Трофейщик - Алексей Рыбин

— Ой, Лешенька, как ты меня мучаешь! Ну самое время сейчас. Может, пивка лучше выпьем?

— Да выпьем, выпьем. — Алексей сунул руку в карман, остановился у ближайшего ларька и догнал Катерину, держа в руках две открытые бутылки. — На, держи.

— Спасибо, Лешенька. Слушай, а как Америка твоя?

— Да вот, думаю, надо сейчас ехать. На неделе пойду билет покупать. Что тебе привезти, Кать? Давай список. Вот приеду, и свадебку сыграем, да?

— Посмотрим. Может, и сыграем. Слушай, давай вернемся? Как там Людмила Алексеевна — надо бы с ней посидеть все-таки.

— Кать, да спит она — столько снотворного съела, пусть отдыхает. Нам там сейчас нечего делать. Давай немного погуляем — в себя надо прийти. У меня же тоже проблемы.

— Да уж, вляпался ты, Лешенька. Давай-ка, действительно, сваливай в Америку. Здесь пока уляжется все это…

Алексей вдруг почувствовал себя посторонним. Именно так — посторонним и непричастным к тому, что было вокруг них. Толстые стволы старых деревьев, густая листва которых еще не была тронута осенней желтизной, тихо похрупывающий под ногами сухой гравий дорожки, свежий, особенный петербургский воздух, заплеванные ступеньки станции метро — он вдруг увидел все это со стороны, внезапно выйдя из круга их воздействия. Они больше не влияли на него, не изменяли настроения — словно дзэнский монах, он отрешенно наблюдал за всем этим и впервые за последние несколько дней почувствовал полный покой. Покой и абсолютную личную безопасность. Удивительное дело — в городе он никогда совсем не расслаблялся. Впрочем, Алексей был уверен, что никто здесь не расслабляется, — всегда, в любой праздник, во всякой радости, в любви, в веселой пьянке с друзьями, на воскресной прогулке с детьми, в магазине, в музее, в метро, везде и в любое время маленький участок мозга концентрирует подозрительность, недоверие, страх, готовность ответить ударом на удар, словом на слово, толкнуть, закричать, побежать… Сейчас же ему казалось, что между ним и городом выросла стеклянная стена, причем не просто стеклянная, а пуленепробиваемая. И непробиваемая также для негативных эмоций, которые излучает в толпе, как правило, каждый второй, если не каждый первый.

Он внезапно, не заметив и не зафиксировав этот миг, полюбил всех вокруг. Улыбнулся бритоголовым бандитам, пропустил, остановившись, задрипанного пьяного, опустившегося совершенно, до последнего предела мужичонку с двумя пустыми пивными бутылками, двинулся дальше, догоняя ушедшую чуть вперед Катерину. Он шел, высоко подняв голову и смотря прохожим прямо в глаза. Встречный взгляд, как обычно, он видел очень редко: идущие навстречу люди либо упирались глазами под ноги, либо смотрели куда-то мимо, а если глаза Алексея попадали в поле их зрения, то они тут же либо как-то нервно смаргивали, либо поводили зрачками в сторону — привыкли уже все, что прямой взгляд в глаза на улице может означать в 99 процентах случаев угрозу. Только угрозу. Алексей улыбался и желал увидеть ответные улыбки на лицах, но окружающие почему-то хмурились, опускали головы и спешили пройти мимо.

— Чего лыбишься? — громко спросил его здоровенный парнище в кожаной куртке, стоящий у ларька с только что открытой бутылкой пива и только что громко ржавший в ответ на шутки своих приятелей — таких же здоровяков, переминающихся с ноги на ногу рядом с ним, а теперь мгновенно согнавших с лица улыбку и придавших ему злобное, закрытое, каменное выражение. — Чего надо, а?

— Да ничего, я так просто. Кайф вокруг, мужики, настроение просто хорошее. Удачи вам.

— Эй, постой, — парнище, чуть помедлив, крикнул вслед удаляющемуся уже Алексею, — подойди-ка сюда.

— Леш, пошли, пошли, чего тебе от них надо? — Катерина потянула его за рукав. — Пошли, у нас своих дел хватает.

— Да сейчас, подожди. — Он повернулся и подошел к тройке кожаных здоровяков. — Привет!

— Ты кто? — спокойно спросил его парень с пивной бутылкой.

— Алексей. — Он снова улыбнулся и протянул руку для пожатия.

— Кто это тебя так, Алексей? — спросил кожаный, не поднимая руки и смотря Алексею в глаза.

— Да, была тут у меня кровавая битва…

— Ну-ну. Игнат. — Кожаный сжал руку Алексея в своей. «Вот он, Каменный гость», — вспомнилось при мгновенной боли от пальцев-тисков кожаного. Рукопожатие затягивалось — уже давно пора было опустить руки, но Игнат продолжал сжимать кисть Алексея и наконец впервые улыбнулся.

— Игната, не мучь парня, кончай, — сказал один из кожаных приятелей.

Игната разжал наконец пальцы. Алексей, продолжая улыбаться, потряс онемевшей кистью.

— Вы чего, спортсмены, мужики? Фу-у-у. — Он подул на пальцы. — Ну и ну.

— Пива выпьешь?

— Выпьем, выпьем. — Подошедшая Катерина протянула свою ладошку кожаному. — Катя.

— Ну, Алексей, какая барышня с тобой! Смотрите, ребята, это Катя. Катя, это Федор, это Володя. Ну что, по бутылочке? — Он повернулся к амбразуре ларька. — Пять «тройки».

— Фу, «тройку» я не пью. — Катерина поморщилась. — А чего-нибудь другого?

— Так, ребята, барышня просит чего-нибудь другого. — Низкорослый Федор отвел руку Игнаши от прилавка. — Значит, так, берем коньячку и ко мне в кабины. — Он вдруг захохотал. — Алексей, пойдете с нами в КАБИНЫ? — Последнее слово Федор пророкотал зловещим, рычащим голосом, громко, так что проходящая мимо женщина средних дет шарахнулась в сторону. — Ха-ха, ну как?

— А что за кабины? — Алексей продолжал улыбаться, но почувствовал себя неуютно. — Это куда?

— Катя, послушайте, — заговорил молчавший до этого Володя. — Катя. — Тут его заметно качнуло, и Алексей вдруг понял, что все трое совершенно пьяны. Маленький, квадратный, плотный, с небольшим брюшком Федор то и дело смахивал пот с красного лба, Володю пошатывало, Игнат же при ближайшем рассмотрении находился в зомбическом состоянии, и, когда Федор отвел его руку от выставленного уже пива, он подчинился беспрекословно, вероятно тут же забыв о том, что собирался что-то покупать. — Катя, — в третий раз повторил обретший равновесие Володя. — Вы случайно в театре у Данилевского не работали?

— Ого, — удивленно подняла брови Катерина. — Работала. А вы что, знаете…

— Что такое театр? Федечка, ой, я умру сейчас. — Володя качнулся вперед и уперся рукой во вросшего в землю каменной статуей Федора. — Они же нас за бандитов принимают…

— А кто мы есть? Чистые бандиты. Посмотри на себя — тебе только пальцы веером — и вперед…

— Ну ладно. Алексей, пойдете в кабины-то или как?

— Алеша, пошли в кабины. Как интересно! — Глаза у Катерины заблестели. — Ребята, а вы кто?

Очнувшийся Игнат тем временем складывал в сумку три бутылки коньяка, огромную полиэтиленовую флягу с лимонадом, соленые орешки, шоколадки, еще какую-то мелкую дребедень.

— Так, ну, двинулись. — Володя махнул рукой на Кронверкскую.

Когда они свернули с проспекта, Катерина спросила, обращаясь ко всем троим кожаным:

— Слушайте, а мы не на «Ленфильм» случайно направляемся?

— О, братцы, вот это женщина! — заорал Володя. — Врубается моментально. А у Данилевского я вас видел, Катя, точно, видел.

— Да видели, конечно. Я от него год назад ушла.

— А что случилось?

— Вернее, меня ушли. За развязное поведение. — Катерина стрельнула на Володю глазами.

— Ну ладно, ладно, развязное поведение. Это невеста моя. — Алексей взял Катерину под руку. — Прошу любить и жаловать.

— Так. — Игнаша остановился. — Давайте поставим все точки над «i». — Монолог явно давался Игнате с трудом, но, уцепившись за мысль, он желал высказать ее до конца. — Алексей, за кого ты нас держишь? Невесту твою мы не обидим. Идете с нами дальше?

— Конечно, идем. Ребята, а от вас позвонить можно будет? — Катерина обняла Алексея и чмокнула его в щеку. — Алеша, надо Людмиле Алексеевне через часик позвонить, ага?

Они свернули под высоченную арку и миновали маленькую деревянную избушку с сидевшим в ней старичком-охранником, не останавливаясь, только Игнаша, повернув голову, махнул сторожу рукой. Тот кивнул в ответ и не стал требовать у компании пропуска. Территория бывшей киностудии «Ленфильм» была совершенно пуста — если Алексей здесь не бывал никогда и принял пустынный вид как должное, то Катерина, последний раз появлявшаяся на «Ленфильме» года два назад, была крайне удивлена отсутствием какого-либо движения, обычного прежде для этого места. Не было видно гордого вида такелажников, неспешно везущих из мебельного склада в павильон огромную металлическую телегу, нагруженную шкафами, пианино, диванами и стульями, с бегущей за ней, охающей и ахающей женщиной-реквизитором, ответственной за то, чтобы, не дай Бог, не поцарапали по пути полированную мебель, не порвали обивку стульев, не уронили пианино, не разбили зеркало. Куда-то подевались все машины: лихтвагены, тонвагены, камервагены и прочие «вагены», обеспечивающие доставку на съемочную площадку необходимого оборудования, не бегали из павильона в кафе и обратно истеричные ассистенты режиссеров в поисках внезапно, в самый нужный и ответственный момент исчезнувшего рабочего, светотехника, реквизитора, костюмера или главного актера, молчала столярка — высокое здание, где изготавливались декорации и откуда всегда доносился вой механических пил.