Мост Верразано - Александр Мирер

Действительно, несколько раз Берт брал у него напрокат видеокассеты с порнофильмами; действительно — для Нелл, любительницы этого жанра. Умник все-таки старался соблюсти реноме приличного обывателя средних лет и потому не желал появляться с такими заказами в лавках Хоуэлла, а хозяин здешней лавки был сверх всего университетским однокашником. Надо сказать, что сам Умник порнуху на дух не переносил, однако не мог отказать своей сладкой женщине в таком невинном желании. Он хмуро взглянул иа грязнулю и выудил из внутреннего кармана куртки дискеты. Положил на стол.

— Мне нужен компакт-диск с этой информацией. Это для компьютеров.

— Причуды богачей! — провозгласил хозяин. — Пиши чек, через неделю пришлю.

— Мне — нужно — завтра, — отчеканил Умник. — Завтра. К полудню.

— Совсем осатанел, — с удовольствием отметил кудрявый владелец лавки. — Окончательно. Знаешь, во сколько влетит? Они-то сделают, но вот сколько сдерут… За срочность — сотню, не меньше.

Умник достал чековую книжку.

— Пишу на двести, заплатишь, сколько спросят. Может, написать больше? У тебя-то на счету есть монета, а? Кудрявый первый раз улыбнулся.

— И сотню посчитай за срочную доставку, причем, — Умник наставил на него палец, — доставишь мне сам. Понял суть задачи?

— Полторы сотни, — быстро сказал лавочник. — Двадцать пять миль туда, двадцать пять обратно — недурно? Плюс потеря времени, упущенные заказы… Нет, Две сотни.

— Договорились. Пишу отдельный чек за доставку. — Он подумал. — Если будут трудности — любые трудности, например, они не согласятся на такой срок… все, что угодно, — садись в машину и вези дискеты ко мне. Если меня не будет дома… Та-а-к… Заходишь в кондо напротив моего дома, номер 11 — записываю вот здесь — и подсовываешь дискеты под дверь. Вот чек. — Он секунду помолчал и добавил:

— Ладно, хрен с тобой, давай какой-никакой новый порник…

Засунув кассету в освободившийся карман, он вышел из лавки и попросил Амалию снова сесть за руль. И всю неблизкую дорогу от Анн-Арбора до Хоуэлла, от своей альма-матер до дома, молчал.

Си-Джи проводил семью в изгнание. Именно так он и сформулировал себе — «в изгнание». Он старался быть ласковым и беспечным и поймал себя на том, что с удовольствием наблюдает за парнями — как они таращатся в окна вертолета, глядя сверху на столицу мира, «Па, это же твое здание, вон там?!» — визжал Клем-младший. Энн держала за руку мужа и молчала. Только в зале первого класса, когда мальчишки, отпихивая друг друга локтями, принялись играть в парную игру на компьютере, а старший охранник Николсон ушел за билетами, Энн сказала;

— Я все-таки буду звонить каждый день. Это хоть можно?

Клем кивнул, постарался улыбнуться. Пробормотал что-то успокоительное, что звонить можно хоть по три раза на дню, но только по секретному номеру, и что телефон все время будет у него при себе. Или у Джорджа Миллера — в особых случаях. Тогда Энн решилась сказать:

— Клем, я ему не верю.

— Потому что он черный?

— Ой, нет, нет… Не знаю, почему, Просто… С первого взгляда. Он тебя грудью не прикроет, я знаю. Я очень боюсь… мы же друзья, правда? Очень боюсь за тебя.

— За меня не надо бояться, сердечко, — уверенно сказал Клем. Он и взаправду не боялся. — Я подумаю насчет Джорджи, обещаю тебе. А ты, ради Христа, слушайся этого нового, Николсона. Насчет него — как у тебя с первым взглядом?

— Все в порядке, Клемчик.

Тут как раз Николсон и прибежал с билетами. Клем придирчиво осмотрел его еще раз и остался доволен. Своему знаменитому чутью на людей он доверял по-прежнему. Остальных троих — подчиненных Николсона — он видел и раньше, а садовника Ефраима знал давно, с того дня, как Мабен приставил его к дому.

Мальчики не хотели отрываться от компьютера, и Энн пришлось чуть повысить голос. Наконец услужающий при зале первого класса распахнул перед ними дверь — странная компания, думал Си-Джи, четверо нас, да еще шестеро телохранителей… По новому расписанию, меньше чем с двумя господин президент не имел права выходить на люди. Только на своем «директорском» этаже мог передвигаться в одиночку… Что же, до конца дней жить на такой идиотский манер?.. Он шел, обнимая за плечи обоих сыновей, — у старшего плечо было уже крепкое, почти мужское, а у малыша еще цыплячье. Николсон выступал впереди, как и положено начальнику группы, остальные шли тоже как полагается по их правилам — ромбом. Огромный терминал огромного аэропорта Кеннеди вокруг них прямо-таки кишел людьми, это опять-таки было непривычно, и Си-Джи подумал, что ведет неестественную, в сущности, жизнь, совершенно отвык от толпы, а ведь что может быть естественней для хомо социабилис, чем толпа?

Дошли до предпосадочного зала, куда войти без билета было уже нельзя, и Энн — будто сговорилась с мужем, — не прощаясь больше, не оборачиваясь, повела детей за барьер и дальше, к выходной двери. Оглянулся только Николсон. Видимо, правила охраны так велели — входить в посадочный рукав, контролируя пространство за спиной.

Все. Больше здесь делать нечего. Си-Джи повернулся и следом за Джорджем Миллером пошел к неприметному выходу из терминала. Он знал, что Джордж наверняка приказал охраннику, оставленному в машине, подогнать ее к этому выходу.

Так закончился понедельник для президента всемирно известной корпорации «Дженерал карз». И, словно пытаясь продлить этот день, он вернулся в небоскреб своей фирмы, в свой кабинет — не хотелось ему возвращаться в опустевший дом, да и дел накопилось препорядочно.

Первое, что он увидел, сев за стол, была распечатка электронной почты с его личного компьютера.

"Господину Клементу Гилберту. Вы нарушаете известный вам уговор своими контактами с прессой. Тем не менее уговор остается в силе при условии, что вы не будете, повторяем, не будете возобновлять эти контакты. В ином случае, имея в виду, Что устное соглашение имеет силу договора, мы будем вынуждены предъявить вам самые серьезные претензии».

Вот так… «Самые серьезные» — что это значит на их языке? То, что подразумевает Мабен?

За этот черный понедельник Си-Джи получил уже несколько оплеух. Счетом — три. Он рявкнул в интерком: «Кофе мне!», потом вскочил, содрал с себя галстук, метнулся в заднюю комнату и ополоснул лицо под краном. Прошел в кабинет, к бару, налил себе коньяку. Как любил говорить его отец: «Коньяк от всего помогает, Клемчик; видывал я, как людей с того света вынимали коньячком…» Полегчало. Он удерживался от необоримого желания — призвать к себе пресс-секретаря и приказать начать газетную кампанию сегодня же, немедля. Нельзя. Не меньше десяти часов еще надо ждать, пока Энн доберется до места. Только тогда он сможет действовать. И еще одно желание его обуревало — посоветоваться. Бессмысленно говорить с дядюшкой, этот старый хомяк будет блюсти свой собственный интерес — гонорар за посредничество и составление документов, жирный кусок…