Эксперт по убийствам - Николь Апсон

Остальные предметы на столе выглядели здесь намного более уместно. В хрустальном стаканчике оставалось с полдюйма виски, а пустая бутылка валялась в окружении порванных конвертов в стоявшей рядом на полу мусорной корзине. Возле набитой окурками пепельницы лежала снятая с рычага телефонная трубка, которая, судя по всему, еще недавно активно использовалась, — на лежавшей вплотную к ней промокательной бумаге пестрело с полдюжины инициалов и телефонных номеров. Пенроуз переписал их себе в блокнот и, надев перчатки, осторожно открыл один из верхних ящиков письменного стола. Ящик был полон официальных бланков Обри, в ящиках справа и слева тоже не нашлось ничего интересного. Инспектор стал открывать один за другим нижние ящики. Первый был заполнен счетами и отчетами, второй — контрактами с актерами и работниками обоих театров Обри; эти бумаги следует потом просмотреть повнимательнее, но он-то надеялся найти хоть какие-нибудь личные документы продюсера, которые подтвердили бы зреющую в голове Пенроуза идею о связующей нити между Обри и Элспет Симмонс. Не об этом ли хотел поговорить с ним продюсер?

Перерывая пачки деловой корреспонденции, Арчи уже почти отчаялся найти что-либо стоящее, как вдруг в самом последнем ящике он наткнулся на пачку писем — все они были адресованы Обри, написаны одним и тем же четким почерком и, судя по отсутствию штемпеля, отданы ему прямо в руки. Арчи, читая их одно за другим, приходил во все большее изумление; он нашел в них отнюдь не то, что ожидал, и они уводили расследование совершенно по иному пути. Инспектор настолько погрузился в чтение, что даже не заметил, как к столу подошел Фоллоуфилд и молча стоял уже с минуту или две, разглядывая оружие и цветок.

— Вы, сэр, наверное, подумали то же, что и я?

— Узкое лезвие, около девяти дюймов длиной и дьявольски острое — именно то, что мы ищем, верно? Но с какой стати штык оказался здесь?

— Значит, вы думаете это не Обри?

— Как бы я ни старался, но просто не в силах себе представить, что Бернард Обри мог проникнуть в железнодорожный вагон с этой вот штуковиной и убить молодую девушку. Особенно учитывая то, что она — его дочь.

— Его дочь? Откуда вам такое известно?

— Мне это неизвестно, но я пытаюсь найти логическую связь между двумя смертями. Мы знаем, что во время войны Уолтер Симмонс получил Элспет от своего приятеля, так что теперь мы должны узнать у Элис Симмонс, служил ли Обри с ее мужем или был хоть как-то с ним знаком.

— Обри на войне минировал туннели, сэр. Мисс Бомонт мне только что об этом рассказывала. Потому он и пошел переодеваться наверх: он ненавидел подвальные помещения даже в своем театре, все из-за того, что ему пришлось долго находиться под землей во время этой ужасной войны. Мы можем спросить Фрэнка Симмонса, знали ли эти двое друг друга, — я думаю, Уолтер Симмонс о своих друзьях и о войне скорее говорил с братом, чем с женой, и не надо ждать, пока миссис Симмонс приедет из Беруика.

— Это верно, но я бы не хотел сейчас посвящать Фрэнка в наши дела. Лучше, когда Элис вернется, мы поговорим с ней наедине. И еще, я хочу, чтобы она взглянула на почерк Обри: если он посылал Уолтеру каждый год письма и деньги, Элис может распознать его почерк. Занятно — выходит, у Обри была клаустрофобия. Интересно, кто об этом знал?

— Похоже, его фобия не являлась большим секретом, и уж сотрудники театра наверняка о ней знали. Но допустим, Обри — отец Элспет, я не понимаю, почему их надо было убивать.

— Не понимаете? Обри был хозяином Хедли Уайта, так что почти наверняка он слышал про Элспет. Возможно, он даже с ней познакомился и понял, кто она такая. Что, если Обри хотел признать ее своей дочерью и поближе с ней познакомиться? Фрэнку Симмонсу это могло не понравиться — он наверняка решил бы, что теряет племянницу. Мне показалось, что когда мы их навестили, они были в ужасе, что лишились Элспет. И такое совершенно естественно, когда ребенка берут на воспитание нелегально — тут семейное счастье зиждется на очень шаткой основе, и потому ценно вдвойне; кто знает, на что способны решиться опекуны ребенка, чтобы его не потерять? А Хедли Уайт… Обри могло не понравиться, что его дочь встречается с работником сцены. Согласен, что у Хедли намного серьезнее основания для убийства Обри, чем для убийства Элспет. Но грань между любовью и чувством собственника очень хрупка, и если Хедли решил, что лучше убить ее, чем потерять, он далеко не первый.

— И к тому же он тут вечером околачивался.

— И он, и Фрэнк Симмонс, оба они были здесь перед спектаклем.

— Но Симмонс не мог бы попасть в эту комнату, а Уайт мог. Никто бы не удивился, увидев парня в театре, даже если у него и выходной.

— А помните, Фрэнк Симмонс сказал, что в театре работает его приятель, который помог ему собрать памятные сувениры? Ведь он мог и пропустить Симмонса потихоньку.

— А что Обри вам все-таки сказал, сэр?

— Что ему надо что-то мне рассказать, и намекнул, что, если бы он мне об этом рассказал раньше, Элспет, может быть, осталась в живых. Он как-то так выразился: «Простить себе не могу, что не сделал этого раньше». — Арчи помолчал. — Если я прав насчет связующей нити между ним и Элспет, мы не можем исключить самоубийство. Джозефина говорит, он очень расстроился, когда узнал, кого убили, и я предположил, что Обри переживает из-за Хедли, но, возможно, тут кроется что-то еще. Если многие годы ты мечтал встретиться со своим ребенком и вдруг его убили — это ужасно, но если ты знаешь, что мог спасти его, то это почти невозможно пережить. Но уйти из жизни таким способом… Посмотрите на него, Билл, — можете себе представить, что он перенес в свои последние минуты?

— Нет, не могу, но, я думаю, самоубийство исключено.

Пенроуз вопросительно посмотрел на сержанта.

— Мисс Бомонт сказала, что, когда она сюда пришла, дверь была заперта снаружи.

— Вот как?! Я заметил, что ключ торчит в двери, но решил, что Обри отпер им дверь и не счел нужным вынимать его.

— Мисс Бомонт говорит, было по-другому. Она постучала несколько раз, никто не ответил, тогда она сама отперла дверь и обнаружила Обри на полу.

— Что еще, Билл, она сказала?

— Что в последнее время у Обри появились трудности. Полно было всяких свар из-за контрактов, гастролей и ролей. Многие на Обри обозлились, а с Джоном Терри он вообще рассорился вдрызг. И еще мисс Бомонт слышала — и это подходит к вашей идее, сэр, — что сегодня Обри за что-то взъярился на Хедли Уайта, она только не знает за что. Да и сама мисс Бомонт в последнее время не раз спорила с продюсером — она честно в этом призналась.

— Она, наверное, как раз ситуацию в театре имела в виду, когда сказала, что Обри не заслужил того, что с ним случилось: то есть он многих восстановил против себя, но не до смертоубийства. А Лидия не упомянула некую Маккракен?

— Упомянула, сэр. Эсме Маккракен — помощник режиссера. В театре есть такая традиция: в конце спектакля трое актеров поднимают бокалы за успех, а мисс Маккракен организует стол. По мне, так они ищут лишний повод выпить. Так вот, мисс Бомонт сказала, что сегодня было по-другому, потому что к ним присоединился Обри, и получилось все довольно мерзко.

— Лидия это сама видела или просто от кого-то слышала?

— Сама видела. Они выпивают перед тем, как все выходят на поклон, так что мисс Бомонт находилась за кулисами.

— И вы говорите, что стол для этих актеров всегда готовит Маккракен?

— Она или Уайт — тот из них, кто дежурит. А почему вы о ней спрашиваете?

Пенроуз указал на пачку писем, найденных им в ящике стола:

— Это все от нее. Из того, что я понял, она себя воображает драматургом. Поначалу она писала очень вежливо: просила прочитать ее пьесы и рассмотреть их к постановке. А Обри, видно, их игнорировал, потому что скоро от ее почтительности не осталось и следа: Маккракен начала критиковать все его постановки и сомневаться, что он вообще разбирается в пьесах. Она очень высокого мнения о своем таланте, а всех остальных в грош не ставит, но особенно ядовито отзывается о «Ричарде из Бордо» и о том, сколько он приносит дохода, — Маккракен обвиняет Обри в том, что у него душа не артиста, а коммерсанта. Удивительно, что он от нее не избавился; я, например, вовсе не уверен, что стал бы держать работника, который меня забрасывает такого рода письмами. У нее просто какая-то мания, а то и хуже. — Он протянул письма Биллу. — Все они написаны в течение трех месяцев, а последнее датировано сегодняшним днем. В конце его Маккракен совсем распоясалась, понаписав кучу всяких гадостей, и предупредила Обри: мол, он пожалеет, что не относится к ней всерьез. Может быть, она таким письмом просто пытается обратить на себя внимание, а может, это была угроза, и, судя потому, что случилось сегодня вечером, я склоняюсь к последнему.

Ну и дела, — протянул Фоллоуфилд, просматривая письма. — Ну что ж, добавлю ее в список подозреваемых, вместе с Уайтом и Симмонсом.