Фабрика романов в Париже - Дирк Хуземан

громко, что привлекла всех своих пособников с баррикады. Один за другим они подошли к Дюма. И все они тоже принялись хохотать.

– Вы что, все с ума посходили? – спросил Александр. Его кипящий гнев угас в холодной волне неуверенности.

Седая женщина протянула руку и провела по щеке Александра. Она ухмыльнулась, показав свои пальцы. Они были белыми.

Сперва Александр не понял, в чем дело, но быстро догадался. Штукатурка, которую он отрубил с лепнины в Chambre mauresque, прилипла к его коже. Как только слюна растворила пыль, маскарад подошел к концу.

– Дю-ма! Дю-ма! Дю-ма! – снова раздавались крики.

Только истинная французская революционерка могла увидеть правду. Александр все еще держал женщину за плечи. Теперь он притянул ее к себе и страстно и влажно поцеловал в губы. От нее пахло капустой – ароматом французского народа. Он снова поцеловал ее, и ее руки взъерошили его шевелюру.

– Сражайся с нами, Дюма! – призывали его голоса.

Александр посмотрел на Анну. Графиня сидела на козлах и наблюдала за происходящим, словно из театральной ложи.

– Я буду сражаться с вами за Францию, – сказал он и пожал протянутые к нему руки. – Но не здесь. Я знаю, кто на самом деле желает гибели нашей великой нации. Отвезите нас на вокзал. Я отыщу источник всего зла. И уничтожу его!

Фрушар писал. Его перо танцевало по бумаге. Дюма исчез, и теперь ничто не могло помешать его таланту. Больше никаких поучений. «Фрушар, такие истории не продаются. Фрушар, вы хотите меня разорить? Фрушар, Фрушар, Фрушар!»

Наконец в замке Монте-Кристо воцарилась тишина. Дюма сбежал бог знает куда. Лишившись работодателя, слуги тоже исчезли. Даже авторы фабрики романов пустились в бега после того, как революционная статья в «Мушкетере» ввергла Францию в хаос. Трусы!

Фрушар остался. Ему не составило труда проникнуть в замок. Камень и окно – эти двое отлично подходили друг другу. Поместье в обширном парке было заброшено. Отныне в Париже гремели баррикадные бои, и сюда не приезжали даже процентщики или собутыльники хозяина.

Фабрика романов принадлежала ему.

Кабинет писателя наверху был пуст, но Фрушар избрал белый салон на первом этаже. Он сидел на троне Дюма, курил сигары Дюма, пил вино Дюма. Поначалу мраморный бюст бывшего хозяина дома строго взирал на него свысока. Поэтому Фрушар надел ему на глаза повязку. Теперь копия писателя выглядела так, словно его вывели на расстрел.

Именно такая участь ожидает Дюма, когда его поймают. Быть может, его даже повесят. Фрушар довольно прищелкнул языком. Александру Дюма не будет пощады. Дела его были плохи. А благодаря Фрушару станут еще хуже.

Так повелел Леметр. Таинственный магнетизёр вручил Фрушару конверт и дал ему четкие инструкции: фабрика романов должна работать и дальше, тексты в «Мушкетере» сорвут маску с лица аристократии во всем мире. И именно Фрушар и Леметр напишут эти строки.

В конверте лежали две тысячи франков. За них Леметр потребовал опубликовать памфлет, который лишил бы парижан чувств. Написать его должен был Фрушар.

Мужчина снова склонился над листком бумаги и поставил бокал на загибающийся уголок. Он глубоко обмакнул перо в чернильницу. Пятна, оставшиеся от чернил на роскошном столе, позабавили его. Фрушару они казались кровью бывшего хозяина дома. Он уронил еще несколько капель на полированную деревянную поверхность, прежде чем начал писать. Император Наполеон оскверняет могилу Бальзака.

Чудесное название для чудесно придуманной истории. Бальзак, любимый писатель всех французов, умер лишь в прошлом году. Половина Франции провожала его гроб до кладбища Пер-Лашез жарким августовским днем. Новость о том, что Луи Наполеон осквернил его могилу, святилище французской культуры, вызвала бы возмущение по всей Франции. А французы – Фрушар это знал – взялись бы за оружие и перестреляли всех, прежде чем догадались бы проверить, соответствует ли информация истине.

Перо заскрипело по бумаге. Теперь, когда Дюма не исправлял каждое второе его предложение, мысли Фрушара текли бурной рекой. По его велению, Луи Наполеон приказал выкопать тело Бальзака и зарыть его в братской могиле, где никто не смог бы его найти.

Фрушар остановился и задумался. Не Бальзак ли когда-то сказал: «Человек живет дважды. Первый раз в действительности. Второй раз в памяти»? Он поместил бонмо[46] в конце статьи и написал внизу, что памятное место теперь навсегда уничтожено.

Откинувшись назад, Фрушар довольно хлопнул обеими руками по столу. Фабрика романов превратилась в мануфактуру лжи.

Часть 2. Вор в Британском музее

Глава 20. Лондон, декабрь 1851 года

Бриллиант размером с гору – так лондонские газеты окрестили кафедральный собор из стекла и стали, с мая возвышавшийся в Гайд-парке[47]. В народе монумент называли Хрустальным дворцом. Со дня открытия Всемирной выставки в Лондоне побывали многие иностранцы. Голландцы, немцы, французы, бельгийцы, швейцарцы, шотландцы и даже ирландцы хотели узнать, что такого могут показать двадцать восемь стран. В листовке для посетителей обещали, что, попав на день в Хрустальный дворец, любой увидит чуть ли не весь мир и больше никогда не захочет путешествовать.

Здание привлекало всеобщее внимание, но не менее интересны были представленные в нем предметы: восточные ковры, скульптуры из древнего Константинополя, картины маслом, написанные лондонскими художниками, огромные блоки из литой немецкой стали, стулья из индийского каучука, железнодорожные рельсы длиной в двадцать метров из Пруссии, машина из Северной Америки, которая, как говорили, могла сама скосить целое кукурузное поле, и «Кохинур» – один из самых крупных алмазов в мире.

Бен Саймс приходил в Хрустальный дворец каждый день. Он все время делал вид, что читает газету, пока ждал возле вяза. Дерево достигало более тридцати метров в высоту, и выставочный зал построили вокруг этого древнего гиганта. Вяз всегда привлекал много посетителей. Каждый хотел увидеть, как сочетаются природа и архитектура. Здесь все гости замедляли шаг, здесь каждая пара посетителей, остановившись, поднимала глаза в небо, чтобы, хорошенько полюбовавшись этим зрелищем, понять, на сокровища какой страны им стоит взглянуть в первую очередь.

Тогда-то Саймс и предлагал свои услуги.

– Откуда вы? – спрашивал он гостей – в основном супружеские пары или небольшие группы юношей.

Этот простой вопрос всегда оказывался удивительно действенным. Все с удовольствием рассказывали ему о трудностях, которые они испытали по пути в Хрустальный дворец. При этом каждый старался подчеркнуть, что даже самые далекие дороги, самые грязные гостиницы, самые тяжелые лишения не могли помешать им стать частью того, о чем мир будет говорить еще сто лет.

Саймс знал,