Фейсконтроль на главную роль - Дарья Донцова

– Во! – чуть задыхаясь, пробасила домработница. – У хозяина бесовской литературы море! Он все читает, на бумажке самое важное записывает, закладки вставляет. Где же этот рассказ… Ага, нашла…

Корявый палец Вали ткнулся в раскрытую страницу.

– Если плохо видишь, я сама продекламирую, – сказала домработница и, не дожидаясь моего ответа, начала вещать:

– «Явление колдуний из загробного мира широко описано в специальной литературе. Людям свойственно пугаться при появлении тонкой материи, но, как ни странно, практически все свидетели описывают призраки ведьм одинаково. Сначала в помещении повисает резкий приторный запах. Не следует путать его с запахом серы, который сопровождает дьявола. Аромат привидения может кому-то даже показаться приятным. Минуты через две из мрака начинает бить огонь. Он холодный, но способен обжечь, правда, легко. Светящийся шар рассыпается на мелкие частицы, и перед человеком появляется дух ведьмы в самом соблазнительном виде. Колдунья сначала жалуется на жизнь, а потом предлагает земному существу сделку: она исполнит его самое заветное желание в ответ на поцелуй. Многие соглашаются на искушение, а зря. Колдунья не обманывает, она не может солгать, иначе не получит освобождения, поэтому высказанная чужая мечта воплотится в реальность, но в момент слияния губ к ведьме переходит часть энергии человека, и прислужница беса возвращается в материальный мир. Она превращается в молодую привлекательную женщину и вновь обретает земную жизнь. Увы, человек, побывавший в объятиях ведьмы, скоро умирает. Сначала у него выпадают клоками волосы, потом расшатываются зубы, начинается кровохарканье и сильное сердцебиение. Колдунья же часто находится вблизи медленно умирающего человека – она хочет допить остатки его праны». Ну как? Похоже?

Я потерла ладонью лоб. Некоторые «научные» книги похлеще детских страшилок про торт с розами и черную руку, которая из него высовывается, чтобы задушить девочку, которой мама сделала на день рождения милый подарочек.

– Можно посмотреть книгу? – попросила я.

– Нет! Еще запачкаешь, и Эрик поймет, что в его библиотеке рылись, – прижала к себе том Валя. – Тут написана чистая правда! Со мной так и случилось: сначала воняло, потом огонь полыхнул, баба в розовом явилась, а еще мне искрами кожу посекло, вот Матренкина мазилкой со мной и поделилась. Я ей правду выложила, и Лариса мне совет дала: не ходи, грит, Валька, на болото, иначе утащит тебя дух под воду, молитвы читай, постись, святой воды попей – и отпустит. Но только я ничего, кроме «Отче наш», не знаю, да и то не твердо слова произношу. Постеснялась бабке правду сказать, а Лариса по вере твердая, сразу про крест спросила, ношу али нет. Я ей крест показала, а про то, что слов не знаю, промолчала. Вдруг бабка помогать откажется?

– Вот почему ты за Матренкиной кинулась, когда женщина в розовом вошла в дом Лаврентьевых, – осенило меня.

Валя перекрестилась.

– Ага. Эрик Скавронскую из ада вытащил и про тайник узнал, а Софья около него теперь держится, ждет когда из профессора дух улетит.

Я решила вернуть обезумевшую поломойку к реальности:

– Какой смысл ведьме давать противоядие Нине?

– Не надо искать смысл в колдуньиных поступках, – филином заухала Валя. – Смерть по Киряевке ходит, летает над селом! За последнее время четверо на тот свет уехало: Анна Воронова, Фекла Хвостова, Анфиса Пузырева и Антонина Верещагина. Раз – и померли! Без колдуньи не обошлось, она ихнюю кровь высосала, а потом к Лаврентьевым пришла. Нине-то че она поднесла? Эрик про лекарство талдыкал, да только в пузырьке яд оказался. Страшный! Дьявольский!

Я потрясла головой.

– И сколько лет было умершим женщинам?

– За восемьдесят, – охотно ответила Валя.

– Думаю, смерть их приключилась от старости.

– Нет, это ведьма бушует, – не сдалась Валя. – Матренкина-то в магазине вдруг сказала: «Осторожно, люди! Вон старухи на тот свет ушли. Не приближайтесь к холму, там местность проклятая. Не рвите траву! Из источника не пейте!»

Я встала.

– Где живет Матренкина?

– Выйдешь из ворот, бери левей, последний дом за колодцем, ставни у него бордовые, – словоохотливо пояснила Валентина.

Изба Матренкиной стояла незапертой.

– Есть тут кто? – закричала я, входя на небольшую терраску, заставленную разнокалиберной мебелью. Ничего примечательного в интерьере не было – пара табуреток, стул, стол и диван, на котором горой валялись глянцевые женские журналы и издания по садоводству.

– Сука! – заорали из дома. – Кто тебя просил? Ты мне жизнь поломала!

– Ничего, – подключился к визгу громкий, но спокойный голос, – он уехал и ладно, невелика потеря.

– Я его люблю!

– Другой встретится.

– Сволочь! Хочу жить с Павлухой!

– Ну и на здоровье.

– А ты моего жениха изуродовала, гадина!

– Сейчас по губам получишь, не ругайся под иконами.

– Тьфу, тьфу, вот твоим доскам, чтоб они сгорели!

Я невольно попятилась в сторону продавленного и потертого черного кожаного дивана, новинки мебельной промышленности тридцатых годов прошлого века. Это было весьма кстати. Покосившаяся дверь, ведущая внутрь пятистенки, резко распахнулась, на террасу выбежала вульгарно размалеванная девица в супер-мини юбке, обтягивающей майке и белых лаковых сапогах-ботфортах на спицеобразных каблуках. Звякая дешевыми браслетами, безостановочно матерясь и распространяя запах псевдофранцузской парфюмерии, красотка схватила табуретку и с размаху швырнула ее в окно. Жалобно дзынькнув, стекло рассыпалось на мелкие осколки.

– Что ж ты творишь, иродова дочь? – запричитала Матренкина, выходя следом.

– Это только начало! – азартно пообещала девушка. – Вернусь и подожгу тебя, суку, будешь со своим батюшкой в навозной куче спать. Там тепло, к вони привыкнешь!

Красавица смачно плюнула на пол и убежала.

– Нет, ты видела? – всплеснула руками Лариса. – И как с такой бороться?

– Надо участкового позвать, – предложила я. – Пусть составит протокол, имел место факт откровенного хулиганства.

Матренкина взяла стоявший в углу веник.

– Охо-хо, грехи мои тяжкие… На внучку жаловаться не пристало, сама ее накажу. Еще понадобится ей бабушка, прибежит денег просить!

– Это ваша внучка? – поразилась я.

– Наташка, – кивнула старуха. – Без отца росла, ремня не пробовала.

– За что же она так на вас обозлилась? – продолжала недоумевать я.

Лариса неожиданно рассмеялась и села на табурет.

– Приехала погостить, да не одна, с женихом на мотоцилке. Кабан страшный! Волосы до плеч, бородища лопатой, весь в железных перстнях, на шее крест висит огромадный, сам в черном. И курит, и пьет, и за девками ухлестывает. В Киряевке молодых нет, зато в Лаптевке и Уськине полным набором малина. И что же Павлуха придумал? Вечером Наташке стакан выпивки нальет – пей, невеста, до дна за наше будущее семейное счастье! Натка хлобысь и на бок. Спит, сопит, а будущий муж через окошко на мотоцикл и гульбанить!

– Мда, – крякнула я, – некрасиво.

– Я бы в их жизнь не полезла, – вздохнула Матренкина, – но слух побежал нехороший, про отца Иоанна. Он святой человек! Матушка у него приболела, в больнице лежит, так он к жене каждый вечер ездит. А у батюшки мотоцикл, борода, и он тоже в темное одевается. И начал народ шуметь, мол, матушка в клинике, а муж ее по девкам шастает. Видят же: мотоцикл несется, рулит им мужчина с волосами, крест на груди, борода по ветру, сзади прошмандовка сидит. Кроме отца Иоанна у нас тут таких нет, а про Павла Наташкиного никому не ведомо. И ведь я антихриста по-человечески попросила: «Либо уезжай восвояси, либо не буянь, священнику репутацию замазываешь». А он конем заржал и свое продолжать. Пришлось с ним разобраться.

– Вы наказали байкера? – усмехнулась я. – Поставили в угол?

Матренкина склонила голову к плечу.

– Бороду ему отрезала. Павел с торжища пришел и к Наташке под бок дрыхнуть завалился. А я его побрила. Пусть теперь по округе катается, никакого ущерба отцу Иоанну не учинит. Вот мы и поругались с внучкой.

Я засмеялась.

– Здорово!

– У девчонки другое мнение, – развеселилась Лариса. – а ты чего пришла? Где-то я тебя видела…

– У Лаврентьевых, в тот день, когда вас Валентина к своим хозяевам привела.

– А-а-а, – протянула Матренкина. – Уж не молодая она, да глупая, в чепуху верит, про привидения говорила. Вальке хорошо чаю попить, с мелиссой, а еще лучше хозяйством заняться, а то грязно в доме, пыль на буфете и полы не метены.

– Вы у нее ожоги видели? – без предисловий спросила я.

– Тебе зачем? – ушла от ответа старуха.

Я заколебалась. Можно ли рассказать бабушке правду? Очевидно, раздумья отразились на моем лице, потому что Матренкина серьезно добавила:

– С другими бабками я не сплетничаю, некогда мне. И секреты чужие уважаю, иначе никто в дом не позовет, заработка я лишусь. Я, милая, черта изгонять умею, а за такое дело не всякий батюшка возьмется. Вера должна быть крепкой, незыблемой, чуть засомневаешься – и дьявол тебя одолеет. Говори, не сомневайся, вместе с бедой справиться легче.