Наследник-II - Андрей Мартьянов

Три берестяные лодки причалили возле валуна, молодые гребцы сидели отдельно – на прибрежной полянке, – а Старый и сопровождавший его человек с удобством расположились на камне, постелив меховые одеяла. Скорее всего, они появились здесь на самом рассвете и ждали несколько часов, пока родственничек Тихой Ивы соизволит почтить емь своим вниманием.

Отдельный сюрприз: финский шаман оказался женщиной. Древней как мир и страшной как смертный грех. Ни дать, ни взять – натуральнейшая Баба-Яга, для полноты образа только ступы с помелом не хватало. Кожа темно-коричневая, иссеченная глубокими морщинами, бородавки, какие-то пятна подозрительно смахивающие на лишай, длинные седые волосы схваченные ремешками в отдельные пряди. Глаза блекло-голубые, внимательно-изучающие. На шее и руках множество амулетов – костяные, металлические, деревянные, вырезанные из кожи. Плащ роскошный, из сшитых вместе пятнистых рысьих шкур.

Донельзя живописная бабушка. И устрашающая.

– Пережиток матриархата, – шепнула Алёна. – Жрицы-женщины остались только в самых архаичных культурах. Хороша-а…

Старый явно не ожидал, что вместо одного Славика-Слейфа на встречу придут аж трое. Не без восхищения оглядел Ваню, рядом с невысокими финнами выглядевшего настоящим великаном. Неодобрительно покачал головой при виде Алёны: девица в штанах, как нехорошо. Повернулся к Славику, церемонно поклонился.

– Хейлс.

– Сигис хейлс, Слейф-годи.

Ведьму заинтересовал исключительно Славик, на остальных она даже не взглянула. Подошла, обдав сложной гаммой запахов, – от дыма до запекшейся крови и неизвестных трав, – бесцеремонно потыкала пальцем с огромным желтым когтем в грудь, слегка царапнула по щеке. Славик едва сдержался, чтобы не отступить на шаг назад, очень уж противно выглядела финка. До тошноты.

Повернулась к Старому, заговорила на диалекте еми – резком и отрывистом, похоже общаются самураи в японских фильмах. Старый почтительно выслушал, сказал на скандинавском:

– Лоухи говорит, что ты именно тот, кого она ждала. Лоухи знает, тебе известен путь за грань, ходить по которому могут только шаманы. Лоухи спрашивает, зачем ты привел с собой людей, не отмеченных богами?

Славик беспомощно взглянул на Алёну. Та перевела.

– И что мне им отвечать?

– Кажется, это ты здесь отмечен богами, – пожала плечами бездушная филологесса. – Простым смертным непозволительно вмешиваться в ход твоих мыслей, о сиятельный.

– Не язви! Я серьезно!

– Учитывай их мифологический менталитет – чистую правду они не поймут и не примут, это выше понимания еми. Хорошо, попробую объясниться. Но если ничего не получится – ко мне никаких претензий.

Алёна говорила минут десять, не прерываясь, Славик узнавал отдельные слова. Филологесса упомянула себя – «Альвгерд Ньордсдоттир», Ивана назвала «Ивар-серкр», напомнила о хелльдирре. Большая часть речи была совершенно непонятна – тоже мне, носитель языка.

Лоухи не слушала – высокомерно отвернулась и созерцала реку; видимо или не разумела наречия «людей севера», или считала недостойным снисходить до общения с незнакомой женщиной, претендовавшей на близость со Слейфом-годи – жрецы и шаманы не должны посвящать других в свои профессиональные дела. Кастовая замкнутость.

Старый наоборот, был очень внимателен. Иногда переспрашивал, уточнял, просил объяснить непонятные выражения. В свою очередь вкратце перевел Алёнины речения ведьме.

– Что ты ему сказала? – вполголоса осведомился Славик.

– Ничего криминального, по-моему финн принял мои слова за чистую монету. Слейф обеспокоен появлением в лесах невиданных зверей вроде дикобраза-хелльдирра, поэтому он привел с собой великого воина Ивара. А я при вас как бы на побегушках – скальд, который запишет легенды об удивительных подвигах. Женщина-скальд – явление вполне заурядное, вспомнить хоть Гунборгу из Гельсингланда… Попросила рассказать о любых необычностях – меркнет ли солнце из-за «тени», появляются ли сказочные животные. Всё.

– Подарки, – напомнил великий воин Ивар, попинав завернутые в холстину восемь рессор для «Камаза», сброшенных с плеча на гранит. – Упарился тащить, тяжелые. Вдруг им не понравится?

– Давайте проверим…

Грубые железяки привели Старого в неимоверный восторг. Даже Лоухи изобразила на сморщенном лице подобие улыбки. Кликнули молодых финнов-гребцов, забрать сокровища – эти вообще пораскрывали рты от изумления.

– Говорит, что его семья благодарна Слейфу-годи за неслыханную щедрость, – перевела Алёна. – Вот старый хрен, даже не догадывается, кому обязан своим счастьем. И тысячу лет назад сплошная дискриминация по половому признаку… Их деревня теперь станет самой богатой на пять дневных переходов окрест и он сможет удачно выдать дочь замуж, за вождя или сына вождя… Видишь, а вы сомневались! Внимай речам Лоухи, она расскажет всё, что захочешь услышать. Не вздумай перебивать ведьму, это неучтиво. Вопросы формулируй точно и умоляю, старайся не употреблять слов наподобие «процессор» или «менеджер». Я и так понимаю финна с трудом – произношение у него хромает на обе ноги.

Общаться с Лоухи оказалось запредельно тяжело. Во-первых, Баба-Яга употребляла только язык еми, Старому приходилось перекладывать речения шаманки на древнескандинавский, Алена старалась изложить то же самое по-русски. Во-вторых, положение усугубляла манера разговора Лоухи: бабуля предпочитала изъясняться в стихотворной форме – сплошные кеннинги и сложные метафоры. В результате получался испорченный телефон, смысл терялся напрочь.

– У меня сейчас мозги из ушей потекут, – пожаловалась взмокшая Алёна. – Это невыносимо! Славик, я отказываюсь ТАКОЕ переводить. Как прикажешь понимать «руну пчелы, со звоном текущую в алой воде»? Что это значит?

– Я не филолог, а токарь. Скажи Старому, чтобы умолк. Пускай ведьма выговорится, а потом вытрясем из финна всё, что он знает – думаю, охотники куда практичнее впавших в старческий маразм шаманок!

– Попробуем…

– Харизма у нее фантастическая, – вдруг заметил Иван, старавшийся не встревать и играть роль тихого наблюдателя. – Славик, не обращай внимания на внешность, загляни глубже.

Славик послушался. Попытался отрезать все эмоции, только наблюдать да слушать. Разошедшаяся Лоухи учинила спектакль одного актера: меняла интонацию, пытаясь говорить за разных персонажей своего повествования, напевала, стараясь добавить пущего драматизма прерывалась на артистические паузы. Сделала несколько шагов перед и вытянула руку, словно обращаясь к невидимому собеседнику, потом вдруг закружилась в диковатом танце – при этом амулеты позвякивали в ритм. Разыграла самый настоящий короткий эпос.