Лестница в небо - Иван Кузнецов

«…источника. Успешно!» На карту, проецируемую скафом, вывалились несколько точек. А вот и противник. Ну, держитесь, сволочи…

На крыше ближайшего дома появляются три фигурки. Высокие, тонкие, почти неразличимые для глаз. Но сканеры скафа пробивают кокон чужой защиты, несмотря на активное подавление. Элиане! Откуда, зачем?! Вопросы остаются позади. Они становятся ненужными, лишними! И я начинаю стрельбу.

Три огненных клубка падают на землю. Плевать, что нас могут увидеть ящерки. Риск слишком велик… Да при чем тут риск?! Они осмелились напасть на меня! Плазмер выплевывает еще несколько капсул. Контрольные.

Противник так и не успевает открыть ответный огонь. Понадеялись на телепатов… Уроды.

Я подхватываю плазмер Тарра. Радорианин жив, но в глухой отключке, пытаться вытащить его – смерти подобно. «Да и не за ним пришли», – словно в оправдание шепчу я себе. Впрочем, тому, кто сейчас направляет меня сквозь лабиринт пустынных улочек, Тарр глубоко безразличен. Высшее «Я» пытается спасти лишь мою жизнь. Нет, не жизнь! Уголком сознания, что еще принадлежит мне, успеваю уловить, что речь идет не о моей жизни и смерти. А потом становится не до того. В течение нескольких секунд пси-фон вокруг стремительно уплотняется, а затем город ящеров проваливается в никуда.

Невидимая рука подняла меня в воздух. Короткая пауза и холодок свободного падения в животе. Удар! Не очень болезненный, хотя и должен быть таким. Синяя гладь океана сомкнулась над головой. Черта с два! Я забарахтался, потом, собравшись с силами, рванул вверх. Вода удивленно взглянула на осмелившегося сопротивляться наглеца. Попыталась сдавить мягкой упругой подушкой. Поверхность быстро покрывалась тонким серебристым ледком. Ну уж нет!

Вода кипит вокруг тела. Я превращаюсь в раскаленный болид, в реактивную торпеду. Хрупкая поверхность разлетается, и я выныриваю, жадно хватая ртом воздух. Потом неожиданно для себя продолжаю движение, зависнув в итоге в нескольких сантиметрах над поверхностью.

Передохнуть не дают. Невдалеке вспухает гигантский пенящийся вал, секунду медлит, словно пытаясь сориентироваться, а потом устремляется ко мне. Я рефлекторно дергаюсь в сторону и обнаруживаю, что скользить над водой ничуть не сложнее, чем бегать по травке. Впрочем, способность левитировать мало помогает. Водный фронт изгибается, заключая меня в кольцо, и обрушивается всей массой.

Поначалу я ничего не мог поделать. Сил хватало только на то, чтобы окончательно не погрузиться в пучину. Гибкие водные щупальца трясли меня, будто тряпичную куклу. Стоило сорвать с себя одно, как на смену приходило новое. Схожие трудности испытывал разве что Геракл, сражаясь с Гидрой. Сравнение мне понравилось, и я развил мысль. Геракл в том поединке успешно использовал огонь, стоит попробовать…

Острая режущая боль – подобной не испытывал ни разу. Удивился даже, почему не наступил болевой шок. Вокруг висело клубящееся раскаленное марево пара. Оказалось, законы физики здесь никто не отменял, и превратиться в гигантскую каплю расплавленного металла – не лучшая идея. Единственное, что утешало: тому, кто был водой, пришлось ничуть не слаще. Его вопль едва не вывернул меня наизнанку.

Резкий порыв ветра разогнал обжигающую белесую пелену, и передо мной вновь была лишь спокойная синяя гладь. А затем я вывалился в реальность.

Тело не останавливалось ни на секунду. Причем контролировал его движения отнюдь не комп скафа, а мое второе «Я», к которому обычное «Я» потихоньку начинало привыкать.

Комп сыпал цифрами. Перед глазами, накладываясь на окружающий мир, мельтешили фрагменты карты, указатели, проекции невидимых глазу, но фиксируемых датчиками охотников.

Наверху из ниоткуда вновь вынырнули тени. Я начал стрельбу одновременно из двух плазмеров, почти не целясь, накрывая огненным ливнем широкий фасад здания. Один призрак превратился в факел и, нелепо размахивая руками, рухнул вниз. Второй, несмотря на распустившийся на плече огненный цветок, сумел удержаться на крыше и пригнуться, уходя с линии атаки. А вот третий не только ускользнул от трех десятков выпущенных капсул, но и умудрился выкроить мгновение для ответного выстрела.

Несмотря на мой дерганый непрекращающийся танец и маскировочное покрытие скафа, лазерный луч чиркнул по плечу, прожигая броню. Короткий укол боли. Куда слабее той, что посетила в устроенной самолично паровой бане, но я неожиданно почувствовал дурноту. В этой реальности боль, увы, имела последствия.

Скаф старался вовсю, накачивая организм химией, смывая, пусть на время, последствия ранения. Хорошо еще, что рана вышла «удачной», и рука работала более-менее сносно.

Не переставая поливать из тарровского плазмера край крыши, я продолжил бег и едва не столкнулся с вынырнувшим из-за угла четвертым нападающим, которого прозевали сканеры. До размытой фигуры элианина был какой-то метр, стрелять из плазмера я просто не рискнул – врезал лазерами, израсходовав сразу четверть активной поверхности. Элианин по инерции сделал пару шагов, а затем мешком свалился на землю. Мне же снова поплохело, причем куда сильнее, чем раньше. Причина была ясна, и о ней немедленно проинформировал скаф: «Опасность второй степени. Зафиксировано применение системы нервного подавления. Производится стимуляция. Полное восстановление функций организма невозможно…» И мир опять взорвался.

Все та же бесконечная гладь океана; я, парящий над ней, и… Что на этот раз?

Поднимать новый вал неведомый Посейдон не рискнул: мало ли какой мазохистский акт мне в голову придет. Вместо этого вода подо мной неожиданно потемнела и секунду спустя взорвалась струей гейзера. Этой секунды, однако, хватило, чтобы сместиться в сторону, уклониться от кипящего потока.

Гейзер опал столь же стремительно, как и возник. Вновь ударил. Еще и еще раз. Некоторое время я беспорядочно лавировал меж вырывающихся из глубины струй, а потом, разозлившись, вместо того, чтобы скользнуть в сторону, попытался выморозить часть поверхности на пути очередного плевка.

Результат получился не Идеальным, однако ледок свою функцию худо-бедно выполнил. Струя гейзера ударила в полупрозрачную корку, разорвала ее на сотни жалящих крошек, но и сама утратила силу, не сумев пробиться на поверхность.

Я немедленно сковал начавший разваливаться айсберг, нарастил его толщину; и новый подводный удар хотя и потряс ледяную глыбу, но видимого вреда ей не нанес.

Противник сменил тактику: над водной гладью вырос пяток невысоких волн, закруживших вокруг меня непонятный танец. То ли момент для атаки выбирали, то ли еще чего. Однако я уже почувствовал азарт и в этот раз решил начать первым.

Одну волну я утопил. Забавное сочетание – «утопить волну». Уловив логику в кружевах движений, я выдавил на пути гребня часть океана, создав небольшой водоворот. Еще один вопль, куда более слабый, чем при закипевшем вале.

Вторую волну я попробовал заморозить, что частично удалось. Пока она вырывалась из ледяных оков, три другие одновременно бросились вперед. Я попытался ударить в противофазе, подняв невысокий вал, не шибко преуспел и некоторое время почти вслепую беспорядочно отбивался от холодных соленых оплеух. В какой-то момент мне все-таки удалось вырваться, как, впрочем, и подмороженной ранее волне. Танец возобновился.

В этот раз в атаку мы бросились одновременно. Волны соединились попарно и вытянулись в два длинных хлыста. Я не без труда ушел от обоих и выплеснул в ответ облако холодного тумана. Правый хлыст его выдержал, а вот левый оказался не столь стойким и развалился.

Окончательно переключившись на заморозку, я выдал серию прицельных ледяных ударов, избежать которых одной из маленьких волн не удалось. Не давая ей очухаться, я выслал еще одну концентрированную струю холода и, едва гребень покрылся ледяной чешуей, ударил наотмашь, разбивая на куски.

Три оставшиеся волны бросились наутек, но отпускать их просто так не хотелось. Я рванул следом, продолжая пытаться на ходу подморозить беглецов. Без особого, впрочем, успеха.

Волны резко замедлили бег, и я успел уловить, что изменилось само качество воды. Она стала заметно темней и, как подсказала интуиция, явно враждебней. Задуматься над сочетанием «враждебная вода» я не успел. Немного помедлив, словно дождавшись, пока я приближусь, гребни опали, втянулись в черно-синюю колышущуюся мглу, а секунду спустя вода разверзлась, выпуская на свет на редкость мерзкую тварь.

Это была здоровая, покрытая болотно-зелеными хитиновыми пластинами гадость. Этакий морской таракан. Там, где пластины расходились, виднелась пульсирующая бледно-розовая кожица, по сравнению с которой радорианская была верхом эстетического совершенства. Маленькая, состоящая из невообразимой мешанины жвал и щупальцев голова нацелилась в мою сторону. Одновременно прикрывающий бока хитиновый панцирь разошелся, позволяя расправиться двум дюжинам ножек. Учитывая мою врожденную нелюбовь к насекомым, я удивился, что не испытываю ни малейшего отвращения. Вместо него были ярость, злость и желание стереть эту мерзость с лица земли. Однако я почему-то замер, вернее, завис на месте. Тварь тоже не шевелилась и, я был в этом уверен, рассматривала меня с куда большим удивлением, чем я ее.