Жаркое свидание в Майами - Надин Гонсалес

Сандро, то ли остатки любимой еды из «Дьябло», но что-то взбодрило Энджел и заставило посмотреть на ситуацию по-новому. Да, сейчас их отношения зашли в тупик — невозможно было их продолжать, когда фундамент доверия рухнул. Но Сандро еще вернется в Майами, и, похоже, они снова встретятся. За это время Энджел хотела изменить свою жизнь. Вдохновленная, она начала искать себе работу.

Первая посылка прибыла в пятницу. Курьер постучал в ее дверь и оставил жесткий конверт на коврике. Опаздывая на собеседование, она подняла его, бросила на кухонный стол и открыла только вечером. Внутри лежал один-единственный лист бумаги. Это был простой чернильный набросок женщины, так похожей на нее.

Рисунок не был подписан. Она еще раз проверила конверт. Отправителем был «АК энтерпрайзис». Посмеявшись, она сфотографировала рисунок и отправила его Алессандро. Он сразу же позвонил ей. Повинуясь импульсу, она ответила, забыв о днях мучительного молчания после его отъезда.

— Привет, — сказала она. — Это генеральный директор «АК энтерпрайзис»?

— Разговариваю.

— Это ты нарисовал?

— Я тоже умею обращаться с ручкой.

— Ты умеешь обращаться не только с ручкой.

— Я нарисовал его в то первое утро, когда увидел, как ты бежишь по пристани, чтобы успеть на паром.

Хорошие времена.

— Я так испугалась в то утро, — сказала она в свое оправдание.

— Ты все еще боишься?

— Да! — сказала она.

— Я скучал по тебе.

Она тоже сильно и отчаянно скучала по нему.

Энджел попрощалась и положила трубку.

После этого каждую пятницу приходил конверт. Каждый из них содержал новый набросок, который возвращал ее к тому времени, которое они провели вместе. Сандро рисовал ее смеющейся, спящей, читающей и потягивающей кофе. Если бы она критиковала эту работу, то заметила бы очевидное потворство мужскому взгляду. Однако в данном случае она не возражала.

Она не возражала, когда он стал звонить чаще. В начале рабочего дня, пока наливал первую чашку кофе, Энджел допивала вторую. Он посылал ей селфи в любое время и проводил виртуальные экскурсии по зеленым залам каждого крупного шоу, которое посещал.

Когда наступало время ложиться спать, по крайней мере на ее побережье, они переписывались, пока она не засыпала. Однажды он спросил, сможет ли Энджел когда-нибудь его простить, и она ответила «да».

В один из вечеров Сандро перешел на серьезные темы:

— Что ты решила с работой?

Энджел было нечего ответить. Она уже сбила ноги, бегая по собеседованиям.

— Ангел, ты можешь поговорить со мной, — сказал он. — Я не собираюсь тебя осуждать. У меня такое было. Месяцами переходить от одной актерской работы к другой — тяжело и унизительно. Если бы у меня не было друзей, с которыми можно поговорить, я бы сошел с ума.

Энджел точно знала, что он чувствовал. Она уже с ужасом ждала каникул в Орландо.

— У меня есть несколько многообещающих зацепок, — слабо произнесла она.

Она рассказала ему о своих собеседованиях на должности в двух известных художественных музеях. Это были должности начального уровня, и платили там не так уж много. Но и то и другое будет иметь большое значение для того, чтобы стереть пятно Шестой галереи с ее резюме.

— Ладно. — В его голосе не было и следа энтузиазма.

— Один из таких музеев — музей Переса, — сказала она. — Мне повезет, если я найду там работу.

— Может быть… — сказал он. — А чем бы ты хотела заняться, если бы у тебя была такая возможность?

Энджел устало закрыла глаза, а он продолжал:

— А как насчет твоего собственного искусства? Почему я его до сих пор не видел?

— Ты видел мои картины.

— Те немногие, что на твоих стенах? Разве ты не была ребенком, когда рисовала их?

— Ну… да.

— К тому же это картины страны, в которой ты никогда не бывала.

— Какое это имеет значение? Когда-нибудь я это сделаю.

— Я тоже хочу побывать на Кубе. Может быть, мы вместе отправимся в паломничество. Я хочу сказать: я знаю, каково это — быть преследуемым потерянной родиной.

Энджел нравилось, как много у них общего. Их родословные были насильственно вырваны с корнем в Карибском море и посажены на берегах Флориды без каких-либо исследований почвы или удобрений. В результате это были гибриды, приносящие всевозможные странные плоды. Но на этом сходство заканчивалось. У Алессандро была свобода экспериментировать. Энджел была заперта в отчаянной попытке заслужить одобрение родителей.

— Но вернемся к тебе. У тебя прекрасные рисунки Кубы. Почему бы тебе не рисовать Майами?

— Ты предлагаешь мне нарисовать торговый центр на Линкольн-Роуд?

— Или просто вид за окном, — сказал он. — Почему нет? Теперь мы здесь. Флорида — это дом.

— А что, если я попробую еще раз, и это не сработает? — выпалила она.

Ее вопрос состоял из двух слоев. Пауза перед ответом сказала ей, что он понял.

— А если сработает?

— Хорошо, но что, если это не так?

— Ну, тогда ты хотя бы попытаешься. Никаких сожалений.

После того как они пожелали друг другу спокойной ночи, Энджел включила приложение для цифрового рисования на своем телефоне и пролистала свое портфолио. Она подумывала о том, чтобы поделиться своими набросками с Алессандро, но по сравнению с ее картинами маслом, аккуратно нарисованными в родительском доме, наброски казались такими простыми. Будет ли он смеяться?

Ее взгляд скользнул по стенам спальни, которую она превратила в галерею рисунков Сандро, доставляемых к ее двери по пятницам. Каждый быстрый набросок был для нее драгоценен. Она никогда не осудит их и не посмеется над его техникой. Они принесли ей столько счастья.

Прежде чем Энджел потеряла самообладание, она выбрала несколько своих цифровых набросков и отправила их Сандро.

Ее телефон тут же зазвонил.

Глава 25

В пятницу перед «Золотым глобусом» рисунок от Сандро не пришел. Энджел предположила, что Алессандро слишком занят подготовкой.

В субботу утром он позвонил и сказал, что будет дома до воскресенья.

— Это сумасшедший цирк.

— Я понимаю. И я болею за тебя.

Она оплатила просмотр фильма «Черный рынок», за который его номинировали на «Глобус». Его роль разочарованного копа была безупречной.

— Спасибо, ангел, — сказал он. — Люблю тебя.

Ее живот напрягся.

— Я тоже тебя люблю.

У Энджел теперь был свой собственный график, которого она должна была придерживаться. Она снова просыпалась в шесть, чтобы рисовать, но на этот раз выходила из квартиры только со смартфоном и стилусом. Ее новая задумка была продолжением экскурсий в обеденный перерыв, только теперь она рискнула проехать мимо Линкольн-Роуд в Литтл-Гаити, Литтл-Гавану, Винвуд и Мидтаун. Она выбирала улицу и