне, главном божестве народности зуни, боге — создателе и вместилище всего сущего, иногда говорят как о мужском образе, однако в действительности это он — она. Священная женщина Тай Юань, Великая и изначальная из Китайских хроник, сочетает в своем образе мужской принцип Ян и женский — Инь [214]. Каббалистические учения средневековых иудеев, так же как писания христианских гностиков II столетия представляют Слово, Ставшее Плотью, как андрогинию — каковым было состояние Адама на момент его сотворения, до того как женский аспект, Ева, был перемещен в другую форму. И у греков не только Гермафродит (сын Гермеса и Афродиты) [215], но также и Эрос, бог любви (первый из богов согласно Платону) [216], были двуполы. «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» [217] Если задаться вопросом относительно природы образа Божьего, то ответ на него следует искать в тексте, где он выражен вполне ясно. «Когда Священный, будь Он Благословен, создал первого человека, Он создал его двуполым» [218]. С перемещением женского начала в другую форму начинается нисхождение от совершенства к двойственности; за этим, естественно, следует открытие двойственности добра и зла, изгнание из Рая, где «Бог ходил по земле», и возведение стены Рая, образуемой «совпадением противоположностей» [219]; посредством этой стены Человек (теперь мужчина и женщина) отрезан не только от видения, но даже от воспоминания образа Бога. [220]

Это библейский вариант мифа, известного во многих странах. В нем представлен один из основных путей символизации таинства творения: развитие вечности во время, разделение одного на два, а затем на множество, а также зарождение новой жизни посредством воссоединения пары.

Этот образ относится к началу космогонического цикла и столь же правомерно — к моменту завершения миссии героя, когда стена Рая растворяется, и происходит новое открытие и восстановление божественной формы и новое обретение мудрости [221]. Тиресий, слепой провидец, был двупол — его глаза были закрыты для ломанных форм мира отраженного света и пар противоположностей, однако в своей внутренней темноте он увидел судьбу Эдипа [222]. В одной из своих форм, известной как Ардханариша (Бог полуженщина-полумужчина), Шива является слитым в одном теле с Шакти, своей супругой (он как правая сторона, она как левая) [223] Образы предков некоторых африканских и меланезийских племен имеют на одном теле груди матери, бороду и пенис отца [224]. И в Австралии, примерно через год после тяжелого испытания обрезания юноша, вступающий в полную зрелость, подвергается второй ритуальной операции — нижнего надрезания (нижняя часть пениса разрезается для образования постоянной щели в уретре) Этот разрез называется «лоном пениса», символизируя мужское влагалище Благо даря обряду герой становится больше, чем мужчиной [225].